Сегодня праздник у 920 тысяч учеников — День знаний, долгожданная встреча со школой после беззаботного лета. Букеты, шары, торжественные линейки, первые звонки... 3.440 школ по всей стране прихорошились к этой дате! Учителей, как всегда, завалят цветами и поздравлениями, и мы безошибочно потом будем выделять их в толпе — нарядных, счастливых, растроганных... Мы любим повторять, что в этой профессии не может быть случайных людей. Но, увы, в последнее время все чаще педагогические специальности становятся своеобразным «запасным аэродромом» для обладателей низких баллов в сертификатах и аттестатах. Профессию учителя многие выбирают совсем не по велению души. Кто–то в свое время не смог стать студентом педуниверситета, допустив в экзаменационном диктанте всего 2 ошибки. А нынче некоторые первокурсники делают по 36 ошибок в простом тексте из двухсот слов. Когда–то, заметил на недавнем совещании педагогического актива Александр Лукашенко, в эту сферу шли лучшие из лучших: «Непросто было оказаться достойным высокого звания или призвания Наставника». А сейчас? Как поднять престиж профессии учителя на новую высоту? В конференц–зале «СБ» накануне Дня знаний этот вопрос обсуждали начальник управления высшего и среднего специального образования Министерства образования Юрий МИКСЮК; ректор БГПУ им. Танка Петр КУХАРЧИК; председатель Постоянной комиссии по образованию, культуре, науке и научно–техническому прогрессу Палаты представителей Национального собрания Владимир ЗДАНОВИЧ; член Общественно–консультативного совета при Администрации Президента, заведующий кафедрой педагогики и психологии МГИРО Юрий ЗАГУМЕННОВ и учитель математики СШ № 19 Минска Александр Фельдман.
«СБ»: Чем объяснить, почему у нас самый низкий конкурс и недоборы именно на педагогические специальности?
П.Кухарчик: В 1960–х годах в Белоруссии было 60 тысяч студентов на всех формах обучения. Сегодня — почти в 8 раз больше. Массовое высшее образование привело к тому, что специальности педагогического профиля стали менее престижны (массовое, в принципе, не бывает престижным!). В результате предпочитают идти на менеджера, чем изучать математику или физику. Потому что это тяжелые предметы. А как менеджер будешь получать значительно больше, чем учитель математики, физики.
В.Зданович: Почему раньше в деревне снимали перед учителем шапку? Потому что только у него в деревне было высшее образование. Теперь же буквально каждый человек может гордиться таким дипломом, а то и не одним. И уже сложно создать такую ауру вокруг себя, что ты самый образованный в округе человек. Отсюда и отношение.
«СБ»: Раньше учитель и книги были единственным источником знаний. А сегодня школьники в некоторых вопросах лучше подкованы, чем их педагог, которому приходится конкурировать с целым интернетом...
В.Зданович: Не надо забывать, что и самому учителю нужно очень сильно заботиться о своем реноме. Но пока у него нет на это времени, да и зачем ему совершенствоваться, пытаться успеть за информационным прогрессом? Нет стимула к росту. Какой у учителя карьерный рост? У военного — звания, которые не только звездами вознаграждаются, но и приличной заработной платой. А у учителя целая рота учеников и никаких звезд, чинов...
Ю.Загуменнов: В царской России учительство приравнивалось к «Табели о рангах»!
В.Зданович: К этому, уверен, и надо вернуться. У нас слишком маленькая градация: без категории, первая, вторая и высшая. И в деньгах разрыв микроскопический. Он не стимулирует к творчеству.
Ю.Миксюк: Я согласен, что должны быть горизонты. Как у ученых, которые достигают определенных высот, становятся академиками, очень уважаемыми и достаточно обеспеченными людьми. Возможно, учительский состав тоже должен иметь такие перспективы роста. Это важно для молодежи.
В.Зданович: Как– то незаметно сфера образования стала относиться к обыкновенной сфере услуг. К учителю начали относиться как к человеку, который должен что–то произвести. То есть начали и на него распространять экономические методы. А у него товар один — ученик. А какое его качество, как оценить этот товар — никто в обществе не знает. Комбайнер намолотил сколько–то тонн зерна, сразу виден результат, сразу почет и уважение. А эффективность учителя? Ее сложно измерить.
