Тотемы "литературных негров"

- Чтобы писать легко продаваемые книги, нужно иметь легко продаваемые мозги, - брюзжал один из классиков прошлого века. Ныне эта проблема встала не то что ребром, а просто-таки поперек горла "высокой культуры". В интеллектуальных кругах упорно держатся за стереотип: популярное - значит, низкопробное, конъюнктурное... И продолжают дискуссии о том, как белорусскому автору пробиться на мировой рынок, не растеряв национального колорита и приверженности высоким художественным критериям. Между тем на "Мосфильме" снимается сериал "Жулик" по сценарию нашего земляка Владислава Ахроменко. Белорусские художественные тексты Владислава Ахроменко помнят в узких кругах ценителей, зато детективы Федора Волкова в пестрых обложках можно найти на прилавках почти любого книжного магазина. И мало кто знает, что Владислав Ахроменко и Федор Волков - одно и то же лицо белорусской национальности, прошедшее довольно типичный творческий путь. Вначале пребывание в духовной, но малооплачиваемой элите, потом - хлеб "литературного негра" (то есть писание на заказ, под чужим именем, и никаких тебе авторских прав). Затем - "сольная" карьера детективщика... С точки зрения литературного снобизма и здравого смысла открывались разные перспективы. Предполагающие не столько интервью, сколько полемику. - Владислав, многие литераторы, соглашающиеся писать детективы, женские романы и т.п., строго разграничивают: это - высокая литература, а это - "масслит" для заработка. Есть ли у тебя такое разделение? - А что является критерием такого разделения? Большой тираж? В таком случае, вершина массовой культуры - Библия, самая высокотиражная книга в мире. А "китчмен номер один" в белорусской культуре - Франциск Скорина, переводчик и издатель этого бестселлера. Реки крови, летящие горохом головы и суперменские апперкоты, превращающие вражеские челюсти в мешки толченых ракушек, - вовсе не обязательные приметы "масслита". Кстати говоря, первым суперменом в мировой литературе был Геракл. Я представляю, что древнегреческие аэды регулярно "срубали" на рынках Эллады "бабло", воспевая перед доверчивыми соплеменниками подвиги супергероя. А декламаторы "высоких трагедий" лишь завистливо кривились и, подсчитывая чужие гонорары, занимались мифотворчеством про разделение литературы на высокую и массовую. Критерий может быть только один: "интересно - неинтересно". - Мне кажется, популярность Федора Волкова не совсем то, о чем ты мечтал, начиная литературную карьеру в качестве белорусского писателя. - Белорусский - это мой родной язык, на нем я думаю, на нем мне снятся сны. На нем я писал, пишу и буду писать. В последнее время делается это в основном в соавторстве с Максимом Климковичем, который, как и я, по совместительству работает в жанре русскоязычного коммерческого реализма. Буквально на днях закончили книгу "Пра›дзiвая гiсторыя Кацапа, Хахла i Бульбаша, пераказаная Вечным Жыдам". Это - пародия на официозную историю русских, украинцев и белорусов, написанная якобы от лица Агасфера. Вообще, в белорусской литературе существует масса неразработанных тем и сюжетов. - На одном из наших литературных сайтов ты писал, что изображаешь в своих детективах кусочек России, где царит криминальный беспредел, этакую "антиутопию". Это было оправдание, что работаешь не на белорусском материале? - "Криминальная Россия" - это далеко не антиутопия, а жестокая реальность. Еще помню эпоху, когда Солнцево было теневой столицей России... Только в прошлом году побывал аж в трех российских тюрьмах - Владимирском централе, питерских "Крестах" и в "Бутырке" (в качестве экскурсанта, конечно), где долго общался с татуированными завсегдатаями. В свое время мне довелось встречаться и с российскими уголовными "авторитетами", и с правоохранителями, и с адвокатами некоторых лидеров московских оргпреступных группировок... В соавторстве с Валерием Карышевым, адвокатом известного киллера Александра Солоника, мы написали беллетризованный путеводитель по московским тюрьмам - "Москва тюремная". Я бы с огромным удовольствием писал только на белорусском материале и только по-белорусски, однако белорусский язык (к счастью или к несчастью) на сегодняшний день некоммерческий. Я не Франтишек Богушевич, и имения Кушляны, за счет которого бы я жил, у меня нет. Зато есть семья, дети и родители, которых я обязан кормить. Вот и приходится оперировать героями постсоветского массового сознания - ворами, киллерами, аферистами, продажными ментами, гангстерами и соответственно писать о "свинцовых мерзостях русской жизни"... Но ни за одну из книжек, подписанных Федором Волковым, мне не стыдно. Другое дело, что этих книг могло быть меньше. Для заработка приходится в чем-то повторяться. Ничего зазорного в том, что белорусский литератор зарабатывает на жизнь русскоязычной литературой, нет. Этим гордиться надо! Не осуждаем же мы Минский тракторный завод за экспорт продукции в Россию. - Допускаю, что путешествие по московским тюрьмам может быть вполне моральным... Кстати, у тебя нет ощущения, что выпал из белорусской литературной среды, из своего литературного поколения? - "Литературное поколение" - понятие целиком надуманное. Скажем, того же Максима Климковича, который на 7 лет старше меня, я причисляю к одному поколению с собой. Так