На третьем десятке своего существования суверенная Беларусь переживает кризис роста, но никак не кризис своей государственной модели. И имеет все шансы развиться в уникальный геополитический феномен.
В начале девяностых распад общей великой державы привел к появлению множества “осколков”, стремящихся к независимости и в то же время претендующих в той или иной степени на объединительное начало, эдакий полюс притяжения. За это время одни интеграционные структуры показали свою несостоятельность, иные трансформировались, третьи получили развитие на качественно новом уровне. Какой путь прошла за эти годы Беларусь и каково место нашей страны в современной геополитической мозаике мира? Об историческом и глобальном значении двух десятилетий белорусской независимости корреспондент “НГ” побеседовал с известным белорусским политологом Юрием ШЕВЦОВЫМ.
— Юрий Вячеславович, об истоках белорусской независимости и государственности историки, политологи и аналитики спорят по сей день. Стартовой точкой считают провозглашение БССР, создание БНР, принятие Декларации о независимости и суверенитете и так далее... А как бы определили этот ключевой момент вы?
— Днем Независимости мы считаем день освобождения Минска от немецких оккупантов. А Минск был столицей БССР. Значит, и белорусская государственность пошла от момента создания БССР. Не будь ее, мы не отмечали бы даже на символическом уровне День Независимости именно в этот день. И в юридическом, и в социально-политическом, и в культурном смыслах белорусская государственность стартовала именно с момента создания Белорусской ССР. БНР же была просто символическим шагом, не имевшим никакого практического воплощения. Тем более что часть ее деятелей принимала участие в передаче властных полномочий БССР — отправной точке белорусской государственности.
— Именно поэтому в государственной символике Республики Беларусь видятся пусть несколько видоизмененные, но узнаваемые признаки символики БССР...
— Конечно. Это и есть преемственность.
— Ученые уверяют, что любые N-нарные системы (и в науке, и в геополитике) рано или поздно трансформируются в бинарные. И мир рано или поздно становится двухполярным. Согласны ли вы с этим и где в таком случае видите место нашей страны в подобной системе?
— Здесь можно говорить о разных типах логики. То, о чем говорите вы, — это так называемая аристотелева логика. Но если оставить вопрос о типах логики в стороне, мне кажется, что на планете наблюдается ускоренная тенденция формирования монополярного мира, хотя она и непоследовательная. В масштабах планеты возникла научно-технологическая пирамида, опирающаяся на успехи, достигнутые в основном в странах Западной Европы и США. И эта пирамида поглотила собой альтернативные: мы пользуемся процессором Intel, системой интернет, мода и искусство диктуются американцами и т.д. И это влияние усиливается. Всем известно, что представляют собой военный бюджет и мощь США и что есть у всех остальных стран. Поэтому мы наблюдаем ситуацию, при которой имеется один ярко выраженный планетарный лидер.
Однако США не доминируют однозначно на планете. Сегодня имеются страны, в той или иной степени независимые от США. Скажем, Китай может позволить себе большую степень независимости, нежели Гондурас, Ливия и Иран — построение независимой политики. Американское доминирование не является тотальным, но оно есть, и это составляет сегодня основное содержание эпохи. И второй державы, способной противопоставить себя США, сейчас не существует. Но есть множество стран и союзов, которые обеспечивают высокую степень своей независимости и автономности, не бросая при этом прямого вызова планетарному лидерству США. Беларусь — одна из таких стран.
— А ведь американцы были не прочь сделать Беларусь своим союзником. Вспоминается первый в истории официальный визит президента США в Беларусь в январе 1994 года: лимузин с зелеными окнами, негры-снайперы на крышах домов у площади Победы... Что было целью того приезда — создание пресловутого “санитарного кордона” вокруг России?
— Да, прежде всего замкнуть “цепочку”. А также все, что связано с вывозом ядерного оружия с нашей территории и вообще с судьбою советского ядерного потенциала. Это были, видимо, две главные цели Клинтона относительно Беларуси. Тогда ему удалось решить, как всем известно, лишь вторую из них.
— В своей книге вы отмечаете: “Целая постсоветская европейская страна много лет проводит политику, которая никак не вписывается в постсоветские стандарты... Ни одна бывшая советская республика и ни одно бывшее европейское “социалистическое” государство не пошли таким путем”. Каковы причины выбора этого “другого пути”, в чем суть белорусской модели?
