Миграционный кризис вступает в опасную фазу. Мигранты явно вознамерились взять свое — пособия, социальные выплаты и беззаботную жизнь, — причем взять грубой силой. Не дожидаясь каких–то квот и законных процедур регистрации. Они идут врукопашную и берут границы штурмом. Чуть ли не каждый день европейским полицейским приходится травить напирающих мигрантов слезоточивым газом. Те прикрываются детьми, как щитами. Просто удивительно, как быстро бывшие подопечные сбросили маски кротких жертв военных конфликтов и сами устраивают настоящую войну на границах. Приобретенные на родине боевые навыки они успешно применяют в ЕС. Во что в результате превратится Европа, прекрасно иллюстрируют события в окрестностях французского Кале, где разместился печально знаменитый многотысячный лагерь мигрантов под названием «Джунгли». Здесь уже идут настоящие бои между полицией и нелегалами, которые пустили в ход бутылки с «коктейлем Молотова».
А если послушать европейских политиков, то может показаться, что никакого мигрантского кризиса и не существует. Вот канцлер ФРГ Ангела Меркель продолжает настаивать на необходимости открыть границы, заявив на днях, что такой большой континент, как Европа, с полумиллиардом жителей, способен дать временное убежище одному миллиону сирийцев. Фрау канцлерин не думает, что это слишком много. Ей на помощь спешит глава Евросовета Дональд Туск. Он вполне серьезно полагает, что очередной саммит, очередное турне по странам так называемого балканского коридора являются достаточными действиями, чтобы сохранить статус–кво.
Однако реальная картина не имеет ничего общего с этой благостной иллюзией. Конечно, правоохранительные органы могли бы с легкостью пресечь эти дикие выходки на границах, которые наблюдает весь мир. Проблема в другом. В сложившейся ситуации есть свои причины и последствия, которые никто всерьез даже не обсуждает. Нынешние политики не способны оценить масштаб и последствия мигрантского кризиса. И это тревожит больше всего...
Разговоры в центре Мюнхена
Наш корреспондент передает из Германии
С Йоргом Шрибером мы договорились встретиться на центральной площади Мюнхена Мариенплац, «прямо под колонной» — здесь все встречаются. Отсюда — один шаг до излюбленного всеми баварцами Rathaus, где в системе перетекающих один в другой подвалов льется пиво, подаются сосиски, звучит музыка, а по выходным приходят местные жители, прихватив сменную обувь, и без устали танцуют под живую (конечно!) музыку. В общем, практически все, что турист знает (или воображает) о Баварии, можно найти в этих подвалах. Туда и идем. Но не пиво пить, а разговоры разговаривать. Вечер понедельника (никакой живой музыки) настраивает на деловой лад. Йорга Шрибера, нередко бывающего в Минске (у него в Беларуси дама сердца), я нашла в социальных сетях, и он легко согласился встретиться и поговорить о мигрантах.
За те пару дней, что я в Мюнхене, на главной торговой улице мне то и дело попадались дамы, с головы до пят укутанные во все черное, только глаза сверкают из прорези паранджи да кроссовки выглядывали из–под одеяний. С них (дам, а не кроссовок) я и начала.
— Когда на улицах Мюнхена вы встречаете женщин в паранджах, что думаете?
— Думаю, что семьи, в которых женщины носят паранджу, очень консервативные, и они никогда не нанесут вреда другим людям. Может быть, они туристы, тогда они уедут. Если они живут здесь, это их культура, и ничего плохого они делать не будут. Я думаю, что куда большая проблема — люди, которые утратили свои корни во время всех этих миграционных процессов. Вот они опасны...
Конечно, я ожидала других слов. Начитавшись репортажей об акциях против беженцев в Германии (правительственная статистика в 2015 году зафиксировала более тысячи атак, в пять раз больше, чем годом ранее), я ожидала услышать гнев и возмущение. Но — ничего подобного. Если возмущение и есть, то в легкой форме и против собственного — но в Берлине, а не в Мюнхене — правительства: «Все эти беженцы, которые приходят из Африки, — объясняет Йорг Шрибер, — экономические мигранты. Кажется, еще в 2002 году тогдашняя министр юстиции Сабина Лойтхойссер–Шнарренбергер (да, чудесная немецкая фамилия) подготовила доклад, в котором написала, что мы должны начать создавать условия в странах, из которых люди приезжают, чтобы мотивировать их оставаться там. Но никто ничего не сделал. А сейчас политики «удивлены»: откуда все эти люди? Но политики просто никак не решали эту проблему».
