Трагическая одиссея баронессы Трауте фон Хаузен

Из жизни баронов… История немецких родов, носивших наследственный титул баронов и баронесс, отличается не только изысканностью светской жизни и особым положением в обществе, но и непредсказуемостью судеб. Барон фон Штиглиц был первым банкиром Петербургской биржи. Сколотив 18-миллионное состояние (серебром), он заключил в 1841 году выгодный заем на постройку железной дороги между Москвой и Петербургом. Однако послужить царю и отечеству так и не довелось — через несколько лет барон скоропостижно скончался. Сенсацией прозвучало недавнее откровение барона Филипа фон Безелагера о том, что по просьбе брата Георга он раздобыл в свое время английскую супербомбу для покушения на Гитлера летом 1944 года. Баронесса Мария Будберг, прослывшая любовницей Алексея Горького, тайком от собственного мужа, но не от жены литературного классика, приехала к предсмертному одру пролетарского писателя. Восполнила утрату «нежного и ласкового» друга баронесса Будберг по-женски буднично: в одночасье развелась и стала женой американского писателя Герберта Уэллса. Героиня нашего рассказа баронесса Франк фон Хаузен Аубер Трауте Ганс (полное имя) родилась в Восточной Пруссии в поместье Киндшен в семье управляющего банком Ганса Гофмана. Привилегированное положение, обучение в Римском, Флорентийском и Кенигсбергском университетах, степень доктора философии и доктора филологии, театральное образование, предзнаменование высоких замыслов — и вдруг война фатерлянда с Советским Союзом, завершившаяся для баронессы крахом надежд и картофельной баландой минского лагеря для военнопленных. По признанию военного историка Анатолия Шаркова, много лет занимающегося судьбами немецких и австрийских военнопленных на территории Беларуси, нечаянная встреча с архивным уголовным делом столь титулованной арийской особы — находка для исследователя сродни «историческому» алмазу. С полковником милиции профессором Анатолием ШАРКОВЫМ беседует специальный корреспондент «Р» Юрий БЕСТВИЦКИЙ. — Анатолий Васильевич, история лагерной жизни немецкой баронессы Трауте фон Хаузен, наверное, находка не только для отечественной военной историографии, но она еще более ценна для немецких ученых, занимающихся судьбами сгинувших соотечественников? — Это тот редчайший случай, когда в руки исследователя попадает целый пласт жизни особы из титулованной германской семьи, один раз и навсегда скрытый за лагерными воротами. Кстати, упоминание данного факта в изданной мной в Германии монографии «Военнопленные и принудительно депортированные в Беларуси 1941—1951 гг.» вызвало интерес у жителя немецкого города Бохума Отто Бертольда. Баронесса Трауте находилась вместе с ним в лагере для военнопленных, размещавшемся в 1945 году в Бобруйской цитадели. В лагере личность баронессы была не только на виду, но и служила постоянной темой для обсуждений. Однажды, например, они с мужем обер-лейтенантом бароном Гильмаром, который находился вместе с ней, прошлись по лагерю в орденах: она – с рыцарским крестом, а он – с крестом немецким. Затем Отто Бертольд был переведен в другой лагерь. Следующая мимолетная их встреча произошла в декабре 1949 года в одном из минских лагерей. Какими событиями была наполнена дальнейшая судьба знатной особы, остается пока тайной. — Чем же могла быть полезной для немцев на войне доктор философии и филологии, дослужившаяся до звания майора германской армии? — Ее военная биография была связана, скорее, с гуманитарной миссией, нежели с участием в боях против советских войск, а также других государств антигитлеровской коалиции. В то же время не каждый мужчина смог бы перенести те тяготы, которые возложили на женские плечи воинствующие лидеры Третьего рейха. Еще во время учебы в Римском университете юная баронесса превосходно освоила теорию и практику летного дела. Понятно, что не