Учебник, запертый в шкафу

С абсолютной точностью могу сообщить будущим исследователям, историкам искусства дату, когда была "опубликована" самая первая работа замечательного белорусского книжного графика Владимира Степановича Пощастьева.

Это произошло 22 мая 1952 года. В этот день мы с Вовкой закончили первый класс и на торжественной линейке наша учительница Нина Георгиевна вручила нам похвальные листы. Поскольку в то время белорусская полиграфическая индустрия еще не развилась до такой степени, чтобы выпускать столь замечательную продукцию централизованно, директор школы попросила Володю Пощастьева нарисовать эти самые похвальные листы для нас, первоклассников, в количестве трех десятков экземпляров. Володя трудился неделю и изготовил "тираж" в 32 листа, цветными карандашами. Этот рисунок до сих пор хранится у меня в альбоме со школьными фотографиями.

Мы жили с Володей через улицу. Вместе по Бетонному мосту ходили в школу N 1, вместе гоняли плоты в огромной луже, которая по весне образовывалась на пустыре около железнодорожной насыпи, вместе же бывали драны нашими матерями, когда заявлялись домой промокшие от пяток до самых ушей. Наши родители дружили. Володин отец, Степан Титович, был искалечен на войне, ходил в жестком корсете, который поддерживал его поврежденный при взрыве немецкой мины позвоночник, но никогда не унывал, не вешал нос на квинту, был жизнелюбив и не делал себе никаких поблажек по поводу военного увечья. Он смог заочно окончить институт народного хозяйства и сделать карьеру, занимая директорские должности в самых престижных минских универмагах.

Вполне возможно, что судьба провела б
ы Володю Пощастьева стороной от профессионального искусства, однако его первая публичная работа, обнародованная 22 мая 1952 года, определила жизнь школьного друга на все дальнейшие годы.

- Степа, - сказал мой отец Вовкиному, увидав экземпляр пресловутого похвального листа, - не прозевай мальчишку. У него дар от Бога.

Дальше все развивалось точно так же, как и у многих белорусских художников нашего поколения: студия Сергея Петровича Каткова во Дворце пионеров, художественное училище, институт...

Мне в детские годы всегда было интересно с Володей. Пока родители наши были заняты застольными беседами, мы с ним "зашивались" в тихую комнату, где стоял его рабочий стол. Вовка доставал пеналы с карандашами, кисточки, краски - и начиналось... Я придумывал самые невероятные истории, а он тут же "иллюстрировал" мои фантазии. У Володи был потрясающий дар рисовальщика. Карандаш в его руках словно бы жил своей отдельной жизнью. Он стремительно летал по бумаге, и на ней появлялись удивительные рисунки, в которых каждый персонаж был одухотворен, имел свой индивидуальный характер, умел быть смешным и лукавым, веселым и забавным. Он мог быть недобрым, но как-то не взаправду, понарошку, поскольку само понятие зла было Володе непонятно, чуждо и даже злые герои получались у него скорее глупыми недотепами.

Умение всегда и во всем оставаться увлеченным мальчишкой, пожалуй, главное умение Владимира Пощастьева. Признаюсь честно, мне не всегда нравились его "взрослые" работы, особенно обязательные в те времена промышленные мотивы. Казались чересчур суховатыми, в чем-то излишне педантичными. Я видел в них и отстраненность, и прохладную созерцательность. Да Володя, видимо, сам понимал, что станковая графика - не совсем то, для чего он рожден на свет. Его миром, его светом в окошке была и есть иллюстрация детских книжек.

Он словно никогда не покидал мир детства. Умел разговаривать с детьми языком книжной иллюстрации. Умел увлекать, удивлять и восхищать детей, впервые берущих книгу в руки.

- Моя аудитория - детки от трех до семи лет, когда они еще умеют искренне удивляться, когда им интересно разглядывать и узнавать...

Так определяет свое кредо Владимир Пощастьев - фантазер, феноменальный выдумщик, мастер рассказывать сказки.

Это особый дар - разговаривать с детьми на детском языке. В литературе это совсем не частое явление. Поэтому детских писателей, детских сказочников можно пересчитать по пальцам. Художников, способных иллюстрировать сказки, книжки для детей, для самых маленьких читателей, пожалуй, не больше.

