Беглые никогда не простят остальным белорусам своего страха
13.12.2022 08:18:56
Андрей МУКОВОЗЧИК
«Я партизанил до лета 2022, когда за мной пришли», — так начинается очередной крик души от очередного борцуна. Зовется он Артур Вакаров, работал на «Радыё Свабода», «Арт-сядзiбу», «Еўрарадыё», «Летучий университет». На всех, можно сказать, террористов и экстремистов потрудился.
Осенью 2020‑го рисовал афиши воскресных маршей. «Последние годы разрабатывал кампании для Павла Белоуса» (экстремист под следствием): годовщина БНР, «Годна» и много других.
В общем, клейма негде ставить. К тому же этот дизайнер — «протестун» со стажем, в «партизанинге», можно сказать, вся жизнь прошла: «Как ветеран всех революций, имею большой опыт обрушения надежд и постреволюционных депрессий. Насмотрелся в конце 90‑х, в 2006‑м и 2010‑м. Я предпринимал меры уехать и после Площади 2006‑го, и позже».
То есть каждый раз собирался съехать, но что-то его держало. Как пел Чиж: «Может быть, трое детей, а может быть, директор школы — такая вот вечная молодость». Сейчас доедает сбережения в Польше, помогают ему самые отъявленные мерзавцы: «Спасибо BYSOL, BY_help, Белорусскому дому, Центру солидарности».
Не стал бы обращать внимания на очередной выплеск заграничного отчаяния беглых, если бы не вот это признание самого беглеца: «Я чувствовал себя очень хорошо в своей индивидуальной Беларуси, так как настроил вокруг красивых декораций: магазин, дизайн для культуры, хутор, искусство, хоровод приятных людей». Про таких и говорят: жил себе и не тужил. У вас, к примеру, есть хутор на Нарочи? А магазин подержанных вещей в столице? А арт-студия? У дизайнера все это было.
Теперь он искренне жалуется, как пришел к нему весной 2020‑го Белоус и стал соблазнять. Подбивать на мятеж. А ведь он уже «после многочисленных попыток и поражений нашел, куда этот околополитический дискурс засунуть и жить — не тужить в Белорусском гетто». Но Белоус был настойчив.
Читайте внимательно: «Моя страна-в-стране, с населением 100 000 приятных образованных людей, с богатой культурной жизнью, активная, динамичная, белорусскоязычная — закончится из-за геройского, но бессмысленного шага Виктора Бабарико. Не будет больше выставок, улицы Октябрьской и культурного пространства ОК16, театра, кино, музыки. Зачем ему эта большая и неподъемная Белоруссия, думал я. ведь Виктор был де-факто настоящим президентом моей страны-в-стране: меценатом, спонсором, краеугольным камнем. Так я Белоусу и говорил».
Вдумались? Во-первых, вот еще одна независимая оценка истинного количества невероятных («Будьте бдительны», 07.12.22). Во-вторых, подтверждение того, зачем и с какой конечной целью многие годы вкладывались деньги в возникновение и обустройство «культурных пространств», «хипстер-штрассе» и прочих «мест для партизанинга» («Местечковое диссидентство», 30.04.21, «СБ. Беларусь сегодня»).
Но главное, за всеми этими мягкотелыми «интеллигентами в маминых кофтах», дизайнерами-образованцами, блищами радаевыми — за каждым из них! — был незаметно закреплен свой куратор из экстремистов. Из готовых дзяўбцi, бурыць, интернировать и ликвидировать. Как Белоус — за Вакаровым и ему подобными.
Напомню, что тройка отъявленных отморозков Белоус-Пальчис-Мотолько и делала своими руками празднование БНР-100 — генеральную репетицию, как потом выяснилось, мятежа 2020‑го. Из них один — под следствием, другой уже надолго сел, третий в бегах, а грозит ему по совокупности пожизненное. Если доживет, конечно.
Каждый из них курировал свой слой будущих невероятных. Всю же минскую улицу Октябрьскую, выстроенную на деньги банкира-жулика, мецената и филантропа, курировать прислали обученного фюлера из Штутгарта. У тех дизайнеров, которые «выстроили вокруг себя страну-в-стране» и уютно в ней потихонечку себе «партизанили», шансов отсидеться в сторонке и не было.