без помощи банкира-отца она купила транспортный самолет, на котором успела за годы войны налетать более миллиона километров. По словам баронессы, коллеги ее величали не иначе как «летчик-миллионер» авиации Красного Креста. Хотя в этом словосочетании, возможно, был и другой смысл. Девушка происходила из зажиточной помещичьей семьи, и о ее летных успехах писали тогда многие германские газеты. Более того, с 1934-го по 1936 год в одной из африканских стран Трауте уже командовала эскадрильей транспортной авиации. Когда же над миром нависла реальная угроза Второй мировой войны, по приказу генерального командования германской армии баронесса была направлена инструктором транспортной авиации в Кенигсберг. А после нападения фашистской Германии на Советский Союз баронессу Трауте фон Хаузен назначают командиром Берлинской санитарной эскадрильи при главной квартире фюрера. Скажем, зимой 1942 года баронесса была командирована во фронтовые города Запорожье и Николаев, из которых она вывозила тяжелораненых соотечественников в Одессу. Из-под бомбежек приходилось вывозить не только раненых военных, но и гражданских жителей городов Германии, Франции, Бельгии и Польши. Победный май 1945 года застал баронессу Трауте и ее мужа Гильмара на полуострове Хелла, где она была пленена советскими войсками. — Статус военнопленной, не принимавшей непосредственного участия в боевых действиях, к тому же члена Международного Красного Креста, давал надежду на скорое возвращение к семейному очагу. Почему заключение в Бобруйскую цитадель, а затем в один из минских лагерей для военнопленных отодвинуло эти мечты баронессы на долгих восемь лет? — Как-то баронесса Трауте обронила пророческие слова относительно того, что если бы она могла предвидеть такое развитие событий, то улетела бы на своем самолете за тысячи километров в зону американской или английской оккупации территории Германии. Но, на мой взгляд, проблема баронессы состояла прежде всего в том, что соотечественники по лагерю начали строчить на женщину доносы. Поток надуманных кляуз не иссякал на протяжении четырех лет. В итоге доносчики были досрочно отправлены домой, в Германию, а баронессе 6 декабря 1949 года предъявили обвинения. К тому времени ее уже перевели из Бобруйской цитадели в минский лагерь № 168 МВД СССР. — В чем же состояла суть обвинений в отношении баронессы Трауте фон Хаузен? — Постановление на арест гласит о том, что в лагере баронесса саботировала мероприятия командования, запугивала хорошо работающих военнопленных и угрожала сообщить их фамилии американским оккупационным властям. Она также подбирала военнопленных для сбора клеветнических данных на Советский Союз, чтобы по возвращении в Германию передать эти сведения американцам. Пропаганда реваншистских идей, призывы поступить на службу к американцам и совместно вооруженным путем выступить против СССР – вот главные козыри следствия, выдвинутые против баронессы Трауте фон Хаузен. На практике это выглядело следующим образом. Бывший эсэсовец-штурмовик из дивизии «Германия» Михаэль Вестерман на вопрос заместителя начальника первого отделения лагеря № 56 лейтенанта Серенкова, что он знает о реакционной деятельности баронессы, ответил: «Она (баронесса) заявляла, что Советское государство является государством грабителей. Здесь, в лагере, хорошие продукты, предназначенные для военнопленных, господа русские берут для себя, а военнопленным дают гнилую картошку. Советский Союз усиленно готовится к войне против нас, немцев. Примером тому привела проходящий около лагеря танк. Вдобавок она заявила: скоро мы с американцами на этих танках будем бить русских, а затем, увидев самолет, дополнила: а на этом самолете совместно с американцами я буду снова бомбить советские города и села...» Еще один военнопленный, фельдфебель из дивизии войск СС «Германия» Герман Генинг в доносе