Так и есть: действовать начинают только сейчас. На этой неделе министр внутренних дел Томас де Мезьер едет в страны Северной Африки договариваться о том, чтобы они принимали тех своих граждан, которым Германия отказалась предоставлять статус беженца. У Берлина есть достаточно успешный опыт: на прошлой неделе в Афганистан специальным рейсом вернулись (немецкая пресса утверждает, что добровольно) 125 афганцев. Капля в море (в прошлом году убежища попросили 154 тысячи граждан Афганистана), но все равно повод для оптимизма. Каждому добровольно вернувшемуся выдали 200 евро на транспортные расходы и еще 500 — «на обустройство». Для Кабула очень немалые деньги.
Это, конечно, пряник, но есть и кнут: в недавно принятом законе о беженцах Алжир, Марокко и Тунис признаны «безопасными» странами, а это означает, что их граждане шанса легально остаться в Германии автоматически лишаются. Но всегда могут «уйти в тень». Как недавно выяснилось, властям неизвестно о местонахождении как минимум 130 тысяч зарегистрированных беженцев — они не появились в тех центрах, куда были направлены. Правда, так они не только избегают возможной депортации, но и лишают себя возможности получить бесплатное жилье, пособие и прочие блага, за которыми, собственно, и едут. Для того чтобы вынудить беженцев «доезжать» до тех центров, в которые их направили власти, разработана целая система льгот и услуг, воспользоваться которыми можно только в этом конкретном месте после получения удостоверения беженца. Но раскошелиться придется и самим мигрантам. Здесь, конечно, не Дания, изымающая принадлежащие мигрантам ценности, но ежемесячную оплату в 10 евро за интеграционные курсы ввели. «Вот в Берлине есть район Кройцберг — самый большой турецкий город за пределами Турции, — рассказывает Йорг Шрибер. — Там говорят по–турецки. Да, сейчас многие турки — граждане Германии, но у них своя культура, свои сообщества. Конечно, вы не должны отказываться от своей культуры, традиций и привычек, но должны принять традиции и культуру страны, в которой хотите жить. Новые беженцы этого делать не хотят. Но ведь тогда у них нет никаких шансов».
Для того чтобы обсудить вопрос интеграции, встречаюсь с живущим в Мюнхене белорусом Алексеем (фамилию называть отказывается). Он хоть и «понаехавший», но не беженец: в Германии работает легально (программист), платит налоги, на беженцев смотрит без страха и подозрения. Хотя признается, что когда видит стайку (от 10 человек) женщин в паранджах (Алексей хлестко называет их «ниндзя»), теряется: «У меня к ним нормальное отношение, но как–то неуютно, некомфортно чувствуешь, не знаешь, как себя вести».
Алексей — не самый в этом смысле показательный представитель многочисленной (русский назвали родным почти 3 млн жителей Германии) русскоязычной диаспоры. «Интеллигентные люди с высшим образованием или другими специальностями очень хорошо интегрируются, — заверяет Алексей, с которым мы пьем кофе («Я соблюдаю пост, в ресторане трудно что–то найти для меня подходящее»). — Я работал с теми же турками, и сейчас у меня среди коллег много не немцев. Даже если они придерживаются другого вероисповедания, они это не показывают. Они говорят по–немецки намного лучше, чем я. И знают еще английский, французский. А есть люди, которые — да, рабочие, не хотят ничего учить, которые поработали с 5 до 5 и... Они живут в своих типа Шабанах, особо не соблюдают местные правила. Те, кто постарше, часто и по–немецки не говорят. Зато вот у меня на курсах немецкого два парня из Косово, один очень хорошо говорит по–немецки. На работе у него только сербы, албанцы, из Косово, они по–своему говорят, а он старается, учит по вечерам. Видно, что ему хочется интегрироваться. Так что все от человека зависит».
