Про «немодное» искусство
Можно сказать, мой визит в мастерскую заслуженного деятеля искусств Николая Киреева стал логическим (и, по–моему, очень логичным) продолжением пережитого накануне. А накануне я вернулась из Украины, с такого исключительного события, как «Арт–Киев», где, думалось, сотни квадратных метров одной только живописи, несколько этажей вдохновения от художников разных школ и поколений — определенно это стоило даже того, чтобы взять отпуск в ноябре. Увы... Говорят, когда–то «Арт–Киев» был именно таким. Но сейчас я смогла оценить, пожалуй, только масштабы — те же сотни квадратных метров, несколько этажей... предлагающих множество декоративной коммерческой чепухи, которую легко повесить на стену — и так же легко снять, удостоверившись в ее глупости. Выражаясь современным сленгом, пошлость и дурновкусие рулят! Видимо, оттого и в Москве теперь «Премию Кандинского» 50 тысяч евро вручают не лучшему художнику, а «проекту года». Причем среди номинантов немало уличных художников — уличных в буквальном смысле, которые продают свои вещи на улицах... И такая тоска меня взяла, знаете ли! Тоска по гармонии, грезам о красоте, профессионализму, наконец. И я позвонила профессору кафедры живописи академии искусств Николаю Владимировичу Кирееву: «Можно к вам зайти?» Профессор не возражал.
Вне конкурса
— Николай Владимирович, я сделала для себя вопиющее открытие: эволюция искусства решительно закончилась, на выставках теперь «музыку заказывает» мода, точнее, вкус людей с большими кошельками, которые, не сомневаюсь, много работали для достижения своего успеха, но вникать в суть искусства им было некогда... И многие из ваших коллег принимают правила этой игры! Вы осознаете, что ваша эмоциональная живопись с ее возвышенной поэтичностью вышла из моды?
— Ну вообще–то я не один такой «немодный»... Конечно, я не новатор, но и не махровый ретроград, видимо, поэтому меня и пригласили на бьеннале современного искусства, прошедший недавно в Минске. А когда обнародовали итоги голосования за лучшие из выставленных там работ, когда, как говорится, были расставлены точки над «i», признаюсь, и я был немало удивлен. Наибольшее количество голосов досталось парадоксальным, на мой взгляд, вещам — совершенно беспредметным работам, бесспорно декоративным, но и только. Причем голосовали–то мои товарищи, коллеги, с которыми мы не просто живем рядом, а разговариваем будто бы на одном языке... Тем не менее констатировать гибель искусства я не спешил бы. Во все времена велись разговоры о падении нравов и упадке искусства...
— Но когда вы были студентом, полагаю, причины для таких разговоров были другие — идеологические, политические...
— Что бы там ни было, но раньше требования к художникам были повыше. А теперь, когда я сам преподаю в академии искусств, от нас требуют со всех сторон, чтобы мы пересматривали свои программы. В сторону сокращения и облегчения учебного процесса! Те программы, которые были в ходу 30 — 40 лет назад, нынешним студентам уже не по зубам. Ведь искусство — чрезвычайно трудная человеческая деятельность, требующая колоссальных энергетических, эмоциональных, интеллектуальных и даже физических затрат. А современные люди — они же оглушены информацией, сплошь растерянные, запутавшиеся, уставшие... И мы, педагоги, ворча и пререкаясь, уступаем требованиям и собственными руками уменьшаем количество часов на рисунок, на работу с моделью...
— К слову, я знаю, что в этом учебном году на отделение живописи не было конкурса. Наверное, впервые за всю историю нашей академии... Стоило ли вообще тогда набирать курс?
— Стоило! Но вопрос в другом: почему молодежь пока не стремится связать свою судьбу с искусством? А оно сейчас нерентабельно! Почему имена наших молодых художников никому не известны? Где они? А здесь, рядом — в соседней конторе, изучают «Фотошоп» и, имея художественное образование и тонкое эстетическое чутье, удовлетворяют потребности рынка, улучшают внешний вид предметов или интерьеров. И перестают быть художниками, потому что в «искусстве ради искусства», ради прозрения духа больше нет потребности... Но художника воспитывает среда: когда есть конкуренция, споры об искусстве. Только в такой среде и рождаются гении! Разрушить гораздо легче, чем воссоздать что–то снова. В Европе вот отказались от «устаревшей» системы подготовки художников, и что мы видим? Греции, чьи античные скульптуры по–прежнему вызывают восхищение, приходится выписывать наших людей, чтобы они произвели там самые примитивные манипуляции, нарисовали какую–то афишу, панно, плакат... А тем временем в Англии делают выставку советского искусства. Не потому, что англичан интересуют флаги, лозунги или одежда «развитого социализма». Их интересует потрясающее мастерство наших художников! Они делают эти выставки и питаются энергией мастерства советских художников, потому что чувствуют потребность в этом. Не все еще потеряно, значит...