руководству лагеря процитировал такое высказывание баронессы Трауте фон Хаузен: «Лагерь 7056 Бобруйск на Березине известен в американской зоне как концентрационный лагерь, где исчезают военнопленные. В западных зонах Германии известны фамилии всех русских офицеров и немецких переводчиков, которые в новой войне будут разысканы и повешены. Я позабочусь об этом сама, в особенности о переводчике-военнопленном Адаме Райнгольде». Переводчик Адам Райнгольд также в долгу не остался, заявив на допросе, что баронесса создает в лагере реакционную группу. Однажды она ему в лицо якобы высказала следующие слова: «Если ты в дальнейшем будешь тереться около русских офицеров, этих свиней, то по возвращении на родину мы постараемся тебя истребить». Интересная деталь: к 1950 году все военнопленные, написавшие доносы, в преддверии суда по делу несчастной баронессы, образно говоря, уже пили шнапс на родине. На войне джентльменство, похоже, даже среди немцев было не в почете. — Как же коротала время в одиночном бараке единственная на весь лагерь, судя по ее словам, женщина-военнопленная? — Охваченная тоской по прежней жизни и обидой на лагерную несправедливость, баронесса отдалась написанию писем. Хотел бы заметить, что отдельная публикация писем, отправленных ею из лагеря в Германию, многочисленным родственникам и друзьям, претендует на целый эпистолярный роман. В них проявился и характер, и истинное отношение к пережитому и боль по неосуществившимся мечтам и утраченным надеждам. «Мой старый, дорогой Освин! Я устала, бесконечно устала! Слава богу, что Гильмар (муж) со мной, в противном случае я не перенесла бы жизнь здесь. Вся моя жизнь была работа и снова работа. Сегодня, спустя месяц после срока, когда все военнопленные должны быть отправлены на Родину, я и Гильмар еще пленные. На нас, беспомощных и бесправных, смотрят враждебно. Даже в аду нет ничего более низкого и грязного. Я никогда не боялась снарядов, не боялась черта, но я седею, при виде зверства людей и меня тошнит. Если бы ты посмотрел на Гильмара, он так убог и жалок, вечно у него болит желудок. Я ни чем не могу помочь, и это самое ужасное. Мой желудок снова дошел до такой стадии, что не принимает пищу. И при этом получаю черный хлеб и суп с гнилыми солеными огурцами. В старом лагере ко мне относились дружески и корректно. И наши собственные негодяи (немцы — Авт.) к нам не прикасались. Здесь все по-другому, но не в лучшую сторону. Я знаю, как тебе трудно в этом доме умалишенных в Берлине, но пиши нам хоть пару хороших слов с Родины. Мой бог, как они нужны...» «Во мне безымянная скорбь и горечь. Почему нас до конца положенного срока не послали домой? Я, как летчик-санитар, каждый час стремилась кого-нибудь спасти. Весь мир уважает и знает меня. Здесь мы сидим совершенно бесправные за колючей проволокой. Я смеюсь, но иногда думаю, что не выдержу всего этого. Меня всегда преследует мысль, что счастливы только мертвые». «Дорогие родители! …Как жить с нашими больными желудками, без диеты и медицинской помощи. Дома у нас имеется продовольствие, уход, деньги и хорошие врачи. Нет необходимости что-то просить. Вы пишете нам, что Рождество провели, как в мирное время, и у вас все было. Также об этом писал Рихард Зангель. Рождество здесь было неописуемо скучным. Вечером была мертвая тишина. Все лежали на нарах с покрытыми одеялами головами. Ничего не было рождественского. Помните ли Вы, как у нас было раньше в Рождество? Розы, гвоздика, сирень, красивая елка, свет, музыка и сколько свечек? Когда же будет конец всем бедствиям? Гильмар от всего сердца шлет Вам привет, он прекрасный человек, как мое сердце. Ваша Трауте...» «Дорогая Лотхен! Мы все еще пленные. Ведь это уму непостижимо. Как член интернационального Красного Креста и клуба, я и мой муж уже 4 года сидим в плену. Это же искусство 4 года находиться одной в плену среди