Эта дикость не укладывается в голове. Не верится, что столь ужасный поступок мог совершить абсолютно вменяемый человек. Тем не менее это так. О чем свидетельствует приговор Минского городского суда — 18 лет исправительной колонии усиленного режима. Коллегия по уголовным делам Верховного Суда оставила кассационную жалобу преступника без удовлетворения, а приговор — без изменения.

Студент Белгосуниверситета Вадим Рамбальский только пришел с занятий. Сбросил куртку. И услышал истошные крики: «Помогите! Пожар! Горим!» Крики доносились из соседней по тамбуру квартиры. Юноша не растерялся. Быстро набрал ведро воды, метнулся за порог. Из открытой двери напротив валил густой черный и страшно едкий дым. Едва не споткнувшись о ползущую на коленях ее хозяйку, 61–летнюю Тамару Платоновну Хват, Вадим бросился туда, откуда клубился удушливо–вонючий шлейф.

В одной из комнат, плавясь и источая ужасный смрад, горел большой синтетический угловой диван. Огонь, разбрасывая клочья жирной копоти, пожирал обои на стене. Парень выплеснул воду на хищные алые языки. Побежал снова наполнить ведро. Подоспели две соседки. В несколько минут пожар был потушен. Дым рассеялся. Вадим смог рассмотреть стоявшую возле ванной невестку хозяйки Лилию Хват. Дрожащими пальцами она набирала на мобильнике номера службы МЧС и скорой помощи. А рядом... 

Увидеть такое студент Рамбальский не пожелал бы никому. На абсолютно нагой женщине не было живого места. Сплошь покрытая зловещей черно–коричневой коркой с напрочь сгоревшими волосами она застыла в болевом шоке недвижимым немым изваянием. Вадим скорее догадался, чем узнал: 35–летняя дочь Тамары Платоновны Инна Миранович. Когда ее клали на носилки, Инна еще была в сознании. И, собрав последние силы, обугленными спекшимися губами прошептала имя того, кто сжег ее заживо.

Свадьба была широкой и веселой. Жениху — 23, невесте — 22. Казалось, они созданы друг для друга. Молодые, красивые, жизнерадостные. А главное — безумно любящие: он ее, она его. Гости желали прекрасной паре детей, добра, долгих лет совместной счастливой жизни. Никто не сомневался, что так оно и будет. Непременно.

Поселились молодые у мамы новобрачной. Кроме них, в квартире жили сын Тамары Платоновны Андрей с женой Алиной. Менее чем через год у Инны и Дениса родился мальчик Никанор. Шесть человек в трехкомнатной квартире — немало. К тому же это были практически три самостоятельные семьи. Однако жили дружно, без склок и ссор. До поры до времени.

У Дениса была прекрасная специальность — техник–технолог, специалист по станкам с ЧПУ. Но подходящего применения своим знаниям и умению он не находил. Перебивался случайными заработками. То подвизался разнорабочим на стройке, то слесарил в какой–нибудь полуподпольной автошараге, то... Короче, вроде бы и при деле, а по сути — сплошное ветрогонство с закономерным скудоденежьем. Ни жене, ни теще это, понятно, не нравилось. Сначала были замечания. Потом дело дошло до упреков. Тут бы призадуматься. Сделать выводы. Поднапрячься. Поискать работу. По специальности. С хорошей финансовой перспективой. Денис вместо этого обиделся. Почему–то считал, что к нему относятся несправедливо. Сетования домочадцев воспринял как угрозу своей мужской самостоятельности и праву выбора. От обиды до злобы один шаг. Вскоре мнительный Денис возненавидел и квартиру, куда ему каждый день приходилось возвращаться. И всех ее обитателей. 

Молодой, еще вчера донельзя обаятельный человек буквально на глазах превращался во вздорного необузданного неврастеника. И вскоре стал похожим на оголенный электропровод: дотронешься — тряхнет, мало не покажется. Благостность общежития порушилась. Начались скандалы с женой и тещей. Шурин с невесткой первое время пытались соорудить некую стену дипломатичного нейтралитета. Но когда распоясавшийся Денис стал избивать Инну, это хрупкое построение, разумеется, рассыпалось в прах. Квартира превратилась в поле вялотекущего боя. Денис атаковал, все остальные защищались.

Со временем ситуация из нервно–стрессовой превратилась в невыносимую. Свою агрессивность Миранович стал подогревать спиртным. Хмельной, буянил не только дома, но и вне квартирных стен. За что его периодически штрафовали, а однажды подвергли трехмесячному аресту. Домочадцы уговаривали Инну развестись и спровадить алкоголизированного дебошира куда подальше. Но она не решалась. По–прежнему его любила. Даже такого. И наивно надеялась: вот–вот суженый возьмется за ум. Станет тем, прежним. И все, что желали гости на свадьбе, наконец–то сбудется. Со дня, когда они обменялись обручальными кольцами, прошло 13 лет.

Его очередную пьяную выходку шурин пресек звонком в милицию. Забрали, продержали в кутузке всю ночь. Теперь придется отвечать. И спуску, похоже, не будет. Миранович сидел на кухне и не мог успокоиться. Злость бурлила, как кипяток в поставленной на раскаленную плиту емкости. И готова была выплеснуться через край. Сын еще не вернулся из школы. Шурин пошел в поликлинику. Теща, невестка, жена в своих комнатах. Он направился к жене. Инна дремала на большом угловом диване. В халате.

К оголенному проводу давно никто не прикасался. Чтобы затеять заварушку и излить накопившуюся агрессию, Миранович сам придумывал какую–нибудь «причину». Иногда совершенно нелепую. На этот раз он заявил Инне, что от нее... пахнет спиртным. «Меня долбаешь, а сама!..» «С ума сошел!» — от глупой несуразицы Инна была вне себя. Миранович извлек из шкафа–купе прозрачную пластиковую бутылку. Вылил ее содержимое на супругу: «На, охладись!» Достал из кармана джинсов зажигалку: «А теперь погрейся!» Человек, диван, обои вспыхнули мгновенно и жутко. 

Инна закричала пронзительно, страшно. Побежала в ванную. Рвала с себя плавящийся вместе с телом халат, пыталась тушить огонь водой из крана. К ней поспешила золовка. Мать, которая из–за болезни ног не могла ходить, на коленях выползла из своей комнаты. Миранович перешагнул через нее и, распахнув входную дверь, неспешно вышел на лестничную площадку.

Его задержали через час возле гастронома, где дикарь пил водку из горлышка.Инна умерла спустя месяц. Не выходя из комы, вызванной ожогами, превратившими почти все тело в уголь. Никанора сейчас опекает бабушка. Никто, уверен, не в силах даже представить, какие страдания испытывает подросток, у которого родной отец заживо сжег родную мать. Именно поэтому все имена и фамилии в материале изменены.