«СБ»: К медикам тоже отношение потребительское, но эта профессия по–прежнему ценится, судя по конкурсу в медуниверситет...
Ю.Миксюк: Врач, он вылечил или не вылечил. Там сразу виден итог работы. И соответственно благодарность сразу. А тут результат опосредованный. Мы получили технологии или нет? Если нет, то почему? Потому что в школе плохо учили или в вузе? Учитель имеет дело с нашим будущим. Поэтому мы должны иметь возможность отбирать лучших абитуриентов. В учителя никогда не шли, чтобы заработать много денег. А сегодня зарплата — один из критериев, по которым абитуриенты выбирают профессию. Но это не массовое явление. Если смотреть на баллы, с которыми поступают в педуниверситет, то они доходят до 300. Везде есть мотивированные.
П.Кухарчик: Да, есть и 300. Например, на специальность «История» 253 — 230 — проходной балл на бюджет. «История. Социально–политические дисциплины» — 266 баллов, «Логопедия. Специальная психология» — 285. Хотя психологи не так востребованы в школе, как математики и физики.
В.Зданович: Вы спрашиваете, почему не идут в педагогические вузы. Идут. Видите, есть много специальностей, где и конкурс, и платные места все заняты. Но почему? Вы думаете, эти люди планируют связать свою жизнь со школой? Совсем не обязательно. Дело в том, что психология и история в том числе дают человеку возможность, помимо школы, найти работу с хорошей заработной платой, с хорошим достатком, почетом и уважением. А школа — запасной вариант. Они планируют: я окончу факультет психологии, но не буду работать в школе психологом и с детьми разбирать их конфликты, я пойду в практикующие психологи, ко мне будут приходить люди, я буду предсказывать им судьбу, успокаивать и за это получать приличное материальное вознаграждение. Вот в чем корень. Прагматизм все равно на первом плане. Идут туда, где хороший заработок, где профессия гарантирует благополучие.
П.Кухарчик: В советские времена, когда обычная стипендия в вузах была 35 рублей, радиофизики получали 45, а кто с отличием учился — 56 рублей, потому что оборонная промышленность нуждалась в этих специалистах. Дальше необходимо было математическую науку поднять, студентам по специальности «Прикладная математика и информатика» тоже повысили стипендию до 45 рублей. Поэтому как вариант можно на педагогические специальности увеличить стипендию на 40 процентов, чтобы привлечь лучших.
«СБ»: Есть ли у нас сейчас дефицит педагогов?
П.Кухарчик: Буквально вчера были звонки в отдел кадров университета. Солигорский район просит преподавателей химии, Копыльский — английского, физики, математики, химии, биологии, информатики, дефектологов. Минский район — учителей начального образования, математики, английского, истории, географии. Минск — воспитателей, учителей начальных классов, математики, физики. Что получается? В СМИ говорят: нам нужны инженеры, компьютерщики, технологи. Но никогда я не слышал, что нужны педагоги. В прошлом году мы не удовлетворили больше половины заявок школ на преподавателей физики, математики, информатики. В этом году похожая ситуация: на математиков–информатиков 96 заявок от районов, удовлетворили 61, по физике–математике закрыли 16 вакансий из 40, осталось пустовать и 21 рабочее место по физике–информатике. В этом году увеличили прием на физико–математические специальности, но учить... некого.
«СБ»: Откуда же такой спрос, если количество учеников в школе уменьшается?
В.Зданович: Действительно, за последние примерно 12 лет детей стало меньше в школах на 600 тысяч. А вот учителей — всего где–то на 18,5 тысячи. Соответственно на них очень маленькая нагрузка. Почему не идут на физику? Мало того, что сложно учиться и надо обладать определенными мозгами, потому что к ученикам не выйдешь, не зная формул и не понимая материал, так еще и часов стало меньше! Пришел в деревенскую школу молодой талантливый физик, а у него зарплата будет микроскопическая, потому что часов физики мало. Его начинают загружать всем и всяким. И он растворяется как учитель. Какой смысл ему идти в школу, если в следующем году будет еще меньше детей (по стране — примерно на 35 — 50 тысяч ежегодно)? Проблема нехватки учителей наблюдается в сельских регионах, причем именно по математике и физике. По другим предметам их переизбыток. А если товара переизбыток, какая цена ему? В Дрогичинском районе не могут устроиться ни учителя начальных классов, ни учителя белорусского языка. Их нынче готовят Брестский университет, Барановичский университет плюс БГПУ им. Танка, БГУ и другие вузы.