всех мужчин! И только мой Гильмар, этот порядочный человек поддерживает мою жизнь. Когда-то у меня было полмира друзей, у меня не было низкого образа мыслей, я думала об общем благе – теперь меня потрясает ужас. Только мои бедные родители не должны знать о бедном Гильмаре и о моей жизни. В крайнем случае, они живут спокойно, красиво, без этой проклятой ненависти и классовой борьбы. Верная тебе Трауте...» — Признала ли себя виновной на суде баронесса Трауте фон Хаузен? — Конечно же, нет. Все предъявленные обвинения, а также показания свидетелей из числа немецких лагерных военнопленных баронесса категорически отвергла. Накануне судебного процесса она выплеснула все наболевшее допрашивавшим ее следователям. «В лагере ко мне относились хорошо, все мои просьбы удовлетворяли. Правда, изредка в письмах родственникам я писала о неприятностях, которые происходили из-за наших же военнопленных. Называла их негодяями. Также писала, что наши военнопленные немцы не так давно были заядлыми фашистами, а здесь, в лагере, превратились в антифашистов. Я знаю, что это нечестно, они обманывают. Стоит им только выйти из лагеря и попасть в английскую или американскую зону оккупации Германии, как они опять станут закоренелыми фашистами. Я об этом говорила им лично, что они обманывают, и немцы так делать не должны». На вопрос следователя, беседовала ли баронесса с кем-нибудь в лагере на политические темы, она ответила: «Ни с кем из военнопленных близких взаимоотношений я не имею, поэтому никогда, ни на какие темы не беседовала, не говоря о политических. Вообще, я не доверяю ни одному военнопленному». Однако следствие сочло добытые материалы достаточными для предания баронессы Трауте фон Хаузен суду военного трибунала. Начальник следственного отделения лагеря №168 МВД СССР лейтенант Тихонов 30 декабря 1949 года зачитал баронессе обвинительное заключение: «Содержась в лагере № 56 МВД СССР, саботировала мероприятия командования лагеря, озадачивала военнопленных на сбор клеветнических данных на Советский Союз с тем, чтобы по возвращении в Германию передать их американским властям и использовать против СССР. Среди военнопленных пропагандировала реваншистские идеи, призывая их после освобождения из плена вступить на службу в американскую армию и совместными действиями вооруженным путем выступить против СССР...» В ответ баронесса Трауте фон Хаузен со свойственной ей арийской непреклонностью произнесла: «Все то, в чем меня обвиняют, я не признаю, ибо все это неправильно. Я никогда не думала и не ожидала того, что меня предадут свои же соотечественники...» В предоставленном последнем слове подсудимая баронесса обронила одну лишь фразу: «Я ничего плохого не делала и думаю, что меня не накажут». Однако приговор военного трибунала под председательством капитана юстиции Золотарева был достаточно суровым: назначить наказание в виде заключения сроком на 25 лет в исправительно-трудовом лагере. Поданная кассационная жалоба, в которой она еще раз отвергла все обвинения в свой адрес, а также напоминание, что звание майора санитарной авиации баронесса получила в присутствии комиссии из представителей 16 государств, действия на решение военного трибунала не возымели. Для отбывания срока наказания баронесса Трауте фон Хаузен была отправлена в особый лагерь МВД СССР, размещавшийся в Украине. Через три года, а точнее 23 декабря 1953 года, состоялась военная коллегия Верховного суда СССР. Она досрочно освободила баронессу из мест заключения. В последний день года, отмеченного смертью «вождя народов» Сталина, баронесса Трауте фон Хаузен была сдана по списку представителю секретариата внутренних дел ГДР Юнге Марианне. Как сложилась послелагерная судьба баронессы, защитившей докторскую диссертацию по философии, но не сумевшей защитить себя, пока остается одной из многочисленных загадок войны ушедшего века.