Семьдесят лет назад, в октябре 1937 года, во льдах Арктики начался продолжавшийся 27 месяцев — три полярные зимы — дрейф советского ледокольного парохода «Георгий Седов». В его команде было два белоруса — судовой врач Александр Соболевский и машинист первого класса Иосиф Недзвецкий. История этого дрейфа сегодня почти забыта. А ведь когда–то за ней пристально следила вся страна.Стечение случайных обстоятельств
Главное управление Северного морского пути зафрахтовало в 1937 году для океанографических исследований три ледокола — «Садко», «Малыгин» и «Седов». Все они были уже изрядно потрепанные льдами. «Седов», к примеру, был построен в 1909 году в Англии. В 1916 году куплен российским правительством для зимней навигации по Белому морю. С двадцатых годов он использовался для научных целей.
Исследования 1937 года затянулись. Суда не смогли вернуться в свой порт до начала осенних циклонов в Арктике. В тот год они были особенно мощными. Сильные западные ветры пригнали в море Лаптевых большие ледяные поля. Пробиться через них корабли не смогли. Пришлось дрейфовать во льдах.
Весной 1938 года людей с ледоколов смогли вывезти на материк, а когда позволила погодная обстановка, ледокол «Ермак» вывел «Садко» и «Малыгина» в открытое море. «Седов» же во время зимовки получил повреждение рулевого устройства и самостоятельно идти в дальнее плавание не мог. Пришлось оставить его на вторую зимовку. Позже выяснилось — будет еще и третья.
В конце августа 1939 года «Седов» оказался всего в 370 километрах от Северного полюса. Так близко к полюсу не добиралось еще ни одно судно.
Ледоколы уже не могли подойти к «Седову». Плотно вмерзший в многометровую толщу торосистого льда корабль стал продвигаться к Атлантическому океану. Когда стало понятно, что льды несут его к Гренландии, навстречу послали самый мощный ледокол из имевшихся тогда в стране, а экспедицию по спасению седовцев возглавил полярник Иван Папанин.
13 января 1940 года продолжавшийся 812 дней дрейф «Седова» завершился. За всю историю северного судоходства только «Фрам» Фритьофа Нансена находился во льдах дольше — 1.055 дней.
Вернулись героями
В начале февраля 1940 года отважных моряков встречала Москва. Им был устроен торжественный прием в Кремле. Все 15 человек были удостоены звания Героя Советского Союза. Каждому была выдана денежная премия в 25 тысяч рублей.
Все газеты, в том числе и «Советская Белоруссия», публиковали в те дни много материалов о седовцах. Они носили парадный характер. Писалось в основном лишь о том, что у советских моряков превыше всего чувство долга и поэтому, мол, они всегда готовы к любым трудностям. Но все эти дифирамбы не имели к реальному положению дел почти никакого отношения. Сегодня у читателей «СБ» есть возможность объективно, без прикрас узнать о том, что довелось перенести морякам «Седова», оказавшимся почти в центре Арктики.
Газеты об этом не писали
В тот рейс седовцы уходили с капитаном Дмитрием Швецовым. Пожилой и болезненный, он не смог организовать дело так, как этого требовала сложная обстановка. Начались перебранки, пререкания, склоки.
Руководство Главсевморпути решило всех старых командиров и большую часть команды «Седова» отправить на материк. Их вывезли самолетами полярной авиации весной 1938 года. Новым капитаном был назначен Константин Бадигин. Ему было всего 27 лет. Но он уже имел немалый опыт мореплавания, в том числе и в Арктике. Бадигину постепенно удалось перестроить жизненный уклад на корабле и даже организовать научную работу, хотя в составе экипажа уже не было ни ученых, ни оборудования. Почти все пришлось изготовить самим.
Взамен старой команде Бадигин подобрал энергичных и опытных людей с других кораблей. Но сначала произошло непредвиденное. Бадигин тяжело заболел. У него обнаружили брюшной тиф. Целый месяц он провел в постели, в изоляции. Все это время его заботливой нянькой–сиделкой был Александр Соболевский. Согласно судовому расписанию он занимал должность врача, хотя полного медицинского образования не имел.
Про житье–бытье
Как только караван судов попал в ледовый капкан, на всех кораблях был проведен подсчет запасов продовольствия и снаряжения. На «Седове» оказалось недостаточно продуктов, почти не было угля и керосина. На каждую керосиновую лампу (их было лишь около двух десятков) не более 200 граммов керосина в день. Три четверти суток в долгую полярную ночь пришлось жить в темноте. Уголь тоже экономили. На дрова пришлось порубить даже обшивку носового кубрика. Хорошо еще, что «Садко» и «Малыгин» поделились с «Седовым» продовольственными запасами. В основном это были сушеные и консервированные продукты. Из витаминов — лишь бочка лимонов в сахарном сиропе. Тут, казалось бы, не избежать цинги. Но Соболевский придумал выход. Среди запасов был горох. Он клал его в теплое место, и горошины давали ростки. Эти крошечные бледные ростки содержали витамин С.
