О том, что мы живем в мире прагматизма и тотальной рекламы, говорилось не раз. И о том, как выживать человеку творческому в этом мире... Ведь за художниками-поэтами закрепилась репутация романтиков по жизни, бессребреников, "священных паразитов", по выражению французского писателя Мишеля Уэльбека. Во времена Шиллера и Гофмана мир делился на бюргеров и поэтов, в 1960-х - на мещан и романтиков... Не сразу в искусстве был создан "положительный" образ финансиста. Даже Маяковский, воевавший против "гнилого романтизма", обличал: "Вы, женщина, на вас белила густо, вы смотрите устрицей из раковины вещей!". "Вещизм" был словом ругательным, а сегодня набор фирменных "игрушек" - показатель успешности. Романтика свелась к букетам, открыткам и путешествиям на море. Прагматизм возводится в закон... А может быть, ностальгия по романтике - всего лишь рецидив советского воспитания? Об этом мы, прагматики и романтики, собрались поговорить в самом романтичном месте - мастерской художницы Анны Балаш, где, кроме хозяйки, живут ее чудесные куклы. Четыре угла, четыре вопроса, четыре участника: художница Анна Балаш, шеф-редактор "Женского журнала" Юлия Дорофеева, поэт Юрась Патюпа и я, писатель-критик-обозреватель Людмила Рублевская.
Может ли культура пропагандировать потребительство?
Л.Рублевская: Еду в метро - перед глазами плакат: "Я люблю деньги!". Жлобство какое-то...
Ю.Дорофеева: Не надо быть ханжами. Раньше денег было мало, проще было внушить людям, что любить деньги - дурно. Проблема, что мы все время куда-то уклоняемся: то премся в духовность, то - любить деньги. Эти уклоны, видимо, исторически обусловлены: романтическое время сменяется прагматическим, и наоборот.
А.Балаш: Не вижу никакой проблемы в том, что человек, в том числе творческий, любит деньги.
Ю.Патюпа: Гобсек тоже любил деньги.
Ю.Дорофеева: Нет, он от них зависел. Мы часто путаем любовь и зависимость.
Ю.Патюпа: Вы думаете, какой-нибудь финансовый воротила независим?
Ю.Дорофеева: А вы считаете, вы независимы?
Ю.Патюпа: Никогда такого не утверждал. Но лозунг "Я люблю деньги" неэстетичен.
А.Балаш: В туалет тоже ходить неэстетично. Но надо.
Ю.Патюпа: Но мы же не пишем лозунги "Я люблю ходить в туалет". Разве что постмодернист какой-нибудь.
Ю.Дорофеева: Творческий человек хочет не столько денег, сколько того, что они дают, а именно свободы. Конечно, вопрос: выставлять эту любовь к богатству на публику или нет?
Л.Рублевская: Историю творили романтики и пассионарии, которые жертвовали собой во имя идеи. Откуда они возьмутся сегодня? Как-то спросила у племянника, кем он хочет быть, а тот говорит: мне все равно, главное - денег много зарабатывать. Хоть в банке, хоть стоматологом, хоть автомастером... А теперь я убедилась, что так думают многие школьники и абитуриенты. И уж, конечно, не мечтают стать космонавтами или учителями...
А.Балаш: Что плохого в прагматическом выборе профессии? Я сама выбрала свою потому, что не хотела идти на работу к девяти часам. Романтизм пришел потом.
Л.Рублевская: Смысл мира потребления, вспомните роман Бегбедера "99 франков", в том, что человек-потребитель никогда не достигнет потолка. Всегда ему предложат тачку покруче и женщину с большим количеством силикона в груди. Потребитель живет с ощущением, что он - лузер, и каждая покупка - знак, что он чуть-чуть вышел из этого образа.
А.Балаш: А что для Акакия Акакиевича было целью жизни? Шинель! И романтизм, и мещанство в одном флаконе.
Ю.Дорофеева: Просто наше общество пока не достигло определенного материального уровня. В развитых странах давно уже поняли, что, если ты купишь туфли от "Маноло Бланик", небо на землю не упадет. Страшно пережить достижение своей цели. Вот стоит твоя машина за 80 тысяч долларов. А дальше что? Это в науке любой результат - промежуточный.
А.Балаш: У хорошего художника тоже.
Ю.Дорофеева: Духовных целей достигать не так просто, как материальных. Но я убеждена, что, если человек любит свою работу и выполняет свое предназначение, он всегда на хлеб заработает. А если прибыли это не приносит, значит, души нет в работе.
Ю.Патюпа: Конечно, всякая работа так или иначе оплачивается. Но стремиться всегда заработать на культуре и искусстве?..
Ю.Дорофеева: А что, ждать, пока придет богатый дядя и даст денег? Это личный выбор: либо занимаешься тем, что нравится, и живешь в нищете, либо служишь за деньги, а любимое дело - в свободное время. Либо придумываешь, как твое увлечение может принести тебе доход.