Ю.Миксюк: Если бы у нас кадры хорошо закреплялись на местах, если бы они не уходили, нам не надо было бы так много готовить учителей. Это касается как раз физиков, математиков, информатиков, химиков, которым легче найти себе применение в других сферах деятельности. В этом вроде ничего плохого и нет, но мы оголяем очень важный учительский кадровый корпус.
«СБ»: Но если в педагоги идет выпускник, который в школе учился на «тройки» и «четверки» по 10–балльной системе, то какой учитель из него получится?
А.Фельдман: Мое твердое убеждение — если в школе ученик не научился решать задачи по физике, по математике, он вряд ли овладеет этой наукой и в стенах вуза. Для этого нет времени, возможностей, способностей. На мой взгляд, очень вредным является появление решебников. Я был поражен, когда весной в продаже увидел решебник экзаменационных материалов под редакцией Национального института образования. Причем за этот сборник я выше «восьмерки» не поставил бы. Издают и готовые домашние задания. Надо запретить это! Я позвонил в одну коммерческую организацию по поводу их решебника. А мне говорят: «Вы знаете, в селе некоторые учителя не могут решить задачи». Но не таким же образом нужно снимать проблему! Петр Дмитриевич, а отсев у вас какой?
П.Кухарчик: За прошлый учебный год, за два семестра, отчислили 571 студента с дневного отделения и 417 — с заочного. Из них за неуспеваемость и по собственному желанию (что фактически то же самое) — 834 человека. И эта цифра из года в год одна и та же. Мы дорожим своим дипломом. Я жестко требую. Иначе какого мы выпустим специалиста? Приведу пример: из Березинского района поступал парень по целевому направлению на физику. У него по тестам физика — 7, математика — 9. Это нужно еще постараться, чтобы ничего не ответить! Уверен, 10 — 15 баллов можно набрать, даже ничего не зная. В итоге абитуриент поступил, но учиться не смог. Ни математики, ни физики он не знал. Мы его отчислили.
Ю.Миксюк: Требования вуз старается предъявлять высокие, чтобы обеспечить авторитет своего диплома. Это правильный подход. Если человек не может учиться, нельзя его тянуть.
А.Фельдман: Мы все время говорим о баллах. А что за ними стоит? Ведь уровень тестов весьма средний, за исключением 2 — 3 задач. За ними стоит невысокий уровень развития выпускника. Петр Дмитриевич, ваши преподаватели довольны уровнем подготовки абитуриентов?
П.Кухарчик: О чем вы?! Жалуются: «Поговорить не с кем!»
«СБ»: Получается замкнутый круг: слабые ученики идут в педагоги, возвращаются в школу и готовят еще более плохих учеников... Так кого нужно лучше учить: яйцо или курицу?
А.Фельдман: На мой взгляд, серьезную ошибку допустили, когда математику свели до 4 уроков в неделю. Это предмет, образующий систему мышления человека. Как показали исследования в 1994 — 1995 годах, уменьшение часов математики на 1 в неделю приводит к ухудшению успеваемости по всем остальным предметам на 10 — 12 процентов. Научно доказано, что недопустимо уменьшать часы математики более чем до 6 часов. К чему мы приходим? К тому, что все чаще встречаемся с людьми необразованными. Мое глубокое убеждение: без хороших знаний математики не будет достаточного количества хороших учителей, инженеров, врачей, рабочих. Известный польский математик Гуго Штейнгаус сказал так: если двум людям поручить выполнить некоторую работу, с которой они не знакомы, но один из них математик, а другой — нет, то математик ее сделает лучше.
