— Юрий Андреевич, вы как-то упоминали, что не планировали заниматься наукой. Как случилось, что вы настолько успешно ею увлеклись?
— Нужно уточнить — я не думал, что сферой применения моих интересов станет именно физика. Но тяга к точным наукам была с детства. Родители вспоминали, что складывать и вычитать я начал раньше, чем внятно разговаривать. В школе (родился и учился в городе Свислочь Гродненской области) не был отличником — русский и белорусский подводили. Каких-то особых предпочтений или планов не имелось. Все решил случай: друг вознамерился поступать в Гродненский педагогический институт, и я с ним за компанию. Выбрал физико-математический факультет и вслед за другом физическое отделение. Наверное, это и была судьба. В 1971 году поступил в аспирантуру тогда еще Института физики АН БССР. Мне повезло работать в лаборатории, возглавляемой академиком Федором Федоровым — основателем школы теоретической физики в Беларуси. Это направление — одно из наиболее сильных и в современной белоруской науке. В 1970-е годы большое внимание уделялось теоретико-групповым методам исследований. Чтобы было более или менее понятно, скажу, что это основа физики элементарных частиц, откуда растет, например, теоретическое предсказание существования бозона Хиггса.
— Большинство людей имеют смутные представления о том, что может дать наука (и конкретно физика) для жизни. Насколько она важна?
Юрий Курочкин: «Уникальность физики в ее универсальности. Она направлена на исследование всего, начиная от галактик и заканчивая атомами».— Уникальность физики в ее универсальности. Она направлена на исследование всего, начиная от галактик и заканчивая атомами. В любом бытовом приборе заложены принципы так называемой высокой физики. А в том, что люди редко об этом задумываются (если знают вообще), возможно, есть доля вины ученых. Что поделать, мы — люди скромные (в первую очередь на постсоветском пространстве) и как-то не привыкли рекламировать себя. Это особенности воспитания. А вот на Западе иная ситуация. Популяризация науки началась, наверное, с Альберта Эйнштейна, хотя большая часть аудитории слабо представляла, чем именно он занимается. У нас тоже были раскрученные физики — Лев Ландау, Петр Капица, Игорь Курчатов. Многих моих современников привел в науку именно их авторитет как личностей.
Сейчас снимается большое количество научно-популярных и художественных фильмов, где затрагиваются темы, связанные с наукой. В большинстве своем — именно с физикой. Ведь перемещения во времени, параллельные вселенные и так далее — это физические понятия. Пусть это не всегда корректно, но как пропагандистский ход эффективно. Решается вопрос привлечения финансирования, поддерживается интерес к теме буквально с детства. Кстати, последнее я наблюдаю на примере внуков. Со старшим мы увлекаемся строительством летательных аппаратов из LEGO. В этом «конструкторском бюро» я работаю научным консультантом — объясняю, как все устроено, знакомлю с терминологией. Техническая жилка в малыше видна, и это меня радует. Если пойдет по стопам деда, будет отлично. Младший пока еще совсем маленький. На дочерей я не давил — каждая выбрала профессию по душе. Сам я погружен в научные проблемы, из-за чего жена (она, кстати, по образованию теплофизик) меня порицала, но, в конце концов, смирилась. В науке по-другому нельзя. Или ты фанатик в хорошем смысле слова, или ничего не добьешься.
— То, что белорусских специалистов привлекли к работе на Большом адронном коллайдере, — это мировое признание?
— Достижения белорусских ученых давно признаны мировым сообществом. Если говорить конкретно о физике, стоит упомянуть теоретическую физику, лазерную физику, космические исследования (в частности, белорусский спутник), выдающиеся достижения в области оптики, приборостроения и так далее. Вся белорусская экономика имеет научную основу, поскольку Национальная академия наук тесно с ней связана. В 2000 году уроженец Беларуси Жорес Алферов получил Нобелевскую премию по физике за разработки в области полупроводниковых гетероструктур (фактически за создание принципов мобильной связи). Также родом из Беларуси и физик Яков Зельдович, который занимался проблемой образования крупномасштабной структуры Вселенной.
Но давайте вернемся к теме БАК… История началась более 20 лет назад, когда несколько наших сотрудников работало по долгосрочным контрактам в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне. Там оформились связи с коллаборацией ATLAS — это один из четырех основных экспериментов на Большом адронном коллайдере. И поскольку в международную команду все же набираются лучшие умы, это, несомненно, повод для гордости. В работе БАК сейчас принимает участие 21 наш специалист — сотрудники Института физики НАН, Научно-исследовательского Института ядерных проблем.
— Каков вклад белорусов в эти исследования?
— В процессе работы над самим ускорителем специалисты завода Октябрьской революции изготавливали торцевые плиты для детектора, некоторые детали делались на «Интеграле». Что касается ученых, они выполняли (и выполняют) массу исследовательской и технической работы. В том числе тестировали электромагнитный калориметр детектора ATLAS, делали кристаллы для датчиков, стоящих на детекторах. Кстати, именно они и помогли зафиксировать бозон Хиггса.
— Простите за дилетантский вопрос, но как он выглядит?
— Тут разочарую — увидеть бозон Хиггса воочию не удалось. Ускоритель — штука мощная, но фиксирует частицу опосредованно. На самом деле это всего лишь вопрос времени. Например, раньше мы и помыслить не могли, что сможем наблюдать в микроскоп атомы и электроны. Значение открытия бозона Хиггса и его роль в дальнейшем развитии научной мысли огромны. Но нам только предстоит это оценить.
— Еще с момента проектирования коллайдера циркулировали различные слухи. Например, о том, что все это закончится мировой катастрофой. Что вы об этом думаете?
— Физика (а особенно физика элементарных частиц) — это область достаточно сложная для понимания простого человека. Внятно объяснить, зачем это нужно, даже среди журналистов могут единицы. Люди нервно реагируют на ядерную энергетику, которая уже привычна, а тут строится огромный прибор, где что-то собираются разгонять и сталкивать. Кстати, не надо далеко за примерами ходить — с неадекватной реакцией начитавшихся желтой прессы людей приходилось сталкиваться даже в стенах собственного института. Доходило до смешного — мы объясняли лаборанткам, что не собираемся провоцировать конец света.
— Сейчас бытует мнение, что человечество слишком стремительно развивается, а научно-технический прогресс зашел куда-то не туда — мы ускоренными темпами губим планету.
— По этому поводу недавно очень резко высказалась шведская школьница Грета Тунберг. При всей противоречивой реакции взрослых на эмоциональное выступление девочка во многом права. Но тут важно понимать, что наука по своей сути созидательна. Вопрос гуманного и продуманного использования ее достижений уже лежит на совести власть имущих. А сохранение природы — обязанность каждого. Что касается научно-технического прогресса — это то, без чего мы, грубо говоря, до сих пор сидели бы на пальмах. К тому же нереально запретить ученым думать и изобретать. Но, безусловно, настал момент, когда на первый план должны выйти передовые технологии, позволяющие максимально бережно относиться к природе. Науке есть что предложить. И из уже имеющихся разработок, и на перспективу. Главное, чтобы все это было востребовано.
bebenina@sb.by
