Кого согревал партизанский костер?
Каждый историк мечтает откопать свою Трою, как это сделал Генрих Шлиман, или Берестье, которое открылось Петру Лысенко. Но прошлое скупо на щедрые подарки. И оно, как считалось, тем более не может подарить ученому больших откровений, если ему приходится ступать не по целине, а работать в читаных-перечитаных архивах. Именно это когда-то и говорили молодому соискателю ученой степени Владимиру Кузьменко, когда он начинал изучать место и роль интеллигенции Беларуси в период немецко-фашистской оккупации нашей страны. «Скользкая тема, тяжелая и неблагодарная», — сочувствовали ему. И в этом была вся правда.
Ведь как нарисовать реальную картину коллаборационизма, где роль интеллигенции, пострадавшей от предвоенных репрессий, была все же значительной, если масштабы явления партийными идеологами заведомо преуменьшались? Как показать реальную роль интеллектуалов в борьбе с захватчиками, если пропагандист-ский аппарат пролетарского государства был традиционно зациклен на догме о ведущей роли рабочего класса в партизанском движении? Как вообще работать над этой темой, если архивные материалы по ней никогда не систематизировались и были крайне разрозненны?
Все это он понимал. Но от задуманного не отступил. И вот сейчас, спустя три десятка лет, вобравших тысячи часов, проведенных в архивах, заместитель заведующего отделом военной истории и межгосударственных отношений Института истории НАН Беларуси доктор исторических наук Владимир Кузьменко не скрывает: когда на конференциях коллеги говорят, что одним из самых разработанных направлений следует считать тему интеллигенции в войне, ему приятно это слышать. Ведь 90 публикаций в печати и 5 монографий, стерших практически все белые пятна со «скользкой темы», – это его труд. Он раскопал свою Трою. Чем и гордится.
— Работа не принесла бы того результата, который имеем, если бы перестройка не открыла все архивы, не дала возможность без утайки говорить правду, — замечает Владимир Иванович. – Ведь в прежние годы, опасаясь браться за идеологически острую тему, историки попросту не запрашивали многих документов, что видно по совершенно чистым «листам использования» первоисточников. На некоторых таких сопроводительных бумагах я видел отметки коллег, но, зная содержание их работ, убеждался, что воспользоваться богатейшим материалом они не рискнули, так как не видели перспектив для публикации новых фактов. Честно говоря, и у меня не было никакой уверенности, что дело может дойти до их обнародования и что защита кандидатской диссертации состоится. Что и говорить, открывшиеся страницы истории были «неудобными». Поэтому первая книга, где я обобщил собранный материал, – «Советская интеллигенция в партизанском движении в Беларуси 1941–1944 гг.» не могла выйти в свет несколько лет. Ее удалось издать в 1991 году только после того, как я съездил в Москву и попросил Андрея Федоровича Юденкова, одного из самых авторитетных в СССР историков, быть научным редактором. Он согласился. После этого работе уже никто не мешал, и в 2001 году вышла моя вторая книга с более богатым фактическим материалом – «Интеллигенция Беларуси в период немецко-фашистской оккупации (1941–1944 гг.)».
Не секрет, что настороженное отношение к этой теме в первую очередь было вызвано деятельностью коллаборационистов из числа национальной интеллигенции и тем вниманием, которое им уделял гауляйтер Вильгельм Кубе. Глава гражданской оккупационной администрации, преследуя поставленные фашистским руководством цели, шел, иногда, к неудовольствию Берлина, все же своим, не столь прямолинейным путем. Раздавая подачки послушным (например, несколько недель, «для истории», для обозначения пропагандистского момента, четырем процентам жителей Минска даже выплачивались пенсии, правда, не из бюджета рейха, а из денег, заработанных самими белорусами), он привлек на свою сторону некоторую часть населения, и этот факт в советской историографии замалчивался, так как не вписывался в традиционные представления о действиях врага.
Вместе с другими историками уже постсоветского времени Владимир Кузьменко написал обо всем этом открыто, но с помощью собранных документов, прежде всего немецких, показал, что вызванная обстоятельствами политика гауляйтера была всего лишь тактической уловкой, не менявшей сути долговременных планов порабощения и истребления белорусского народа. Показательно, что когда в 2001 году новые факты были обнародованы в монографии, то ни одна из сторон, вовлеченных в то время в дискуссию об оценке коллаборационизма (ни активные в те годы коммунисты, ни БНФ, ни зарубежные историографы, ни действующая власть), не усмотрела в работе историка политической ангажированности, ее приняли как объективную.
