Одним из наиболее любимых и посещаемых мной мест в Уссурийской тайге было соединение трех горных хребтов, отрогов Сихотэ-Алиня. В этом месте среди скал, могучих кедров, бархатов и маньчжурских орехов, обвитых толстыми лианами лимонника, винограда и кишмиша, в небольшой впадине-седловине расположилось озерцо, подпитываемое ключом кристально чистой воды, бьющим из-под скалы. Вокруг озерца – небольшая поляна с множеством звериных троп, подтверждающих, что не одному мне нравится это сказочно красивое место. Но если я приходил туда из любви к природе, то звери – для утоления жажды. Среди этих скал расположилась и колония барсуков, корма для которых вокруг было предостаточно.
Я всегда приходил задолго до наступления темноты и устраивался в мягком, уютном, покрытом слоем мха гнездышке на скале, из-под которой бил ключ. Она буквально нависала над поляной и озерком, позволяя мне быть всевидящим и невидимым одновременно. Поэтому удача всегда мне сопутствовала, и не было случая, чтобы за время пребывания там я не увидел несколько крупных зверей, особенно в светлые ночи. О барсуках я уже и не говорю. Еще в ранних сумерках их колония начинает активную деятельность в поисках пищи в радиусе километра и более. Но сначала барсуки бегут в свои «туалеты», расположенные вдали от колонии, поскольку они очень чистоплотны.
Были у меня там и два приятеля-филина, которые настолько привыкли к моим визитам, что всегда, прилетая из своих дремучих дебрей, усаживались в двух-трех метрах от меня на ветку кедра и, немного осмотревшись, начинали беседу, иначе это и не назовешь. Я даже сейчас уверен, что это была осмысленная речь. Один из них начинал что-то бормотать, и я даже различал в этом бормотании слова, прищелкивал клювом, а приятель слушал, не перебивая, только изредка потихоньку ухал и тоже щелкал. Потом рассказывал другой, и это продолжалось полтора-два часа. Затем птицы улетали, совершая над моей головой небольшой круг и что-то при этом приговаривая.
И вот однажды, внимательно вслушиваясь в беседу филинов, я услышал восклицание, которого ранее не было в их лексике, и беседа прервалась. Но тут же начали рявкать самцы косуль, да так сердито и грозно, что не посвященный в таежные тайны человек сразу пришел бы в ужас. На самом деле эти осторожные и робкие животные предупреждали всех о появившейся опасности. Потом рявканье стихло, и наступила зловещая тишина. Я стал вслушиваться и всматриваться в сумрачную тайгу – понял, что вот-вот появится новое действующее лицо: таежный владыка тигр. Это подтверждала и охватившая меня легкая жуть, которая сковывает всех при его приближении, даже если он еще невидим и неслышим.
И вот тигр величаво и грозно появился на поляне прямо на берегу озерка и сразу начал пить. Я находился от него на расстоянии не меньше пятнадцати метров, но чувствовал себя спокойно и уверенно, так как мой запах на такой высоте он никак не мог учуять, а я благодаря светлому вечеру видел все полосы на его исполинской фигуре и даже «иегроглиф» на лбу. Не спеша утолив жажду, тигр зевнул с легким рыком и, пройдя царственной походкой под кедр, улегся на мягкий хвойный ковер.
Я перевел взгляд на своих ушастых приятелей. Они так же, как и я, внимательно наблюдали за всеми движениями могучего зверя.
Перекличка косуль возобновилась, а спустя минуту и филины продолжили беседу, на которую тигр даже внимания не обратил, а я как зачарованный смотрел и смотрел на грозного хищника, хотя встречался с его собратьями уже не раз.
Один из козлов, судя по его приближающемуся рявканью, направился прямо к нам, и это все поняли сразу. Тигр мгновенно переместился за большой обломок скалы, а птицы замолчали и тревожно закрутили своими большими головами. Беспечный козел продолжал приближаться к своей неминуемой смерти; я знал, что судьба его предрешена, но помочь ему не мог никак.
Неожиданно почти перед носом тигра, на расстоянии не более метра, прокосолапил крупный барсук. Хищник на него ноль внимания. Лежит, слившись с камнем, только кончик хвоста чуть-чуть подергивается. Что это? Почему он не трогает барсука? Или он играет с ним как кошка с мышкой? Я был поражен увиденным, а барсук попил воды и не спеша поковылял вдоль берега. Тигр не шевелился. И я понял, что он ждет более желанную добычу, которая находилась не более чем в пятидесяти метрах.
И вдруг на поляну ворвалась свора собак, которая, увидев барсука, с лаем набросилась на несчастного зверя. Впрочем, зверь этот славится отвагой, а потому из хрипящей и визжащей свалки вскоре раздался жалобный вой. Это наш храбрый боец откусил одной собаке нижнюю губу или нос. Завыла другая. И тут раздались голоса людей, бежавших на помощь своим собака. Я узнал их. Это были известные в округе братья-браконьеры. Вот сейчас они выбегут на поляну и дубинками будут убивать барсука.
Но как же тигр? Я перевел взгляд на то место, где он должен находиться, считая, что при появлении собачьей своры и близости людей тот вообще ушел с поляны. В этот момент раздался ужасающий рев, и тигр одним прыжком преодолел расстояние от места засады до места битвы. За секунды вся собачья свора, сорвавшая тигру охоту, была уничтожена. Барсука же таежный владыка не тронул, и тот, что-то сердито бормоча, пошел к норе, израненный, но непобежденный.
Братья-браконьеры неслись тем временем к деревне, а полосатый великан провожал их победным ревом. Затем обнюхал убитых им собак, взял самую крупную в зубы и ушел. После ухода тигра мои приятели-филины бесшумно взлетели, сделали прощальный круг и отправились на ночную охоту, а я, пожелав им удачи, тоже отправился домой.