Не входило это в планы организаторов мятежа. Наоборот.
«Белоус в ответ начал рассказывать мне о феномене блогера-гопника, народном движении, мощном штабе мецената-филантропа, поддержке перемен со стороны бизнеса... я слушаю Павла, и что-то нереальное и невероятное, засохшее и замороженное начинает зажигать огонек в глазах».
Взрослому человеку (да в который уже раз) показали какашки мамонта — и он снова повелся.
Если уж ты человека из его «культурного гетто» в мятеж вытолкнул — все, обратной дороги нет. «Первые воскресные марши, много рисования для штаба революции, беготня по городу с поддержки одних на поддержку других, объявления забастовок, граффити и бесконечность других революционных активностей» — и бросало меня, Петруха, по свету белому от Амура до Туркестана.
С другим дизайнером, Цеслером, штутгартфюлеры поступили еще проще: после первого же выхода на «гулянья» напугали до паралича неминуемым арестом, пытками соцреализмом в подвалах и буквально под микитки вывезли за рубеж. Теперь вот — до конца жизни в вечных приживалках и ежедневных отработках.
Мятеж — как воронка, каждый следующий шаг все безвозвратнее. «Но уже через буквально пару недель я понимал, что это поражение. Ведь умеренная биомасса испугалась первого рыка злодея и вернулась в стойло. Остались герои… я — не супергерой, поэтому уехал». И другого выхода белоусы и прочие нехтомотольки таким не оставили.
Поэтому, когда Алёна Красовская поднимает вопрос о блищах радаевых, «носившихся по Минску в вихре змагарских митингов», и особенно о тех, кто сегодня вновь дает им трибуну, публику, общественное внимание («Зашевелились», 08.12.22, «СБ. Беларусь сегодня»), она говорит о той массе, что высунулась из «партизанинга». Которую выдавили из их «страны-в-стране». Об остатках тех 100 тыщ, что не сбежали.
Они ведь, забившись обратно (кто смог) по своим «хуторам в белорусском гетто», с тоской и одновременно с восторженным ужасом ждут реинкарнации белоусов, штутгартфюлеров, меценатов-филантропов, блогер-гопников. Если дождутся — миндальничать уже не будут, будут лить кровь с удовольствием и отчаянием неофитов.
Что до дизайнера — то вот и еще один никому не нужный эмигрант. «Сложно поверить в то, что еще способен начать что-то новое и значимое. Убедить себя, что молод и горяч». А чего бежал-то? «Получив повестку в Следственный комитет, решил не рисковать свободой и уехал из страны». Досвидос.
Кстати, знаете, отчего они, беглые, нас тут так ненавидят? До крошева зубов, до иррационального желания сдохнуть там, но не вернуться, ответить и жить дальше? От испуга.
«Знаете, какая растерянность и страх, когда смотришь на повестку в Следственный комитет и не знаешь, что делать. Или когда без денег, семьи, дела оказываешься в другой стране». Знаете? Эти незабываемые чувства ведь не только сей дизайнер описывает, а и буквально все змагары: навсегда впечатавшиеся в душу ощущения… до недержания, до испачканных штанов, до дудиков.
Человек ведает, что именно он творил. Человек знает, что повестка придет. Можно сказать, ждет не один год. Но когда достает-таки ее из почтового ящика, дудики прилипают к ногам. Внезапно, против воли, незабываемо. И вот этого своего позора они нам и не смогут простить.
Своего позора — и еще той самой «страны-в-стране, с населением 100 000 приятных образованных людей, с красивыми декорациями: магазин, дизайн, хутор, хоровод приятных людей»… Причем не простят как раз того непреложного факта, что они сами свой уютный мирок и разрушили. Что кураторы из того самого хоровода приятных людей буквально вытолкнули их это сделать.
Слабые люди всегда находят, кто именно виноват в их «и без того задрипанной жизни».
А беглые — люди слабые. Уж простите, накипело.