— Основная причина, как и у всех постсоветских и постсоциалистических государств, — то специфическое наследство, которое осталось от Советского Союза. В основе своей экономики Беларусь получила огромный комплекс экспортно ориентированных перерабатывающих предприятий. И значение их было столь высоко, что отказаться от них в угоду “шоковой терапии”, как это было в Литве, Латвии, Польше и Украине, Беларусь не могла: отказ от этого наследия означал бы возникновение широкого спектра нерешаемых проблем. Поэтому Беларусь столкнулась с необходимостью реформировать свою экономику по иной модели, нежели другие страны. В частности, стремиться за счет внутренней мобилизации и активной внешней политики создать условия для функционирования этих предприятий. И только затем реформировать остальные секторы экономики. Это совершенно другой путь развития, чем у иных постсоветских государств.
— Оправдал ли он себя с позиций сегодняшнего дня?
— Я думаю, он оказался успешным. А то, что мы наблюдаем сегодня, это всего лишь кризис роста и в какой-то степени отголосок мирового кризиса. Но никак не разрушение самой модели...
— ...А достоинство любого правительства не в умении избегать кризисных явлений в экономике (это, увы, из сферы фантастики), а в способности эффективно их преодолевать...
— Разумеется. Вспомните, какой кризис пережили США в 30-е годы. А сейчас что? Из любого кризиса есть два пути: вверх или вниз. Но задача любого правительства, раз уж эти люди пришли к власти, — обеспечить стране выход из него.
— Влияет ли, на ваш взгляд, ментальность людей на уровень их жизни?
— Белорусы — народ, сформировавшийся на базе крестьянской культуры и по инерции несущий именно крестьянское мировосприятие. Они обладают склонностью к определенным родам занятий и несклонностью к другим. Это изживается со временем, но всегда будут оставаться занятия, к которым народ склонен и к которым не склонен. Скажем, сейчас белорусы в основном несклонны к тем родам деятельности, в которых присутствует эдакий элемент театральности, — коммивояжерству, рекламной подаче себя. Они рассуждают более жесткими, суровыми категориями. Поэтому в советское время белорусы делали хорошую карьеру в силовых структурах, в инженерной сфере. То есть в тех областях, где требуется систематическое и творческое мышление. А вот в торговле их позиции были не столь сильны. Подобное наблюдается у всех крестьянских наций — у сербов, болгар, македонцев, украинцев. Да и у россиян.
— Давайте о них как раз и поговорим. Тема белорусско-российских отношений в последние годы подвергается некоторой ревизии, но все же нельзя не заметить, что стратегическое партнерство Беларуси и России обусловлено не только общим историческим прошлым. Оно заложено едва ли не на генетическом уровне. Какие формы приобретет это партнерство в средне- и долгосрочной перспективах? И как это влияет на взаимоотношения с Западом?
— Думаю, прогнозы следует строить исходя из того, как будет развиваться наш валютный кризис. Нужны ли будут западные кредиты? С другой стороны, крупное промышленное производство — основа белорусской экономики, которая способна функционировать лишь в случае доступа на внешние рынки сырья и сбыта. А рынком номер один для нас является Россия. Россия огромна, но процентов 80 всех ее средств концентрируется в Москве, которая находится совсем рядом. И как бы ни складывались наши отношения, Беларусь будет в той или иной степени иметь свой сегмент московского рынка.
При любом дрейфе на Запад Беларусь сохранит тесные союзнические отношения с Россией. Но в силу того, что у нас разные типы экономик (в Беларуси — перерабатывающая, в России — сырьевая), отношения между нашими странами всегда будут шероховатыми, будет недопонимание элитами друг друга. Думаю, нынешнюю кризисную фазу мы скоро переживем и вернемся к прежним отношениям с Россией — тесным и союзническим. Пусть и не без шероховатостей. О введении же единой валюты и подписании Конституционного акта, думаю, говорить пока не стоит. Если мы сделаем следующий шаг в интеграционном направлении — например, пойдем на подписание Конституционного акта и создание в Союзном государстве наднациональных органов управления, это вызовет неприемлемое для сегодняшних россиян политическое влияние Беларуси в России. Потому они препятствуют этому, сдерживая развитие интеграционных отношений. Отсюда и перенос акцентов с Союзного государства на Таможенный союз и ЕЭП. В союзном госстроительстве это, конечно, шаг назад. Правда, не очень болезненный, ведь все уже достигнутое нами остается.
— Юрий Вячеславович, в заключение — своего рода резюме. Если тезисно и лаконично подвести итоги двадцатилетия белорусской независимости, то можно сказать, что...
— ...Построена независимая уникальная государственность на базе своеобразных управленческих решений. И эта государственность, и эти решения имеют все возможности, пережив нынешний кризис роста, развиваться и далее в интереснейший феномен. За 20 лет Беларусь, отформатировав все институты независимого и сильного государства, вышла на уровень самостоятельной и глобальной внешней политики. Это был успешный период развития в сложную для всего постсоветского пространства эпоху.
