От дальнего родственника дяди Алика мне досталась маленькая трофейная гармошка. До этого я «играл» на кирпиче. Привязав кирпич веревочкой и перекинув ее через плечо, я мог подолгу «играть», мурлыча знакомые мелодии и перебирая пальцами по кирпичу.
— Эй, гармонист, выгони курей из огорода! — кричала мама, отрывая меня от любимого занятия.
Когда появилась гармошка, я долго ее рассматривал, трогал клавиши, наконец накинул ремень на плечо и растянул меха. Гармошка издавала какие–то несуразные звуки, и как я ни старался, не хотела играть красиво. На кирпиче у меня получалось гораздо лучше. Маме надоело слушать мое рыпанье, она подсела ко мне и стала напевать: «Крутится, вертится шар голубой...» У нее хватило терпения много раз повторять эту мелодию, пока у меня не получилось нечто похожее на то, что она пела. С этого дня мама частенько напевала мне то «Сербиянку», то «Семеновну», а я старательно подбирал музыку. Это называлось учиться играть «под язык».
Шофер Мишка Гертман привез из Борисова отцу в магазин товар. Было уже поздно возвращаться в город, и Мишка остался у нас ночевать. Гертман был старше отца, но за веселый характер и балагурство все называли его Мишка. Они с отцом поужинали под сто граммов, и тут Мишка увидел мою гармошку. Он сделал несколько аккордов. «Немецкий строй!» — сказал Мишка и заиграл, и запел веселую песню «Кирпичики». Оказывается, моя гармошечка может так здорово играть! «Наверное, потому, что она трофейная из Германии, а Мишка Гертман немец», — подумал я. Родители со смехом слушали Мишкин «концерт», а когда он закончил, сказал мне: «Учись, будешь первый парень на деревне!» Я не осмелился спросить у Мишки, что такое «немецкий строй?» Это долго мучило меня, пока я не решил разобрать гармошку и посмотреть, что там внутри. Ничего немецкого внутри гармошки я не обнаружил. Там были деревянные колодочки на проволочках, а за ними дырочки, уходящие в меха. Больше ничего не было видно. Я стал потрошить гармошку дальше и обнаружил тонкие металлические пластинки. Вот они–то и издавали всякие звуки! Когда мама увидела, что я разобрал гармошку, надрала мне уши, приказала сделать так, как было. Я собрал гармошку, но она стала подпискивать и пропускать воздух. Мама ругалась, что я испортил гармошку, но продолжала заниматься со мной «под язык», пока я не научился играть несколько танцев. Девчата из хлебопекарни приходили потанцевать и просили сыграть то вальс, то польку, и вечеринки затягивались допоздна. Отец с любопытством наблюдал за моими успехами и однажды сказал: «Завтра приходи в магазин».
Я пришел в магазин и глазам не поверил — на полке стояли две новенькие настоящие перламутровые гармошки!
— А ну–ка сыграй! — сказал отец.
В магазине были люди, и я растерялся.
— Чего робеешь, давай «Барыню!» — подбадривали меня женщины.
Я взял гармошку, и первое, что почувствовал, — это запах, запах кожи, клея и еще чего–то незнакомого, волнующего. Зная свою маленькую гармошку, я попытался сыграть, но у меня ничего не получилось. Я виновато посмотрел на отца.
— Что ж ты хочешь, Макарович, чтоб он сразу заиграл? — заступались за меня женщины. — Надо подучиться.
— Ладно, — слегка разочарованно сказал отец, — выбирай любую!
Я принес гармошку домой и стал осваивать новый инструмент. Гармошка была большая, и занятия давались нелегко. Со временем у меня стало получаться, почти как на моей маленькой гармошке. Мама нетерпеливо подбадривала меня и однажды сказала: «Сходи–ка ты к Коле Соболю, пусть он тебя подучит». Наш гармонист Коля Соболь, немолодой дядечка, играл на свадьбах, крестинах и по большим праздникам. Поиграть на вечеринке девчатам приходилось долго его уговаривать, обещая бутылочку.
— А ну–ка покажи, что ты умеешь? — сказал дядя Коля, присаживаясь напротив меня. Из–под серой майки с груди дяди Коли выглядывала лошадь. Татуированные мужики у нас были с темным прошлым. «Не забуду мать родную»; змея, обвитая вокруг кинжала; солнце с лучами и надписью «Север» — красовались у них на разных частях тела. Я побаивался дядю Колю, но заиграл как мог. Дядя Коля долго слушал и как–то странно смотрел на меня и на гармошку.
— Стой! — вдруг сказал он. — Как ты держишь гармошку?! А ну–ка переверни!
— По–другому я не умею, — сказал я.
С самого начала я научился играть, растягивая меха правой рукой, так мне было легче, и никто на это не обращал внимания. Дядя Коля взял у меня гармошку.
— Вот как надо держать, в правой руке «голоса», а в левой «басы», и левой рукой надо растягивать меха, понял?! — сказал он.
Дядя Коля склонил голову к гармошке и, прикрыв глаза, начал играть. «Бежал бродяга с Сахалина» играл дядя Коля, вдруг остановился чем–то растроганный, отдал гармошку.
— Хорошая гармошка, — сказал дядя Коля, — а ты учись держать инструмент правильно, а то шиворот–навыворот курам на смех!
Расстроенный, я пришел домой. Маме я рассказал про свой первый урок у гармониста.
— Кто ж знал! — сокрушалась мама. — Играешь и играешь. Надо было раньше отправить тебя к Коле.
Пришлось все начинать сначала. Пока я учился, потом переучивался, мода на гармошку прошла. В клубе появился проигрыватель, а у парней транзисторные приемники, из которых по всей деревне разносилось: «Эй, моряк, ты слишком долго плавал...»
Так я не стал первым парнем на деревне.
Советская Белоруссия №221 (24358). Суббота, 23 ноября 2013 года.
