У знакомого сын в данный момент, но в очередной раз потерял работу. Пару недель назад его уволили. Теперь может спать сколько угодно, гулять на свежем воздухе, читать книги, слушать музыку, убирать у себя в комнате, смотреть кино, сидеть перед монитором и переписываться с невидимыми друзьями, лежать в ванной с зажженной сигаретой в зубах и бутылкой пива на полу... Да мало ли что можно делать, когда делать нечего? Главное для хорошего бездумного бездельничанья — деньги. А вот с ними — проблема. Своих сбережений у молодого человека нет.
Все бы ничего, да родители, злые и совсем непродвинутые, этих самых денег не дают, чтобы можно было в удовольствие бездельничать и с приятностью, как телесной, так и душевной, время проводить. Родители то долгими, то резкими разговорами и примерами и из личной жизни, и из жизни знакомых да родственников на своего ребенка повлиять пытаются. Рассказывают, как тяжело им каждый кусок хлеба давался. Как они к знаниям тянулись, день и ночь книги читали, а в свободное от учебы время еще успевали спортом заниматься, на соревнованиях выступать, в домашних делах помогать, старичков и старушек через дорогу переводить и металлолом с макулатурой собирать.
Ясное дело, что родители рисуют свое прошлое безупречным, кристально чистым. Хоть парный портрет ангелов пиши. Двадцатилетний ребенок слушает все это в сто двадцать пятый раз и даже не морщится. Когда же ему родители надоедают со своими нравоучениями, он неторопливо одевается и уходит. Иногда оборачивается в двери и говорит, что будет в институт поступать. Он это уже третий год обещает, но еще ни разу так и не попробовал. Да и какой институт с таким хилым аттестатом? Но это обещание, произнесенное серьезно и по–мужски зло, работает.
Родители верят, ибо хотят верить. Его отец звонит, приходит, нервно трясет мою руку и говорит, что теперь надо только как следует определиться, в какой вуз отдавать документы, чтобы не совершить ошибку. Я плечами пожимаю, а он, человек, «искусством отравленный», просит моего совета. Я снова вспоминаю о хилом аттестате...
Мне приходилось видеть безработных: артистов, журналистов, редакторов, инженеров, музыкантов, врачей, учителей, профессоров, докторов наук, программистов, менеджеров, юристов, экономистов, министров, бухгалтеров, водителей всех видов транспорта... Но я никогда не видел безработного шлифовщика 6–го разряда. Вот об этом я говорю своему приятелю. Тирада о шлифовщике его удивляет. Он просит уточнить мысль. То есть помедленнее и поподробнее. Я рассказываю о двух родных братьях. Один — летчик гражданской авиации, а другой — шлифовщик 6–го разряда. Так вот, зарплата летчика была совсем ненамного больше, чем зарплата шлифовщика. Правда, шлифовал младший из братьев что–то для космоса. Он сам мне и рассказывал, что в СССР таких шлифовщиков, как он, было меньше, чем космонавтов, и все они друг друга знали.
Еще я рассказал, как совсем недавно общался с главным инженером большого завода. Так вот, и он жаловался, что настоящих мастеров на производстве не стало. Что за классного наладчика станков он готов трех инженеров отдать. Без этих инженеров завод не остановится, а вот если станки встанут, то все...
Мой приятель все это выслушал, согласно кивая, а потом пристально так взглянул мне в глаза и говорит: «А твоя дочка в какой институт поступать будет? Или она, может, в шлифовщики пойдет?»