Кстати, о выходцах с Балкан. В 1992 году, когда начался распад Югославии, в Германию прибыли полтора миллиона мигрантов (в 2015 году — 1,1 млн, ожидается, что к 2020 году Германия примет 3,6 млн беженцев). И тогда — так же как и сейчас — этот поток возмущал многих местных жителей. В результате ужесточили правила предоставления убежища — иммиграция пошла на убыль. Такого же эффекта ожидают и от только что принятого закона. Но и волна 1992 года была не первой. Сразу после окончания Второй мировой войны в Германию пригласили турок: не хватало рабочих рук для восстановления экономики. Тогда считалось, что турки со временем вернутся на родину, и об их интеграции никто не заботился. Появился Кройцберг и другие турецкие кварталы по всей стране.
«В 1960–е в Германию приехал почти миллион гастарбайтеров из Италии, — напоминает о другой миграционной волне Йорг Шрибер. — Тогда была большая дискуссия: их так много, они украдут наши рабочие места. Но в результате они превратились в хороших и позитивных членов нашего общества. Так что если какая–то страна и может справиться с этой проблемой, то это Германия», — заключает он, напоминая любимый лозунг канцлера Меркель «Мы справимся!». Ныне каждый пятый из 80–миллионного населения Германии — из семьи мигрантов. Возможно, сегодняшняя волна, которая кардинально отличается от прошлых, сюда еще не докатилась. Но что будет завтра?
Личное мнение из социальных сетей
Эти беженцы — как тараканы: в магазинах воруют что под руку попадет, мы уже все держим свои сумки двумя руками, продавцы в панике. На улице идут, как танки, место не уступают, особенно женщинам. Специально задираются, но если получают отпор, то сразу: «Брат, брат, не так меня понял». Средь бела дня ходят группами по 3 — 5 человек, толкаются, громко разговаривают, показывают пальцами, хохочут.
Тамара Р., Фрайбург, Германия
Я психолог, расстановщик. Ко мне приходят в том числе со страхами на эту тему. По–моему, кто–то там наверху сошел с ума или его купили. А законопослушные немцы бунтуют пока у себя дома или с соседями. Ясно, что сюда засылают самых–самых под видом беженцев.
Наталья Спокойная, Берлин, Германия
Беженцев в Италии довольно много, и их количество стремительно растет. Их очень не любит местное население. Темнокожие, причем хорошо одетые и вполне себе ухоженные, стоят на улицах и просят деньги. Я живу в относительно небольшом городке, и центр города, прямо возле вокзала, считается «черным» районом, девушкам и женщинам не рекомендуется там ходить даже днем. В общем, страха они нагнали и все их обходят стороной. Почему они так себя ведут? Думаю, потому что власти это позволяют.
Валентина М., Италия
Людям, конечно, надо помогать. Как война закончится — обеспечить всем дорогу в мирный дом. Приоритетом должны быть интересы своих граждан и сохранение культуры своей страны. Быть строгими к приезжим, пусть учат историю от самых корней, тогда лучше поймут культуру. Если кто–то не сумел интегрироваться — значит, не уважает страну, пусть возвращается, никаких поблажек. Свою рождаемость поднимать надо. Иначе через три поколения в стране будут одни мусульмане.
Ирина К., Прага, Чехия
Клиника Сан–Суси в Потсдаме. На рентген надо ехать в другую клинику, все оплачено и сумма, поверьте, очень приличная. Сидим в очереди, пропускаем беженцев (грязные, вонючие, только на арабском, дети в соплях, персонал перед ними заискивает). Они проходят медицинский осмотр, а мы за свои (очень немалые) деньги сидим и ждем.
Марина К., Карловы Вары, Чехия
Я сталкиваюсь с беженцами каждый день на улице и в метро. У меня большие страхи от такого количества здоровенных одиноких мужчин, которые абсолютно по–другому относятся к женщинам. И еще момент. Вы у немцев открыто не узнаете их настоящие настроения и опасения насчет беженцев, потому что они не могут сказать что–то негативное, чтобы не прослыть расистами.
Алла Т., Берлин, Германия
Советская Белоруссия № 40 (24922). Среда, 2 марта 2016