Володя показывает мне полку со своими книгами. В мастерской у него хранится несколько десятков детских книг - и толстых, подарочных, и потоньше - с его иллюстрациями. Сказки, стихи современных поэтов, классика детской литературы и еще - самое, наверное, сложное в этом жанре - учебники... Буквари, задачники, пособия по литературе, биологии, дневники, придуманные и нарисованные с завидной фантазией и выдумкой. У нас, когда мы учились, таких и в помине не было.

- Здесь у меня и половины нет того, что сделал. Только самые любимые и самые нелюбимые...

- Как это - нелюбимые? Разве могут быть книжки, которые сам сделал, нелюбимыми?

- Могут. Если ты ими неудовлетворен, если знаешь - можно было сделать лучше, но не получилось...

- Да ладно тебе прибедняться. Кокетничаешь. Как это не получилось?..

Володя неожиданно вспыхивает и говорит горько, с неприсущим ему раздражением:

- А вот так, рисовать разучился. Не соответствую...

И тут же гаснет...

- Впрочем, давай не будем о печальном.

Не все в порядке в нашем книжном королевстве. Особенно с изданиями для детей. Издатели в последнее время предпочитают иллюстрации попроще, подешевле, стараются привлекать для работы над детской книжкой студентов, которым можно платить мало, а то и вовсе не платить... Да что студентам - по году, по два не выплачивают гонорары даже тем, кто зубы съел на иллюстрациях для детей.

- Володя, ведь по твоим букварям столько поколений детей читать училось. Моя дочка с ним в первый класс пошла...

- Э, дружище, когда это было. Нынче - все! Завязал с книжной графикой. Прихожу в мастерскую, перебираю старые работы, грустно становится. Думаешь: ну вот и жизнь закончилась!..

Нет! Мы все-таки очень богатые люди, если позволяем таким мастерам, как Владимир Пощастьев, пребывать в такой черной меланхолии, по-стариковски брюзжать от неуверенности в себе, от растерянности.

Помнится, бытовала звонкая формула, что все лучшее у нас - детям! Что, с тех пор красивая детская книжка перестала быть завидным подарком? Почему, в самом деле, так невнимательны мы к ней, детской книжке, к той самой, которую первой приносим в подарок своему чаду, которую он, наш ребенок, первой берет в руки и, еще не умея складывать буквы в слова, уже радуется, разглядывая в ней замечательные картинки, на которых ежики непременно улыбаются, лисы - хитрят, зайцы - трусят, а волки и Бабы-Яги делают вид, что пугают.

Прощаясь с другом детства, покидая его мастерскую, все же поинтересовался: "Ты говорил, перебираешь старые работы..."

- Да вот, смотри, - сказал Володя и стал выдвигать ящики трех больших, от пола до потолка, шкафов, которые смастерил сам и которые "под самую завязку" были заполнены огромными листами с рисунками, сделанными тушью, простым тростниковым пером. На них - целый мир: деревья, опушки леса, уголки городов, маковки церквей, руины старинных костелов, околицы деревень, бывшие панские усадьбы, узнаваемые переулки и улочки нашего детства. Все выполнено точно, филигранно, мастеровито, с любовью и тщанием. Я долго, осторожно перебирал эти листы, рукотворное свидетельство прошедшего времени...

- Чудак! Ты хоть понимаешь, что это такое...

- Рисунки, - ответил Володя. Но его лукавые, насмешливые глаза выдавали искреннее удовольствие от того, что у него все же получилось и на этот раз, как в детстве, ошеломить и потрясти мое воображение.

В шкафах у Владимира Пощастьева хранится созданная за 40 лет почти ежедневного, но вроде бы незаметного труда рисованная энциклопедия белорусского пейзажа, среды обитания людей нашего поколения.

Я знаю - эти рисунки будут востребованы. Они найдут своего зрителя, когда, изданные в виде альбомов, монографий, букварей, превратятся в обязательные пособия, по которым будущие студенты, постигающие искусство рисунка, станут учиться мастерству.

Нет! Все-таки мы очень богатые люди!..