Увидеть невидимое
— И все же, неужели у вас ни разу не возникало желания создать нечто попсовое–распопсовое — и просто, без затей заработать денег?
— Как–то, знаете, душа моя не настраивается, не звучит в этом диапазоне...
— Кстати, я заметила, что женские портреты и сейчас остаются вашим любимым жанром. Почему?
— Сам не знаю, чем это объяснить. Но если подумать, не обращаясь к умнику Фрейду... Так случилось, что отец мой погиб, я его не знаю, рядом всегда были мама, бабушка. Вообще, мужчины в XX веке то воевали, то тяжко работали, а я и мои ровесники жили в мире женщин. С тех пор они, женщины, и стали для меня главными... Хотя портреты мужчин, своих товарищей, я тоже пишу с удовольствием. Один из самых дорогих для меня — портрет ушедшего от нас Коли Селещука, для меня эта работа глубже, содержательнее многих других. И не только я один, кстати, так считаю...
— Понимаю — вы были друзьями... И подозреваю, что женщины на ваших портретах часто были для вас не только моделями — ну видно это, чувствуется!
— Художник не может быть безразличным к своим моделям, хотя совсем необязательно они должны становиться частью его биографии. Но бывает, что это смешивается... Скажем, в 1971 году я вдруг женился и написал один из лучших своих портретов (который даже вошел в антологию советского искусства) — портрет своей жены. Картину предлагали тысячу раз купить, ее все время эксплуатируют на выставках. Так что, пожалуй, ваше подозрение имеет под собой основания. Что в душе художника — то и на холсте...
— Да уж, если судить по иным полотнам, в душах их творцов полный бардак... Интересно, а что вы пытаетесь внушать своим студентам в первую очередь?
— Хочу, чтобы они научились сравнивать, анализировать, а главное — видеть. И передавать на холсте свои чувства, эмоции, мысли так, чтобы это увидели другие. Во все времена художники учились изображать, по сути, невидимое, воспроизводя что–то более осязаемое. Вот это и есть принципиальная задача искусства — сделать невидимое видимым.
— А сейчас у вас в работе что?
— Трагедия! Вот уже лет 5 я занимаюсь несвойственным мне процессом — пишу учебники. Профессорская должность в академии вынуждает... Хотя начинаю писать книгу — увлекаюсь. И десятки картин за эти 5 лет так и остались несозданными, десятки идей не реализованы...
— Но вы можете уйти из академии и писать не учебники, а только картины. Стать абсолютно свободным...
— Ну да, от всего — от возможности питаться и платить за мастерскую в том числе. Это легенда, что истинные художники были свободными. И голодными. Деньги, эти пошлые «финикийские знаки», всегда были необходимы искусству... Да, художник сегодня невыгоден — самому себе, государству, кругом невыгоден! Но взять и разом закрыть все творческие вузы, скажем, лет на 10 — мол, разбогатеем, потом откроем, — наверстать утраченное потом удастся едва ли и за 100 лет...
Стимулирующий эффект
Для Белорусского союза художников, основанного в декабре 1938 года на I съезде художников БССР, юбилейным был весь нынешний год — самые заметные арт–события года прошли под знаком 70–летия этого творческого профсоюза. В ближайшие месяцы союз художников намерен издать еще и большой альбом белорусской живописи XX века из своих фондов. В востребованности такого каталога можно не сомневаться... Накануне юбилея мы обратились к некоторым из его членов с единственным вопросом: за что вы лично могли бы поблагодарить свой союз?
Геннадий Буралкин:
— В свое время многие вступали в союз художников ради привилегий. Теперь ситуация иная... Когда аренда мастерских стремится к заоблачным высотам, а госзаказы остались в прошлом, союз помогает нам элементарно выживать. И активно настраивает на оптимистичный лад. Кстати, и молодые художники вступают в него так же активно, как мы когда–то...
Владимир Жбанов:
— На мой взгляд, главная заслуга Белорусского союза художников в том, что он всегда объединял очень достойных мастеров, стимулируя движение художников. И сегодня он остается мерилом качества нашего искусства, отсекая халтуру, случайно забредших в искусство персонажей...
Леонид Щемелев:
— Лично я благодарен нашему союзу не только за присвоение звания народного художника, а и за то, что вообще стал художником. Без постоянной оценки коллегами моих действий, моего отношения к искусству и жизни в целом сложно сказать, кем бы я был сейчас...
