На фоне бесконечного потока реальных и выдуманных новостей, которые спешат рассказать о себе звезды шоу–бизнеса, Лариса Долина выглядит отдельной планетой. Ей совсем не нужен пиар. Певица — обладательница уникальных вокальных данных и сильной актерской энергетики. А этого, как показывает время, вполне достаточно для прочной и многолетней зрительской любви.
Мы встретились на «Славянском базаре», где народная артистка России возглавляла жюри Международного конкурса молодых исполнителей эстрадной песни «Витебск–2013».
— До сих пор помню, как четверть века назад открывала концертную площадку Летнего амфитеатра. Моей дочери тогда было 6 лет, я привезла ее с собой. Для нее Витебск — одно из первых осознанных воспоминаний. А для меня этот город — это всегда радушный прием и любовь белорусских зрителей. За 25 лет он не растерял свой шарм и особую атмосферу. Изменился сам город, но не его дух — всегда такой светлый и теплый. Поэтому из года в год с удовольствием возвращаюсь на сцену витебского амфитеатра.
— Будучи в жюри конкурса, вы предъявляли высокие требования к вокальным данным. А что вас покоряет в артисте в первую очередь: харизма или все–таки голос?
— Харизма однозначно стоит на первом месте. Да, случается, что на сцену выходит совершенно безголосый певец. Но он может быть обладателем настолько мощной энергетики, от которой в буквальном смысле никуда не деться — она покоряет и растворяет в себе без остатка. И это то, чем нужно брать зрителя. Любой артист должен не только знать ноты, но и иметь внутренний стержень, а также способность донести до слушателя смысл песни. Я за то, чтобы всем музыкантам преподавали актерское мастерство. Потому что песня — это тот же актерский монолог. Спеть правильно по нотам очень просто. А прочувствовать песню — тяжело, на это способны единицы. Голоса нужны в опере. На эстраде нужна харизма.
— В вашем личном списке предпочтений есть такие харизматичные исполнители?
— Леонид Агутин. От его голоса и энергетики у меня мурашки по коже, а песни трогают до глубины души. Еще я, кстати, частенько слушаю тяжелый рок.
— Не могу даже представить вас в наушниках, в которых играет, например, группа «Металлика»...
— Я отдаю предпочтение не металлу, а мелодическому року. Очень люблю «Дип Перпл». Из последних открытий — канадцы из «Никэлбэк». Я даже специально ездила в Петербург на их концерт. Еще я страстная поклонница оперы. До сих пор храню впечатления от концерта Анны Нетребко.
— Вы, пожалуй, самая известная джазовая певица на просторах бывшего Советского Союза. Не было ли соблазна уехать в Штаты и заняться певческой карьерой там, на родине джаза?
— Нет. Я отчетливо осознаю, что на голливудских холмах никогда не стала бы ни второй, ни третьей, ни даже десятой Эллой Фицджеральд. В Америке полно своих талантов, я там не нужна. Здесь, в России, я состоялась как певица и занимаю свое место в отечественном шоу–бизнесе. Другого мне не нужно. К сожалению, когда ты известен в России, ты популярен только в России. Когда ты известен в Америке, ты популярен во всем мире.
— Кто был для вас первым джазовым открытием?
— Как у всех — Элла Фицджеральд, Дюк Эллингтон, Луи Армстронг, естественно... И Рэй Чарльз.
— У нас, в Беларуси и России, умеют слушать джаз?
— Знаете, я была поражена, когда несколько лет назад мы с биг–бэндом Игоря Бутмана поехали в трехнедельный тур по городам Сибири и Дальнего Востока. На концертах яблоку негде было упасть! Да, на афише стояли громкие имена, и это наверняка многое определило. Так получилось, что я завоевала любовь зрителей одними песнями, а теперь они слушают уже совсем другой репертуар в моем исполнении. И им нравится, что самое главное.
— На хорошую музыку есть спрос?
— Массовый вкус у нас, конечно, ниже, чем на Западе. Мы всегда и во всем опаздывали и наверстать упущенное сможем не скоро — должно родиться еще не одно поколение. Вы только вдумайтесь: у нас исполнители в жанре шансон собирают Кремль!.. Это какой уровень образования должен быть у людей? Телевидение туда же — бесконечные однообразные боевики и сериалы, сплошное зомбирование людей. И ведь ничего не меняется, индустрия не движется вперед.
— А что нужно для того, чтобы сдвинуть ее с мертвой точки?
— Многое. Не нужно идти на поводу у зрителей и петь форматные песни, написанные для эфиров радиостанций. Нужно делать хорошую качественную музыку. Уверена, что когда–нибудь настанет время, когда мы будем вести публику за собой, а не влачиться за ее желанием.
— В этом году исполняется 30 лет фильму Карена Шахназарова «Мы из джаза». Как оцениваете свою работу в ленте столько лет спустя?
— Неужели правда уже 30 лет прошло?
— Да, фильм вышел на экраны в 1983 году.
— Ничего себе, я даже и не подозревала о грядущем юбилее картины... Вспоминаю ее с большой теплотой. Я тогда была на шестом месяце беременности, поэтому физически было очень тяжело. Помню, как Карен забирал меня из роддома, где я лежала на сохранении, и привозил на съемки. А по поводу работы... Я — перфекционистка, поэтому всегда всем недовольна. Мне постоянно нужно все переснять и переписать. Но я научилась доверять людям и их мнению. Если режиссер говорит «хорошо», значит, так оно и есть. Если бы я все делала сама, то всю жизнь писала бы одну пластинку и снимала бы один фильм.
Советская Белоруссия №132 (24269). Пятница, 19 июля 2013 года.