Ю.Патюпа: Как поэт может поэзией заработать деньги? В голове у меня не укладывается. Конечно, бывают эксклюзивные случаи. Мне рассказывали о поэте, который пришел в ювелирный магазин и предложил владельцу написать стихотворение про каждый его товар. Можно писать тексты для попсы... Но тогда поэт уходит в сторону от своего предназначения.
Ю.Дорофеева: А кто сказал, что именно то, что этот поэт считает настоящей поэзией, таковой является? Если его произведения нравятся трем критикам, а остальные не могут в них разобраться?
Ю.Патюпа: Единого определения поэзии нет, но критерии существуют. Маяковский клепал рекламные стихи, а его современники не хотели признавать это поэзией. Так те агитки и теперь никто не признает.
Ю.Дорофеева: Не нужно быть снобами. Мы живем за счет потребителя, "мещанина". Это та прослойка, которая деньги зарабатывает.
Ю.Патюпа: А остальные ничего не делают?
Л.Рублевская: Главное, чтобы эта прослойка не диктовала, какой быть культуре.
А.Балаш: Да она всегда диктовала!
Ю.Дорофеева: Претензии не к потребителю, который с удовольствием будет тянуться за художником, а к производителю, который хочет больше заработать, штампуя кич. А вашей прослойке "поэтов-романтиков" свойствен эффект горы: человеку, который стоит на горе, кажутся очень маленькими люди внизу. А тем кажется маленьким он сам.
А.Балаш: Мещанство - это не любовь к вещам и домашнему уюту, а пошлость и кич.
Ю.Дорофеева: Опять же, для кого-то - пошлость, а для кого-то шикарная вещь... В нашем журнале публикуется статья о Хруцком. В срезе своей эпохи это - обычный глянцевый художник, за шесть лет жизни в столице заработавший состояние на том, что писал чуть ли не под копирку натюрморты. Его работы и были мещанством. Фруктики, цветочки... А сегодня он - национальное достояние.
А.Балаш: Айвазовский тоже "дубасил" свои морские пейзажи чуть ли не под копирку...
Л.Рублевская: Хруцкого считают великим художником не только у нас. Я слышала, его картины будут выставлены в Лувре.
Ю.Патюпа: Я могу кое-что разделить из мещанских вкусов. Вот у меня Стивен Кинг с собой...
Л.Рублевская: А, так сегодня мещанским вкусом считается Стивен Кинг? Канареек и фикусы мы уже реабилитировали, мы их любим. А теперь - очередь Кинга?
Ю.Патюпа: Да Бог с ними, со вкусами. Мещанство как социальное явление - это равнодушие к литературе, к искусству, ко всему, что не приносит "пользы". Это более опасно.
Должно ли искусство быть полезным?
Л.Рублевская: Заработать на том, во что вкладываешь душу, конечно, хорошо. Но вот мне недавно рассказали про девушку, которая знает шумерский язык. В Беларуси таких специалистов всего двое - она и ее учитель. Девушка по ночам таблички клинописные переводит, но работы у нее по специальности нет. И в аспирантуру не берут, потому что не знают, как ее тему связать с Беларусью.
А.Балаш: Ну она же знала, на что шла, когда стала заниматься своим шумерским!
Ю.Дорофеева: А для чего она им занимается?
Л.Рублевская: Любит шумеров, наверное.
Ю.Патюпа: Опасный вопрос: "для чего?" Один из моих любимых философов Леонтьев говорил, что это страшно, если наука всегда будет ориентирована на пользу и будет ставить перед собой вопрос, для чего она то либо другое делает... Это о науке... А что тогда говорить об искусстве!
Ю.Дорофеева: Ну, извините, можно чем-то заниматься для утверждения своего "я", но когда живешь среди людей, то, что ты делаешь, должно находить у них отклик.
А.Балаш: В одном московском музее меня очень впечатлил экспонат - два огромных бумажных свитка. Проект двух художников, которые плыли по Волге и писали пейзажи: один - левого берега, другой - правого. Очень скрупулезно, вырисовывая каждый домик... Этакий "труд века". Но за 100 лет эти свитки никто и никогда не развернул.
Л.Рублевская: Это напомнило мне "Гобелен века" Кищенко, для которого до сих пор не найдут места, чтобы вывесить. Тем не менее художественной ценности этого произведения никто не отрицает, когда-нибудь, может, он станет брэндом страны. Применять принцип полезности к науке, искусству, культуре - дело бессмысленное и опасное. Эти художники, рисовавшие берега Волги, были романтиками...
А.Балаш: Какие романтики? Бесполезный труд.
