Скульптор мемориального комплекса Константин Костюченко: «Я понимал, для чего это делаю...»
ПОЧТИ год назад Александр Лукашенко заложил памятную капсулу на месте будущего мемориального комплекса «Тростенец», а уже 22 июня, в скорбный день начала Великой Отечественной войны, Президент возложил венок к воздвигнутому здесь монументу «Врата памяти».
О том, как шла работа над знаковым сооружением, кто стал для мастера первым и важнейшим оценщиком его работы — в эксклюзивном интервью со скульптором Константином КОСТЮЧЕНКО.
— Константин, ваши «Врата памяти» в 2010 году победили на республиканском конкурсе среди многих проектов центральной композиции «Тростенец». Чем обусловлен такой успех, что было после?
— К конкурсу я готовился практически три года, разрабатывал эскиз конкретно для Тростенца. Естественно, с надеждой на победу. Сразу после конкурса было заседание республиканского монументально-экспертного совета, где были сделаны определенные поправки. Год назад, после того как Президент заложил капсулу, что ознаменовало начало строительства, я вновь представил работу на суд совета. Он дал добро на создание рабочей модели и увеличение монумента до 10-метровой высоты. Работали 3 месяца — это сжатые сроки, но все получалось, словно кто-то свыше помогал нам. Хотя в цехе, огромном помещении с 12-метровыми потолками, было очень плохо с отоплением, в итоге практически все время работали при температуре 3—4 градуса. Чтобы хоть как-то согреться, с двух сторон повесили огромные 12-метровые шторы, а тепловые пушки включали, чтобы не замерзла глина.
— Почему именно эта тема, почему именно врата?
— Когда начинал этот проект, работал в творческих мастерских живописи, графики и скульптуры, которые возглавлял Михаил Савицкий. Там же работал мой руководитель Лев Гумелевский. Каждый из них, когда видел мою работу, что-то советовал, критиковал, и в итоге я сам начинал лучше понимать значимость тех вещей, которые создавал. Принцип работы тогда был такой: три года ты занимаешься только одной, но действительно значимой темой. Это должен быть тщательно продуманный и проработанный проект как с теоретической точки зрения, так и с художественной. У меня изначально было несколько тем в разработке. Но в конце концов остановился именно на концлагере. В обычной, свободной творческой жизни мало кто захочет заниматься такой тяжелой темой. С другой стороны, в Беларуси не так много нереализованных объектов подобного масштаба, которыми мог бы заняться архитектор или скульптор. К тому же каждому художнику очень интересно и важно участвовать в столь больших конкурсах. Это не так просто, как воплощать другие, более простые темы. Здесь нужно было собрать огромное количество информации, поднять архив, пересмотреть другие работы, которые до нас уже были созданы на подобных комплексах. Когда так готовишься, улавливаешь какие-то эмоциональные моменты, что-то переосмысливаешь, понимаешь всю серьезность работы и свою ответственность за нее. Я попробовал передать эти переживания, возможно, поэтому врата получились отличными от того, что на эту тему ранее создавали другие авторы.
— Вы сказали, что изучали другие мемориалы. Специально посещали их или пользовались фотографиями?
— В основном изучал по фотографиям, но в некоторых был, например, в Освенциме. Вообще, пересмотреть пришлось многое. Например, под Смоленском есть Катынь, в Европе — несколько мемориалов на месте бывших гетто и концлагерей. Мы понимали, что наш объект по размерам трагедии наравне с ними, но в художественном оформлении решили идти по-другому пути и ушли в сторону минимализма. Сделали это для того, чтобы не тревожить останки тех людей, которые погребены в этой земле. В итоге здесь будет минимум разных построек.
— В Освенциме одна из центральных композиций тоже представляет собой ворота…
— В каждом таком комплексе, в том числе и в Освенциме, есть своя основная идея-концепция, которая реализована через определенное художественное решение. Естественно, в самом лагере, когда он существовал, многих из этих элементов не было. Но архитекторы, скульпторы и художники для придания выразительности образу используют такие художественные средства. В их работах я не искал какого-то художественного решения для себя, а старался поймать ту энергетику, которую авторы пытались передать через свои объекты, хотел понять, чем именно они вызывают определенные эмоции у зрителя.
— Может быть, что-то подсказали потомки жертв Тростенца — вы встречались с ними?
— Когда устанавливали монумент, приходили люди, которые говорили, что здесь погибли их родственники. Это были наши, белорусы. А в начале мая приехала делегация из Германии. Ее участники тоже были потомками погибших здесь людей. Конечно, общался с ними.
— Константин, как вы вообще относитесь к войне как теме для искусства. Уместно ли здесь говорить о творческом вдохновении?
