Тридцать лет назад, в начале сентября 1971 года, умер Никита Сергеевич Хрущев, бывший глава партии и государства, попавший в опалу, до смерти (да и после смерти) остававшийся под бдительным надзором властей. Нина Петровна - его жена и верный друг - в самые тяжелые дни и часы была рядом. Отрывки из ее дневника, предлагаемые вниманию читателей, публикуются впервые.В ночь с 6 на 7 сентября у Н.С. начался сердечный приступ. Отошла боль в сердце после таблетки нитроглицерина. Проснулся бодрый, сказал, что хорошо выспался, пошел умываться. Вернулся из ванной опять с болью в сердце. Дала нитроглицерин, боль не прошла. Позвонила доктору. Он сказал, что надо класть в больницу. Н.С. согласился: "Пожалуй, хотя и не хочется, - последние хорошие дни осени, но что мы будем делать с тобой (со мной), если опять будет приступ ночью?"
Ехал спокойно, шутил с водителем. Когда переехали мост через Москва-реку, посмотрел на колхозную кукурузу и стал возмущаться: посеяли бы реже, получили бы больше. Мы с доктором просили его не волноваться. Сказал: "Вот такой характер!" Похвалил каштаны на проспекте Калинина, рассказал, как сопротивлялись московские озеленители, когда он, будучи секретарем ЦК и МГК, в 50-х годах настаивал на посадке каштанов на улицах Москвы.
На следующий день утром я позвонила сестре и узнала, что всю ночь с ним были врачи, долго продолжался сердечный приступ, сейчас спит. Доктор Софья Анатольевна сказала, что положение тяжелое, подозревает инфаркт (3-й уже!). Говорила с тревогой. В четверг 9 сентября ночь была очень тяжелой, Н.С. мучили боли в сердце. Я села у постели, поцеловала ему ладонь левой руки, он погладил меня по щеке. Не разговаривал, когда просыпался, на вопросы кивал головой утвердительно или качал отрицательно.
В субботу 11 сентября профессор Лукомский обнадежил: хотя положение тяжелое, но маленькое улучшение есть. Н.С. сказал, что будет спать. Меня отослал на второй этаж больницы - лечиться (я принимала курс лечения от онемения рук). Когда я вернулась, дежурная сестра бежала с бутылкой физиологического раствора, дверь в палату была открыта, у головы Н.С. стоял реанимационный аппарат. Меня попросили выйти. Через недолгое время вышла Евгения Михайловна... Я спросила: "Плохо?" - "Плохо". - "Хуже, чем в четверг?" Она ответила: "Умер".
* * *
Посидели мы с ним, наверное, с час, пока пришла машина из морга, посидели еще немного в дежурке у докторов, потом уехали на дачу, домой. И тут обнаружили: спальня Н.С. запломбирована, входная дверь на дачу заперта изнутри, а на веранде - пост, чтобы никто не зашел.
Нам объяснили, что это сделано по распоряжению ЦК, что это было так у Ворошилова и Шверника, не только у нас; комиссия из ЦК приедет, как только я попрошу, объяснит и снимет пломбы. Я попросила, чтобы скорее это сделали. Через час приехали двое: заместитель управляющего делами ЦК т. Кувшинов и заместитель заведующего Общим отделом ЦК - фамилию не помню.
Я обратилась к Кувшинову: "Что же, товарищ майор, вы так поспешили, могли бы меня дождаться и все делать при мне..." Но он ответил: "Выражаем вам соболезнование. Я - не майор, а работник ЦК". Я присмотрелась и узнала его, он помогал нам въезжать в квартиру в Староконюшенном переулке. Объяснил, что они в ЦК заинтересованы "для истории", чтобы документы Н.С. попали к ним нетронутыми.
Пломбы они сняли, пост также, я открыла им сейф. Они взяли оттуда четыре пленки (давние очень), пересмотрели папки, забрали поздравление Н.С. с 70-летием, подписанное всеми членами и кандидатами Президиума ЦК, хотели взять указ о награждении медалью "За победу над фашистской Германией", подписанный Калининым, но потом оставили. Забрали с магнитофона пленку с записью физкультурных упражнений и какие-то схемы управления магнитофоном, стихотворение, написанное Мандельштамом перед войной. Кувшинов сказал, что все неинтересное "для истории" возвратят. Сказал, что приедет сотрудница Мария Никифоровна по вопросу похорон (справка о смерти, морг, могила, венки, автобусы и т.д.). Сказал, что некролог будет напечатан в понедельник.
Остаток субботы и воскресенье сидели мы все на даче, как потерянные, осиротевшие взрослые люди.
* * *
В понедельник 13 сентября в "Правде" - сообщение в четыре строки на первой странице и никакого некролога; во вторник это сообщение перепечатали "Известия": "ЦК КПСС и Совет Министров СССР с прискорбием сообщают, что на 78-м году жизни 11 сентября 1971 г. скончался бывший Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР, персональный пенсионер Никита Сергеевич Хрущев".
Редакция даже не выделила имя и фамилию из общего текста сообщения.
К 10 час. поехали в морг. На повороте от шоссе увидели массу машин и милиционеров, у помещения морга стояли люди, приехавшие в автобусах ЦК, и друзья наших детей, приехавшие на своих машинах.