Ю.Патюпа: А почему не романтики? Я восхищаюсь ими. Вот когда-то специалистов по классической литературе - древнегреческой, римской - выписывали из Львова, Санкт-Петербурга, Москвы... Относительно недавно стали готовить у нас. И что же? Снова прагматики говорят: давайте классическое образование совместим с романо-германским, давайте балерину заставим крутить "динамо". Какие уж тут классики! А как без этого строить полноценную науку, полноценное общество? Все равно что разрушать старинные здания, чтобы возводить высотки.
А.Балаш: Каждый проект должен быть "вмонтирован" в ситуацию общества. Даже если это шумерские таблички.
Л.Рублевская: Генетика и семиотика тоже когда-то были никому не нужны.
Ю.Патюпа: Если руководствоваться принципом полезности, то можно дойти до того, что поели, поспали, и больше ничего не нужно. Культура и начинается с того, что производит ненужное.
Ю.Дорофеева: Не согласна. Мы неотделимы от этого мира. Если кто-то сел, как пчелиная матка в гнезде, и что-то там излучает на "простых смертных", у него должны быть веские основания так себя позиционировать.
Где же место таланта в прагматическом мире?
Л.Рублевская: Творчество невозможно, если не признавать за талантом права ощущать себя центром. Многие гении были просто невыносимы в общении.
Ю.Патюпа: Циолковского в свое время считали сумасшедшим.
Ю.Дорофеева: Таких людей, как он, на
столько мало...
Л.Рублевская: Но если раньше создавался романтический имидж непризнанных гениев, то сегодня быть маргиналом стыдно. Ввели новый термин: лузер... С точки зрения современного потребителя Циолковский - лузер... Богданович - лузер...
Ю.Дорофеева: Если у тебя - предназначение, оно тебя не минует.
Л.Рублевская: На самом деле это просто хороший миф. Сколько талантов погибло!
А.Балаш: Что-то я не слышала, чтобы Циолковский творил под забором, в нищете.
Ю.Патюпа: Ну под забором, по-моему, никто ничего не создает. Но почему нужно ждать мирового признания? По-моему, в обществе должна быть какая-то ниша, чтобы талантливый человек, чудак, оригинал мог жить на пособие и "фонтанировать идеями". Хотя бы для того, чтобы он действительно не оказался под забором.
Ю.Дорофеева: Получается, что такому человеку все что-то должны... Создать условия, поддержать, обласкать... А по-моему, есть у тебя идея - ты и протолкни ее в массы!
А.Балаш: Все решает мера таланта! Если он велик - его заметят. Разве так уж богаты страны Латинской Америки? А ведь сколько там великих писателей!
Л.Рублевская: Родился бы Борхес в трущобах, одиннадцатым ребенком в семье, не думаю, что стал бы Борхесом.
А.Балаш: Никто никому ничего не должен.
Ю.Патюпа: Это какое-то гобсианство: человеческое общество - война всех против всех. Я думаю, что человеческое общество - это когда друг другу помогают.
Ю.Дорофеева: Но чтобы тебе помогли, ты должен, наверное, пойти и попросить об этом?
Ю.Патюпа: Есть люди, которым стыдно просить.
А.Балаш: Это уже гордыня.
Ю.Патюпа: Гордыня со стороны тех бывает, у кого просят.
Ю.Дорофеева: Если человеку важно то, что он делает, и это хороший шанс выжить для его творения, он пойдет и попросит.
Ю.Патюпа: Если я стану перед кем-то на колени и попрошу денег, скажем, на свой сборник, я после этого не смогу стихи писать.
А.Балаш: Почему?
Ю.Патюпа: Потому что я перестану быть поэтом.
А.Балаш: Я часто прошу денег на проекты. И мне их дают. И не надо для этого на колени становиться. Мы делали проект в галерее "Ў", и спонсоры стали спрашивать: а для кого он? Какова целевая аудитория? И я честно сказала: моя целевая аудитория в Минске - пятнадцать человек. Те, кто прочитает все послания, заложенные в выставке. А посещать ее, конечно, будут многие, что уж увидят - то увидят. И ничего, все поняли, что художник - не официант, чтобы стоять и спрашивать: "Чего изволите?" Быть до конца вкусным, сладким и понятным невозможно.
Ю.Дорофеева: Каста тех, кто вкладывает деньги в искусство, - такие же люди со своей долей неуверенности в себе. Если искусству нужно выжить, все равно, откуда для этого средства.
Л.Рублевская: Думаю, не всем творческим людям это все равно.
Ю.Дорофеева: Это вопрос внутренней гордыни.
Л.Рублевская: Это вопрос нравственности.
Ю.Патюпа: Художником двигает некий этический императив. Это совсем не вторичная речь для творческого человека. А во-вторых, есть социум, который знает, кто кому и что дал, и таким образом создается репутация.