Корабельным коком на «Седове» оказался питомец солнечной Одессы, совсем недавно перекочевавший в Арктику. Никакого поварского стажа он не имел, на «Ермаке» числился лишь камбузником, то есть кухонным рабочим. Рецепты черпал из затрепанного «Справочника кашевара полевой тракторной бригады». В этом единственном на «Седове» кулинарном пособии не было ни одного рецепта, позволявшего сделать аппетитными омлет из яичного порошка или щи из сушеной капусты, заправленные мясо–бобовыми консервами.
По утрам температура в камбузе редко поднималась выше минус 25 градусов Цельсия. Где уж тут заниматься кулинарными изысками, когда пельмени замерзают прямо в руках. Бедному коку то и дело приходилось бросать кастрюли и бежать в кают–компанию греть руки над камельком.
«Запах проклятого керосина, — вспоминал после дрейфа Константин Бадигин, — преследовал нас постоянно. Мы слышали его в своих каютах и в салоне. Руки повара, с одинаковой легкостью касавшиеся и коптилки и продуктов, переносили этот запах и на наши обеденные блюда».
Когда льды приходят в движение
Ко всем бытовым неудобствам можно, в конце концов, привыкнуть, притерпеться. Но к коварству полярной природы привыкнуть невозможно. Арктика держала всех в напряжении. «Седов» сразу оказался в самых невыгодных для зимовки условиях. Уже в первую зиму судно испытало более 20 сжатий. Всего же в течение дрейфа седовцы переживали их 153 раза. Несколько раз моряки готовились покинуть корабль.
...Осенью 1938 года механики «Седова», в том числе и могилевчанин Иосиф Недзвецкий, который совсем недавно перешел на этот корабль с ледокола «Ермак», вели консервацию силового хозяйства. Поздно вечером 26 сентября закончили консервацию вспомогательного котла и усталые пошли отдыхать. Дул резкий ветер, кругом все гремело. Поля льда с грохотом трескались, их обломки переворачивались и лезли друг на друга. Гигантский вал ломал громадные ледяные плиты, словно куски стекла.
Вдруг корабль дрогнул и стал крениться на правый борт. Механики бросились вниз, в машинное отделение — там тьма, ничего не видно. Но слышно, как откуда–то хлещет вода. Начали ее откачивать вручную, но она все прибывала. Оказалось, сорван клапан холодильника. Кто–то предложил закрыть отверстие клапана снаружи. Это было отчаянно смело, но капитан согласился. К этому времени ледяные поля разошлись и крен корабля достиг почти 30 градусов. Надвигалась катастрофа. Вот–вот начнут смещаться грузы. Огромные тяжести, сорвавшись со своих мест, свалятся на правый борт и перевернут корабль.
«Тогда, — вспоминал Иосиф Недзвецкий вскоре после завершения дрейфа, — кочегар Коля Шарипов лег на лед у борта корабля и пополз к нему вдоль корпуса. В ледяной воде он ощупывал руками корпус судна. Это было страшно: вся громада «Седова» медленно валилась на Шарипова, но он словно не замечал этого. Наконец он нашел и закрыл отверстие клапана. А тем временем капитан был вынужден отдать приказ поднять пары, и весь наш труд по консервации пошел насмарку. Но ничего не поделаешь: крен был настолько велик, а воды так много, что вручную ее не откачать».
Как сложились судьбы седовцев?
Соболевский, как и все, лечился в санатории «Барвиха». Получив звание Героя Советского Союза, был принят на учебу в Военно–медицинскую академию. Летом 1941–го участвовал в боях на Ленинградском фронте. Закончив учебу к концу войны, служил на флоте, стал полковником военно–медицинской службы.
Два члена экипажа погибли на фронте, один пропал без вести.
Наш земляк Иосиф Недзвецкий в годы Великой Отечественной в составе войск 1–го Белорусского фронта освобождал от врага родную республику, а после войны вернулся в Заполярье, был начальником одной из полярных станций. 26 декабря 1959 года на этой станции произошел пожар. Недзвецкий погиб. Похоронили Иосифа Марковича в Москве, на Новодевичьем кладбище.
Капитан Константин Бадигин в войну обеспечивал проводку транспортов в районе действий Беломорской военной флотилии, позже был капитаном на судах, перевозивших оборонные грузы из США во Владивосток. Он стал известным писателем–маринистом.
Разные люди — разные судьбы...
А корабль «Георгий Седов» после капитального ремонта еще долго служил науке. Его списали только в конце шестидесятых годов.
Cправка
Иосиф Недзвецкий родился в Могилеве. Семья была многодетной, и, когда в Первую мировую войну отца забрали в армию, четверых детей, в том числе Иосифа, отдали в приют. Учиться смог только до четвертого класса. Затем работал на строительстве железной дороги, стал кочегаром, потом машинистом парового экскаватора. Четыре года прослужил в Красной Армии, где получил специальность моториста. Завершив службу в армии, обосновался в Ленинграде. Ему хотелось попасть в Арктику — тогда об этом мечтали тысячи молодых людей, — и эта мечта сбылась. В составе экспедиции топографов попал на Диксон, 14 месяцев зимовал в глухой Таймырской тундре. В 1937 году Недзвецкий попал в команду ледокола «Ермак», а узнав, что понадобились механики на «Седов», перешел на этот корабль.
