Выход на свободный рыночный курс доллара в середине сентября может привести к его резкому подорожанию, но ненадолго.
Банкиры, валютчики, простые граждане, у которых осталась в кубышке валюта, ожидают заветной дополнительной сессии валютно-фондовой биржи. На смену множественности курсов — от официального (около 5 тысяч рублей за доллар) до «теневого» (8—9 тысяч), должен прийти единый — рыночный. Каким же он будет?
Полагаю, первые несколько дней курс может подскочить, но потом он будет снижаться. На первых торгах спекулянты попытаются выставить как можно больше заявок, скупить валюту, проконвертировать в наличные рубли через дружественные банки и на следующий день выставить на продажу процентов на 20 дороже. Убежден, что на этот раз у Нацбанка найдутся силы пресечь подобные действия, чтобы валюту купили те, кому она нужна. Ведь если бы главный финансовый регулятор начал действовать решительно еще в мае, то курс не вырос бы выше 4—4,5 тысячи рублей за доллар. Вообще, экономических оснований для столь глубокой девальвации не было никаких — ее усугубило именно бездействие Нацбанка. О том, что курс опустится со временем, свидетельствует резкое торможение импорта при стремительном росте экспорта — оставшиеся до конца года месяцы у нас будет положительное торговое сальдо. Было обещано, что дебиторская задолженность — а это скрытый способ оставлять валюту за рубежом — уменьшится с 4 до 2 млрд. долларов.
К концу года мы должны забыть существовавшие проблемы острого дефицита валюты. Мы выполнили почти все требования Евразийского банка развития, и если к действиям МВФ не примешается политика, то нам будет выделен следующий транш. Убежден, что к этому времени мы договоримся и по газу с Россией (за 2,5 млрд. долларов будет продана вторая половина «Белтрансгаза»). Если месяца на два полностью прекратить эмиссию, то курс мог бы откатиться даже ниже 5 тысяч рублей. Но для этого нужно затормозить закупки импорта за счет бюджета — в таком случае валюты в стране будет предостаточно.
Сейчас очень сложно делать прогнозы насчет конкретного курса, потому как неизвестна доля валюты, продававшейся по курсу Нацбанка и по спекулятивным курсам, доходившим до 10 тысяч. Но, на мой взгляд, валюту в основном продавали госпредприятия — а они более-менее законопослушны, к тому же жестко контролируются профильными министерствами. Например, так делали почти все молочные и мясные заводы (а их экспорт в нынешнем году существенно вырос). Поэтому львиная доля валюты для безналичных расчетов продавалась законным образом (5 тысяч рублей). Но поскольку Нацбанк надолго ушел с валютных рынков и не регулировал их, то тон начали задавать валютные спекулянты, появились знаменитые сайты-обменники, где декларировался «рыночный курс».
Обещанные меры социальной защиты важны, но можно пойти и на более решительные действия. Кризис у нас возник во многом потому, что непомерно разросся средний класс — к концу прошлого года доля денежных доходов в ВВП достигла рекордной цифры в 66 процентов (при норме 55—60 процентов). Мы стали жить лучше, чем работаем, и в какой-то мере это спровоцировало дефицит валюты. Главное, чтобы сейчас поддержку получали именно малообеспеченные слои населения.
Мы не захотели покупать то, что делали своими руками. Снизить импортоемкость нашей продукции — первейшая задача, но для этого нужно смелее допускать частные фирмы в эту сферу, что подтверждает, например, опыт Казахстана. Думаю, стоит ожидать появления структур, состоящих из частных предприятий, сгруппированных вокруг крупных госхолдингов, — так мы сможем избавиться от зависимости наших производителей сельхозтехники от поставщиков комплектующих из Германии, Швеции, других стран.
Михаил КОВАЛЕВ, профессор, декан экономического факультета БГУ