Ю.Загуменнов: Как представитель Международного бюро просвещения ЮНЕСКО по странам СНГ хочу привести зарубежный опыт. Финляндия занимает по качеству знаний лидирующие позиции. Когда мы спрашиваем, за счет чего вы добиваетесь результата, несмотря на программы, подходы, они говорят: высокий профессионализм и мотивация учителя. Дальше возникает вопрос: а как они этого достигают? Почему у них 40 процентов мужчин в школе (на разных ступенях по–разному), почему только 12 процентов от желающих они могут принять на педагогические факультеты? Да, не последнюю роль играет зарплата: если средняя по Финляндии — 2,5 тысячи евро, учительская средняя — 3 тысячи евро. Но главное — это отношение к учителю, его защищенность.
П.Кухарчик: Когда я говорю об увеличении зарплаты учителям, мне отвечают, что я предлагаю банальное решение. Но как иначе удержать хорошего специалиста в школе? Я беседовал с нашими выпускниками–физиками. Они едут по направлению учителями на 2 года, но уже через год небольшие коммерческие структуры, связанные с IТ–технологиями (они есть в любом районном городе), находят наших физиков. И максимум, что они отработают в школе, — 2 года. А потом уходят, потому что заработная плата несоизмерима.
Ю.Миксюк: Учительская профессия — это неденежная профессия. Тем не менее учитель должен зарабатывать достаточно, чтобы иметь возможность работать с полной самоотдачей.
П.Кухарчик: У нас хорошие связи с Московским городским педагогическим университетом. Я посмотрел их документы: доплата молодым специалистам в течение первых трех лет работы — 40 процентов ставки, а тем, у кого диплом с отличием, — до 50 процентов. Почему бы не взять и нам это на заметку? Кроме того, нужно делать бесплатным либо доплачивать (15 процентов от ставки) за проезд учителям, которые из районного центра ездят на работу в деревенскую школу.
А.Фельдман: Сомневаюсь, что даже эти меры привлекут мужчин в педвуз.
П.Кухарчик: Мужчин — нет. Но я бы хотел, чтобы все–таки со 120 баллами не поступали на матфак.
В.Зданович: Два момента, которые всегда привлекают мужчин при выборе работы: какая зарплата и можно ли вступить в кооператив и получить жилье. Решить одномоментно эти два вопроса только для педагогов–мужчин мы не сможем. Потому что женщины скажут: простите, а мы чем хуже? Ведь не важно, кто в школе работает, главное, чтобы талантливый педагог был.
А.Фельдман: Может, давать учителю служебную квартиру, которая через 10 лет работы в школе переходила бы в его постоянное владение?
В.Зданович: Можно эту проблему начать решать за счет поддержки семей педагогов, когда и муж, и жена — оба учителя, для них выделять жилье. Тогда они будут закрепляться вместе в том регионе, куда их направят.
П.Кухарчик: В агрогородках выделяют домики.
В.Зданович: Да, но только в тех случаях, когда обеспечены жильем работники СПК. Тогда лишнее могут выделить. Это проблема серьезнейшая. Любой бы пошел в учителя, зная, что получит жилье и заработок.
А.Фельдман: Когда учитель уходит на пенсию, чтобы получить максимальную зарплату, у него должен быть стаж 45 лет, значит, он должен работать с 15 лет. Вот я вышел на пенсию — стаж застыл. Мы платим отчисления в пенсионный фонд (небольшие, правда), но стаж уже не идет. Это тоже проблема, над которой можно было бы подумать, чтобы доход продолжал увеличиваться со стажем. Или когда учитель выходит по выслуге лет на пенсию, он уже не может работать учителем, почему бы ему не разрешить остаться в профессии? Кроме того, обидно мизерны деньги за методическую литературу, которые получает учитель: 7.500 рублей, и эта сумма уже много–много лет не меняется. Мне, чтобы подписаться на «Настаўнiцкую газету», нужно отдать около 70 тысяч рублей за полгода! Но есть ведь и другие издания, книги, которые желательно было бы приобретать. Подписываюсь давно на российскую газету «Математика». Так за второе полугодие заплатил почти 400 тысяч.
