Вы в курсе, что Татьяна Бондарчук пишет стихи? Я удостоился чести слышать их от автора. Читает директор и худрук Белгосцирка их чудесно! И сочинено складно. Но давно. Теперь Татьяна Николаевна ничего не пишет. Она только подписывает — документы. При мне в ее кабинет внесли стопку канцелярских книг: их нужно было изучить и проставить автографы. Для творческого человека не самая интересная работа. Однако приходится быть и творцом, и хозяйственником. Особенно в эти дни — первые после открытия цирка и предновогодние. Народ штурмует кассы — все хотят попасть на представления. Поэтому в день проводится по два–три шоу. А еще и традиционные «елки». С середины декабря до середины января их всего запланировано 77. Царит немыслимый ажиотаж.
— Вы рады этому? — спросил я у Татьяны Николаевны, когда она наконец смогла принять меня в своем кабинете. Наша встреча позволила ей на час, пока длилось интервью, хотя бы присесть, передохнуть, выпить кофе.
— Я еще привыкаю ко всему. Цирк пережил реконструкцию. Все новое. У меня на рабочем столе даже компьютер не подключен. Можно с ума сойти от этого ажиотажа. Я уже хотела обратиться в Академию наук, чтобы меня клонировали. Только не пишите скандальных статей!
— Помню, как несколько месяцев назад вы говорили, что очень ждете возвращения в старое здание цирка, что шапито, где вы с коллективом ютились три года, стесняло вас, не давало реализовать многие творческие проекты. Но ведь шапито само по себе — это тоже определенная традиция и уже часть истории национального искусства. Вы так не считаете?
— Сама я шапито не стеснялась. Оно смущало некоторых зрителей. Им казалось, что ходить туда непрестижно. Хотя посещали его даже члены Правительства. Кроме того, шапито спасло наш коллектив. Мы взяли его в аренду в Польше. Часть артистов выступала здесь, а часть гастролировала по стране — и все 200 человек имели работу до возвращения в свой дом, историческое здание Белгосцирка. И программы в шапито были очень хорошие, и те, кто понимал, что это реальный качественный продукт, шли на представления. Однако многие три года выжидали, пока откроется «настоящий» цирк. Ну и что? Дождались! А теперь ломают головы в кассах, как попасть на представление.
— До какого времени распроданы билеты?
— До середины января точно. Мы даже не успеваем их печатать. Пока вы ждали меня в приемной, я расписывала билетные книжки.
— А 31 декабря какая ожидается программа?
— В связи с большим спросом мы в этот день не отдыхаем, а даем представления в 11.30 и 15.00. 1 января у меня будет единственный выходной.
— Коль в цирк сейчас большие очереди, значит, цена билетов никого не смущает?
— В шапито билетик стоил 8 — 25 тысяч. Это было очень дешево, поэтому мы и жили какое–то время скромно. Теперь средняя стоимость билета 25 тысяч. Много ли это? Нет. Самый дорогой билет стоит 70 тысяч — на места в первых рядах. Так вот именно эти, а не дешевые билеты расхватываются в первую очередь.
— Как прошел первый месяц в обновленном здании?
— За этот месяц мы так хорошо поработали, что смогли компенсировать все свои долги. Пока существовало шапито, многие наши люди не получали премий — не было средств. Но они выдержали. И сейчас мы премируем сотрудников за каждое выполненное задание. Однако вселение в цирк оказалось очень сложным. Мы запустили только первый пусковой комплекс. А второй начнет работать весной. Так что еще работы хватает. Но никогда не забуду, как мы въезжали... Пригласили иностранный аттракцион с белыми тиграми. Они прибывают, а в это время еще визжат дрели, работают бетономешалки, рядом вешаются шторы из бархата с золотыми кистями, на которые может капнуть краска... Тигры в клетках рычали, им пора было репетировать, а на манеже в это время рабочие заканчивали отделку арены. Когда дети «Евровидения» подъезжали к нашему зданию на представление, мы еще сметали строительную пыль. В первые дни после новоселья смешалось все — кони, люди, тигры и медведи...
— Перед нашей встречей вы по телефону обмолвились, что новый Белгосцирк перещеголял московский цирк Никулина. В чем?
— Я вам скажу сперва о телефоне. Это вообще чудо, что вы до меня дозвонились. У меня несмолкаемый телефон, который несколько раз на день нужно подзаряжать. И я все надеюсь, что, может быть, он уже сгорел... Я это говорю в шутку. Но в данный момент у меня 24 непринятых звонка — всего за 10 минут, пока я не поднимала трубку. Если только сидеть и отвечать на все звонки, то суток не хватит. А звонят по разному поводу. Часто ко мне обращаются артисты из других стран, просятся на работу. Когда я была в Москве, и в цирке Никулина в том числе, ко мне подходили ребята и интересовались, можно ли переехать в Минск. Многим нравится не только наш цирк, но и наша страна. А вот недавно приезжали коллеги из Прибалтики и жаловались: у них нет работы...
— А животные как себя чувствуют, где они живут?
— О! У них все в шоколаде. Кормушки из нержавейки, много стойл, ветлечебница.
— Татьяна Николаевна, цирк у многих ассоциируется с чем–то несерьезным. Дескать, взрослым людям ходить сюда не положено, разве что с детьми. А есть ли какие–то правила, традиции: кому, как и в чем посещать цирк?
— Меня поразили архивные кадры 1959 года с открытия Белгосцирка. В зале сложно увидеть ребенка, там сидят взрослые с открытыми ртами в шикарных нарядах: женщины в платьях, мужчины при галстуках. А сейчас цирк воспринимается некоторыми, как карусель. Это не так. Это древнее искусство, где человек демонстрирует сверхвозможности своего тела. В 60–е годы наши артисты делали 2 сальто, а теперь — 4! Цирк — это очень серьезно. Здесь человек обретает уверенность в себе: когда взрослый видит, как артист совершает сальто, он понимает, что тоже способен на многое. Так что цирк — не детская забава, более того — это единственное место, где все поколения семьи могут собраться вместе, и им здесь будет интересно. А приходить к нам нужно не в свитере, не в обычной одежде, а в таком наряде, чтобы вам было приятно сидеть в велюровом кресле с дубовым подлокотником, чтобы вы чувствовали, как хрусталь, бронза, обилие сусального золота в интерьере сочетаются с вашим костюмом.