Главный же вывод, к которому пришел ученый, проанализировав состав очень многих партизанских отрядов и подпольных групп (доступ к этим спискам и через полсотни лет после войны был крайне затруднен даже для ученых), заключался в том, что участие интеллигенции в освободительной борьбе на оккупированной территории оказалось гораздо более мощным, чем представлялось до сих пор. По его подсчетам, каждый пятый партизан (20,55 процента) был интеллигентом или служащим-неспециалистом, а в некоторых отрядах инженеров, врачей, учителей, журналистов, агрономов, бухгалтеров, юристов, библиотекарей, ученых, артистов в процентном отношении было даже больше. Крестьян среди народных мстителей в среднем оказалось 39,1 процента, рабочих – 17,03, учащихся – 12,16, военнослужащих – 11,16 процента. Еще более значительным было представительство интеллигенции среди подпольщиков. И это при том, что по состоянию на 1939 год интеллигентов в Белорусской ССР было чуть более 150 тысяч, то есть примерно 1,5 процента населения.
— У интеллигенции, если разобраться, было гораздо больше побудительных мотивов, чтобы стать на путь борьбы, чем у кого бы то ни было, — отмечает Кузьменко. — И это, кстати, полностью согласуется с выводами французского историка Анри Мишеля, проанализировавшего социальный состав движения Сопротивления у себя в стране и показавшего, что его мозгом и мотором были интеллектуалы. Ведь чем выше образовательный уровень человека, тем решительнее он сопротивляется попыткам духовного порабощения.
Работая над темой, Владимир Иванович обращался не только к архивам. Наткнувшись на интересный факт в документах, он продолжал поиск в других хранилищах, в мемуарной литературе, встречался с героями воспоминаний, что помогало рисовать картину событий ярче и достоверней. Так летопись войны пополнялась новыми фамилиями героев, чей подвиг в свое время не был оценен по достоинству.
Например, Кузьменко открыл имя замечательного изобретателя-оружейника инженера Петра Счеславского, который в бригаде «Чекист» организовал не только ремонт оружия, в том числе минометов и артиллерийских орудий, но и наладил производство автоматов собственной конструкции. Таких автоматов в бригаде было изготовлено более сотни. Выпускались они по чертежам умельца и в других партизанских формированиях. Инженер Христофор Грищук в Пинской партизанской бригаде также организовал производство автоматов, которые очень трудно было отличить от оригинальных.
Благодаря инженерному таланту вчерашних заводских специалистов партизаны восстанавливали также танки и бронемашины, могли грамотно проводить диверсии на электрохозяйстве городских гарнизонов, квалифицированно устраивать подрывы железнодорожных составов и мостов, налаживать радиосвязь, изготавливать самодельные печатные машины для размножения листовок и выпуска газет. К слову, печатных газет на оккупированной земле Беларуси выходило более 190, не считая десятков рукописных журналов, и эту важнейшую миссию информирования жителей республики о положении на фронтах и разоблачения фашистской пропаганды выполняли прежде всего журналисты, а также учителя и другие представители интеллигенции.
Огромное значение имело знание немецкого языка, и здесь также нельзя было обойтись без образованных специалистов. Учителя в партизанских отрядах не только продолжали выполнять свои профессиональные обязанности, но и переводили сводки Совинформбюро, обращения к немецким солдатам, которые попадали затем во вражеские гарнизоны или отправлялись по почте в Германию. Среди трофейных немецких документов Владимир Иванович обнаружил даже свидетельство того, что партизаны, знающие немецкий язык, прослушивали телефонные переговоры оккупантов и использовали эту информацию для проведения боевых операций.
Из этой же области и история бойца партизанского отряда «Победа» бригады «Алексея» Анны Овсянниковой, которая, зная немецкий язык, устроилась работать на строительстве немецких оборонительных сооружений в районе Ельни и свободно слушала разговоры ничего не подозревающих офицеров. Полученная таким образом ценная информация была передана на Большую землю и позволила нашим войскам прор-вать на этом участке оборону.
— Оккупанты жестоко заблуждались в своей уверенности, что они пришли сюда воевать с туземцами, — говорит Владимир Иванович. – Их противниками на белорусской земле стали образованные люди, полные решимости не допустить порабощения. Ошиблись фашисты и в расчетах встретить в лице белорусской интеллигенции своих союзников. Безусловно, социальные потрясения 30-х годов, политические репрессии, от которых в немалой степени пострадала и интеллигенция, создали в республике напряженную морально-политическую обстановку. Пострадавших в этот период было много, и некоторые действительно примкнули к захватчикам. Однако для подавляющего большинства образованных людей чувство Родины, принадлежности к земле, где родился и вырос, оказалось сильнее обиды и позволило сделать выбор, единственно правильный для всякого уважающего себя народа.
На снимке: фотолетопись сопротивления оккупантам хранит немало свидетельств участия белорусской интеллигенции в освободительной борьбе.