— В искусстве могут быть разные темы, не только развлекательные. Здесь была задача сделать работу, которая несла бы на себе визуально художественную нагрузку. Она должна открывать комплекс и рассказывать о его трагизме, возвращать к мысли, что эта война должна послужить нам уроком и напомнить, что подобное было не только в истории, но и, к сожалению, до сих пор творится в некоторых частях планеты. Через такие образы нужно напоминать людям о важности мира на земле. Что касается вдохновения, то оно обязательно должно быть. Если у тебя его нет, вряд ли потом кому-то из зрителей работа будет интересна. Самое главное — удержать на все время работы над проектом то вдохновение, которое ты поймал в самом начале. Только это позволяет пронести свою изначальную идею через все советы, которые оценивают и принимают твою работу.
— Насколько вам морально тяжело было работать над этой темой?
— Пришлось пересмотреть много трагических кадров, вжиться в ту ситуацию, в ту обстановку, которую потом и пытался передать в скульптуре. Я понимал, для чего это делаю, помогала мысль о том, что моя работа станет напоминанием о тех страшных событиях.
— Может быть, эта тема близка и вам лично?
— Да, в моей семье воевали оба моих деда. Один умер несколько лет назад, он был партизаном. А второй, по отцовской линии, до сих пор жив. Он мне рассказывал про самые страшные моменты войны и желал, чтобы мы никогда не пережили ничего подобного. Он стал для меня одним из первых и главных приемщиков этой работы. Конечно, в первую очередь он сказал, что гордится мной. Сначала я показывал ему только фотографии скульптуры. Когда же он увидел ее в реальности, то был очень впечатлен.
— Я не раз слышала, что при создании подобных памятников современные скульпторы стараются не показывать в своих работах весь трагизм тех событий, которые здесь произошли, идут по какому-то абстрактному пути, как, например, сделали в Нью-Йорке на месте трагедии 11 сентября. В вашей же скульптуре в буквальном смысле весь ужас на лицах. Насколько это сегодня оправданно?
— В нашей стране до сих пор очень сильная классическая школа живописи и скульптуры. Поэтому, когда ты делаешь какой-то серьезный проект, понимаешь, сколько всего можно почерпнуть в этой школе, сколько вложить в свою работу. Потому рука не поднимается использовать какие-то абстракции. Пока создавал работу, столкнулся с разными мнениями по поводу того, почему она такая страшная, — от очень негативных до очень положительных. Но с другой стороны, почему она должна быть красивой? Ведь и тема сама по себе страшная. Именно затрагивая эти тяжелые эмоциональные переживания, я хотел добиться большего понимания от зрителя.
— Ваша скульптура станет самой высокой в Беларуси. Есть ли какой-то символизм в ее размерах?
— Нет. После завершения конкурса, мы с архитекторами ездили на место установки скульптуры и рассчитывали, какого размера она должна быть, чтобы хорошо смотрелась в том масштабе и при этом эмоционально действовала на зрителя.
— Как художник вы остались довольны результатом?
— После всей работы, которую мы проделали, мне сложно ответить на этот вопрос. Во время открытия я просто смотрел на реакцию зрителя — именно она была для меня важнее всего. Я думаю, мы добились того результата, которого от нас ждали.
СПРАВКА «СГ»
Тростенец — четвертый по величине лагерь смерти в Европе. Он стоит в одном ряду с Освенцимом, Майданеком и Треблинкой. Тростенец объединяет несколько мест массового уничтожения людей: урочище Благовщина — место массовых расстрелов; лагерь рядом с деревней Малый Тростенец в 10 километрах от Минска; урочище Шашковка — место массового сожжения людей.
По официальным данным, здесь погибло 206,5 тысячи человек. Но в 1995 году исследователь А. Ванькевич обнародовал другие цифры: в Тростенце погибли 546 тысяч человек. Опирается он на документы Чрезвычайной государственной комиссии и Минской областной комиссии содействия работе ЧГК от 14 июля—13 августа 1944 года, где засвидетельствовано: «Комиссия, учитывая показания свидетелей, количество и размеры могил, количество трупов и объем пепла и костей в могилах, считает, что по самым минимальным подсчетам в районе лагеря Тростенец фашистскими людоедами уничтожено 546 тысяч человек, из них в 34 могилах захоронены останки (пепел и кости) 476 тысяч человек.
Тростенецкий лагерь смерти действовал до конца июня 1944 года...
8 июня 2014 года на месте строительства мемориала Президент заложил памятную капсулу. Спустя год первая очередь строительства уже завершена: на главной площади установили «Врата памяти», памятный знак на месте сожжения 6500 узников, указатели, общие схемы, таблички с исторической информацией, построили Дорогу Памяти со стелами, инженерные сети, автомобильные стоянки, благоустроили территорию. В прошлом году на это затратили более 19 миллиардов рублей из бюджета Минска. В 2015 году инвестиционная программа города предусмотрела финансирование в объеме 61,8 миллиарда рублей.
mizkevich@sb.by
Фото Сергея ЖДАНОВИЧА