Зал маленький, людям проходить не дали, почетный караул не организовали, постояли мы, поплакали у гроба под траурную музыку. В 11 часов сели в автобус с гробом. Пошел проливной дождь и лил всю дорогу до Новодевичьего кладбища. Автобус не остановился, как обычно на площадке посреди кладбища, а промчался к концу аллеи, к стене справа, где была подготовлена могила. Там стоял помост из досок, на который поставили гроб. Дождь лил. Кто-то держал зонт над головой Н.С. Пропустили к могиле родственников и друзей - 150 - 200 человек. На кладбище был объявлен санитарный день, так что обычные посетители "не допускались".
Я ждала, что траурный митинг откроет хотя бы секретарь парторганизации, где Н.С. состоял на учете, озиралась. Растерянно метался Сережа. Через какое-то время он встал на край могилы и обратился к присутствующим. Передаю по отчету Роберта Г.Кайзера в парижском издании "Геральд трибюн" от 14 сентября 1971 г.: "Мы просто хотим сказать несколько слов о человеке, которого мы хороним и которого оплакиваем, - начал Сергей и остановился, чтобы овладеть собой, губы его дрожали. - Небо тоже плачет с нами", - прибавил он (шел дождь).
"Я не буду говорить о большом государственном деятеле. За последние дни печать всего мира, за редкими исключениями, и все радиостанции говорили об этом. Я не буду оценивать вклад, сделанный Никитой Сергеевичем, моим отцом. Я не имею права делать это. История сделает это. Единственное, что я могу сказать, - это то, что он никого, с кем встречался, не оставлял безразличным. Одни его любили, другие - ненавидели, но никто не мог пройти мимо него, не оглянувшись. От нас ушел человек, который имел право называться человеком. К сожалению, таких людей мало..."
Потом Сергей предоставил слово Наде Диманштейн, которая работала с Н.С. в Донбассе, в Юзовке: она говорила о его принципиальности, настойчивости, о его умении работать с людьми, воодушевлять их на большие дела.
Затем Сережа назвал своего товарища Вадима Васильева. Тот сказал, что Н.С. вернул доброе имя (посмертно) его отцу, погибшему в бериевском лагере, и дал возможность ему, Вадиму, и его детям свободно учиться, работать и гордиться погибшим отцом...
Когда могилу зарыли, положили венки от ЦК и Совета Министров, наш, от товарищей и от Анастаса Микояна - всего четыре. Надписи на лентах дождь смыл (венки везли в открытом грузовике) и только на венке Анастаса Ивановича надпись была видна ясно.
* * *
Живем на даче, как при Н.С. Пришло много телеграмм и писем, в том числе от зарубежных государственных деятелей. Но ни один бывший товарищ Н.С. по работе, ни одна из их жен - никто не позвонил, не прислал записку. Исключение - Анастас Иванович Микоян. Он прислал венок и письменное соболезнование...
Еще я отвечала на письма. Одно из Пензы. Прислал его Иван Аленкин. Они с женой пенсионеры, два раза побывали на могиле Н.С. (21 и 24 сентября), приехали домой и написали взволнованное письмо с выражением сочувствия. Дошло, к счастью. Второе письмо дала мне Рада. Его принес в редакцию журнала "Наука и жизнь" ленинградский поэт Шумилин вместе со стихотворением "Памяти Н.С. Хрущева"
: Читаю этот странный "некролог",
Читаю и глазам своим не верю
: Всего-то пять скупых, затертых строк,
А мог бы снимок быть по крайней мере...
Пусть помолчит и снимет шапку тот,
Кого невольно он заставил думать.
Пусть постучится тихо грусть к тому,
Кому невольно он расправил плечи.
И в этот час дождливый ни к чему
Напыщенные траурные речи...
Пишу каждый день ответы, приславшим мне соболезнования: Тито и Иованке, Эдварду Карделю - в Югославию; Урхо Кекконену - в Финляндию; Мохаммеду Дауду - в Афганистан; Луиджи Лонго - Рим; Яношу Кадару - Будапешт; Перецу Диасу - председателю Конгресса Венесуэлы; Авереллу Гарриману - Вашингтон; Такео Мики - председателю Палаты представителей Японии, Токио; Елене и Николае Чаушеску; Эдварду Хиту - премьер-министру и Дуглаcy Хьюму - министру иностранных дел Англии; Сиримаво Р.Д. Бандаранаике - премьер-министру Цейлона; Индире Ганди - Индия...
Все конверты с адресами на посольства приняла сотрудница стола заказных писем. Опасаюсь, что они не были отосланы. Квитанцию дала одну на все конверты.
Хочу записать со слов Вити. Сотрудница их института (физической химии АН СССР) ехала на такси, спросила у водителя, кому он приготовил такие хорошие цветы. Тот ответил, что поедет на кладбище к Н.С.Хрущеву. Когда женщина удивилась, то водитель спросил: "А вам он не нравится?" Она ответила, что сама собирается туда же. Тогда водитель смягчился и стал говорить о том, что Н.С. много сделал для народа и это люди помнят.
А один итальянец написал: "Синьоре, вдове Никиты Хрущева. Я посылаю свои сердечные соболезнования Вам и всей Вашей семье. Ваш муж сумел подчинить усилия своей страны работе на благо человечества. Да будет мир душе этого великого труженика, отдавшего все своей стране...".
Сегодня ночью приснился мне Н.С. Выглядел усталым, так, как он выглядел в последние месяцы. Он лег в постель в незнакомой комнате, устал. Когда я позвала его в другое место, он сделал жест недовольства и сказал: "Уже лег, не пойду". И я проснулась. Удивительно, что не забыла сон.