А.Балаш: Тогда не нужно ныть о невостребованности! Мой знакомый художник Чернобрисов свои работы просто дарил музеям, как ему посоветовала Нина Грин, жена Александра Грина. Сегодня к нему приезжают из разных стран за его картинами. Он стал дорогим художником... Но не хочет ничего менять в своем быте. Живет в очень бедной квартире, спит на полу, на расстеленном пледике. Только книги покупает, какие захочет.
Ю.Дорофеева: И если человеку комфортно в таком состоянии, то и ладно. Не понимаю, зачем делить людей на "продавшихся" и "честных"? У нас с советских времен осталась любовь к "крупным формам": эта группа - подонки, эта - хорошие... Не бывает так. Если не будет терпимости, нам останется всем сойти с ума или передраться.
Умерла ли романтика?
Л.Рублевская: Для наших родителей романтика была конкретна: дальние дороги, большие стройки, Данко с вырванным сердцем...
А.Балаш: Это была безбытность поколения.
Ю.Дорофеева: Помню, мама долго возмущалась, что, когда мой отец возвращался из Чехии, где читал лекции, то привозил книги, а не хрустальные люстры, в то время как дома у нас висела чуть ли не лампочка Ильича.
Л.Рублевская: Но и сегодня успешные люди занимаются дауншифтингом, бросают работу и имущество и уезжают жить в хижину на берегу моря.
Ю.Дорофеева: Потому что протестуют против навязываемого культа успешности. Возможно, сегодня романтика - когда в душе живет ребенок?
А.Балаш: Белорусский романтик - Сымон-музыка...
Л.Рублевская: Возможно.
А.Балаш: Но кто его научил играть на скрипке? Пан!
Л.Рублевская: Белорусская литература создавалась на альтруизме. Какой доход мог надеяться получить от писания на "мужицком наречии" Винцент Дунин-Марцинкевич или Франтишек Богушевич? Даже славы не предвиделось, одни насмешки. Да и сегодня молодой писатель, решивший, что не будет тратить силы и талант, если это не принесет реальных денег, скорее всего, уйдет из белорусской литературы.
Ю.Патюпа: Когда общество устремляется к какой-то крайности, творческий человек должен занять противоположную позицию. Это поступок романтика.
Ю.Дорофеева: Каждый живет той жизнью, которую он себе создал. Можно пойти не на филфак, а выучиться на программиста, сидеть сейчас в Америке и писать программы за большие деньги. Проблема в том, что часто, оправдываясь "высокими материями", люди ничего не хотят добиваться сами. Они просто ленивы.
А.Балаш: Романтик - Манилов, который мечтает, что "император про нашу дружбочку прознает и пожалует деревенькой".
Ю.Патюпа: Это как раз мечта прагматика и лентяя.
Ю.Дорофеева: Таких-то много... А много ли романтиков типа Данко?
Л.Рублевская: У Эрленда Лу есть роман "У" о том, как молодой норвежец в рассуждении, что нечего открывать и нет высоких целей, изобретает цель для своего поколения: доказать бредовую идею, что их далекие предки пришли в Норвегию на коньках из Полинезии. Молодые люди получают грант на исследования и занимаются наукообразной ерундой. Нам же хватит реальных целей еще не на одно поколение. Я знаю людей, настоящих романтиков, благодаря которым где-нибудь в провинции издается краеведческий журнал, действует музей, литературное объединение, восстанавливается старинная усадьба.
Ю.Дорофеева: Просто у людей разные установки. Кто-то любит деньги, кто-то краеведческий журнал. Почему нет? С голоду у нас никто не умирает, иной при своей средней зарплате умудряется воплотить мечту в жизнь, например построить дом...
Л.Рублевская: Это опять же мечта потребителя, а не романтика...
Ю.Патюпа: Михал из "Новай зямлi" Якуба Коласа тоже всю жизнь мечтал просто о куске своей земли.
Л.Рублевская: Недавно не удержалась, купила пельмени "Яўстафiй Любанскi". Я популяризирую белорусские мифы, среди них - миф о Белой Даме Лошицкого парка, призраке пани Ядвиги Любанской, которую сто лет назад нашли мертвой в реке. Подозрение в убийстве падало на ее мужа, графа Евстафия Любанского, владельца Лошицы, который очень ревновал молодую жену. И вот - пельмени...
Ю.Патюпа: Прямо черный юмор!
Л.Рублевская: Романтизм плюс прагматизм. А насчет "пользы" белорусской литературы... Сейчас в интернете очень популярна импрессия белорусского писателя начала ХХ века Ядвигина Ш. "Раны". Блоггеры перекачивают друг у друга текст, перевели на русский язык... "Всплыло" из небытия произведение. А ведь в белорусской литературе такого предостаточно!
Ю.Патюпа: И мне жаль тех, кому это неинтересно. Потому что так или иначе романтика не умрет никогда.