В.Зданович: Средняя учительская зарплата по стране — 1,5 млн. рублей. Если посмотреть на работников некоторых других профессий, там зарплата гораздо ниже, и тем не менее интерес к ним более высокий. Почему? Проще получить эту сумму с меньшими усилиями. Потому что учителю, чтобы заработать такие деньги, нужно работать день и ночь. И это еще одна проблема. Человек отработал смену на заводе, получил свои полтора миллиона и предоставлен сам себе и своей семье. У учителя так не получится. Он не будет видеть собственных детей и жену. Ему нужно постоянно готовиться к урокам. Читать, писать, проверять тетради. У него загруженность 100–процентная.
«СБ»: Раньше было меньше обязанностей?
А.Фельдман: Раньше у учителя были профессиональные обязанности. А сейчас дополнительных, посторонних стало значительно больше. Профессиональные ушли на второй план. Учителю не дают возможности учить. У него очень много всяких дел. Много бумаг, отчетов, мероприятий. То надо идти на открытие памятника, то во Дворец спорта, где какой–то матч проходит. Невозможно нормально проводить факультативные занятия!
Ю.Миксюк: Такие сигналы идут. О том, что учителя перегружены. Мы стали анализировать, кто их загружает. Выяснилось, что местная власть очень много своих обязанностей перекладывает на плечи школы.
В.Зданович: Учитель сегодня отчитывается не по тому, как улучшилась успеваемость в его классе, а по количеству проведенных культурных и спортивных мероприятий, конкурсов плакатов, костюмов. Чем больше бумаг, тем лучше. И эта неопределенность обязанностей отталкивает людей от профессии. Вы можете сделать все хорошо, один конкурс провалить — и лишиться премии.
П.Кухарчик: Когда я общался с нашими заочниками, учительница из Березинского района рассказывала, что она в 6 часов вечера, в ноябре, должна знать, где находится ее ученица из неблагополучной семьи. А ученица эта проживает за 6 км от школы! И не дай бог что–то случится, ответственность будет лежать на учителе в первую очередь, на родителях — во вторую. Поэтому молодые специалисты и говорят: «Куда угодно, только не в школу».
«СБ»: Но успехи ученика — тоже награда для учителя. Если ученик победил на олимпиаде или научной конференции — учителю премия, почет и уважение.
А.Фельдман: Дадут премию один раз 100 — 200 тысяч рублей и все.
Ю.Загуменнов: А если в начальной школе конференций нет? А если лучшие ушли в лицеи и гимназии? Учителя себе учеников не выбирают. Работают с теми, кто сидит в классе.
А.Фельдман: Идеальный вариант был бы, если бы мы могли измерять не абсолютный результат, а относительный. Скажем, делал ученик двадцать пять ошибок, а теперь — пять. Вот подвиг учителя. Но учесть его сегодня, к сожалению, не получается, потому как пять ошибок — все равно двойка. Нельзя оценивать качество по баллам. Один ученик у меня получил единицу за четверть, другой — два. А качество у нас начинается с «шести». Как педсовет, так: «У вас низкое качество!» Надо прекратить в школах давление на учителей, укоряя их низкими отметками учеников.
Ю.Загуменнов: К слову, один из факторов, почему идут работать в школу в Финляндии, — то, что там учителю доверяют и качество его работы оценивают по конечному результату, в том числе на основе участия школьников в международных программах ПИЗА, ТИМС, ПИРЛЗ и др. Там нет многочисленных проверяющих органов, которые контролируют всех и вся. Раз в полгода учитель проходит собеседование со своим непосредственным руководителем, они обсуждают достижения на сегодняшний день и строят планы, что улучшить, нужна ли помощь. Педагоги могут самостоятельно разрабатывать свои собственные учебные планы — система образования основана на доверии, а не на контроле. Возможно, учитель — это тот человек, которому можно и нужно доверять, раз уж мы его допускаем к детям? Его, может, нужно проверять до того, как он придет в школу? Оценивать его навыки и склонности, когда он поступает или оканчивает институт. Но если он пришел в класс, зачем над ним постоянно стоять с указкой?