же, как замечательного литератора и философа Валентина Акудовича, который старше меня на 12 лет... А вот, например, Андрей Федоренко, мой ровесник, - писатель совершенно иного поколения. Если все-таки попытаться вычленить близкую мне литературную генерацию, то она выгодно отличается от генерации советской. Прежде всего это - профессионалы. Профессиональный литератор - это человек, который зарабатывает на хлеб литературным трудом, то есть живет по экономической формуле "рукопись - издательство - гонорар". Или "киносценарий - кинокомпания - гонорар". Человек, который в основное время работает дворником, милиционером или клерком, а во внеурочное время занимается изящной словесностью - лицо, временно прикомандированное к литературе... Маргиналом себя не считаю. Литература - оптимальное приложение моих сил, это то, что я умею делать. - И что же такое "литература коммерческого реализма"? - Литература вызывает у читателя грезы, эмоции и чувства, никак не связанные с окружающей действительностью. Это мощнейший галлюциноген. А труд литератора в чем-то сродни ремеслу производителя наркотика. Читатель приходит в книжный магазин в поисках очередной дозы удовольствия. Да, я понимаю - существуют и "высокие гуманистические идеалы", и "отображение жизненных реалий", и "воспитание подрастающего поколения", и прочие безусловные истины. Моя сугубо личная позиция такова. Хочешь только "воспитывать" - иди в школьные учителя. Хочешь только "отображать жизнь" - иди в газетные репортеры или кинодокументалисты. Хочешь исключительно "утверждать высокие идеалы" - иди в священники или записывайся в идеологи... Писатель должен погрузить читателя в искусственный мир, заинтересовать происходящим в нем. А там уж пусть сам читатель решает, как отнестись к событиям и героям. - Просто какой-то реквием по "разумному, доброму, вечному"... А ведь когда-то наша культура была литературоцентричной. Теперь, скорее, шоу-центрична. И все более поляризуется: при изначальной равности талантов гордая нечитаемость создателей "нетленки" противопоставляется суперпопулярности конъюнктурщиков. - Первично, как и прежде, слово. Прежде чем популярный ведущий произнесет его с экрана, оно должно быть написано. Несколько лет назад довелось мне побывать в Москве на одном литературном семинаре. Выступающий советский писатель- "почвенник" (известный сегодня разве что узкому кругу составителей энциклопедий да некоторым студентам-филологам) горько сетовал - мол, налицо падение нравов, народ не читает настоящих (то есть его) литературных произведений, а читает массовую литературу в ярких обложках, и вообще - "когда народ не Блюхера и не милорда глупого, Белинского и Гоголя с базара понесет?" Ситуация почти по Чехову. В вишневый литературный сад, заботливо взращенный в советские времена, пришли современные Лопахины - те самые "авторы массовой литературы в ярких обложках", писатели-мичуринцы, и поделили запущенное приусадебное хозяйство на участки, где каждый, в меру своих пристрастий и образованности, может выращивать любой литературный фрукт: детектив, боевик, романы "ах, любовь" и так далее... Кто сказал, что индивидуальные писательские делянки хуже плодово-ягодного колхоза? Так что всем этим литературным Раневским можно посоветовать: пишите интересно, и вас будут читать. Так ведь не умеют. Куда проще сидеть на даче в Переделкино, "кушать" дешевую водку и "сражаться с вечностью", выдавая погонные километры нечитаемых, но донельзя претенциозных текстов. Писать доходчиво и интересно ничуть не легче, чем витиевато и занудно. - Кстати, о шоу... Это ведь та среда, к которой ты имеешь непосредственное отношение. Приходится ли наблюдать в сфере российской творческой элиты, как в общем-то умные, интеллигентные по сути люди во имя "пиара" изображают из себя клоунов, демонических личностей и т.п.? На что готов ты во имя "пиара"? Какой имидж избрал? - Читатель подсознательно лелеет грезу о писателе - необыкновенном герое, "не таком, как все". Кому интересен автор, начавший нелегкий писательский путь колхозным свинопасом или фрезеровщиком завода "Гомсельмаш"? "Пиар" - это форма, красивая глянцевая упаковка, в которую автор облекает себя. Естественно, по всем законам жанра форма обязательно вступает в конфликт с содержанием. Советником римского императора Нерона был Петроний, автор "Сатирикона". Статус крупнейшего рабовладельца и лучшего друга кровавого деспота не мешал ему культивировать себя в качестве "арбитра изящества". Наш Кастусь Калиновский, выходец из шляхетской семьи, в "Мужицкой правде" избрал себе имидж "Яськi-гаспадара з-пад Барысава", очень талантливо и убедительно поддерживая его до самой казни... Хемингуэй, бывший во время гражданской войны в Испании мелким тыловым журналистом, преподносил себя как исключительного героя-фронтовика... К сожалению, у меня начисто отсутствуют имиджмейкерские таланты, чтобы создавать себе некий убедительный образ. К тому же на это просто не хватает времени - по 10 - 12 часов сижу за компьютером... - Действительно, какой интерес могут вызвать в качестве авторов какие-то колхозные пастушки Василий Шукшин и Иван Шамякин, сцепщик поездов Виктор Астафьев, чернорабочий фабрики ваксы Чарльз Диккенс, столяр Генрих Б„лль, дворник Андрей Платонов, дорожный строитель Венечка Ерофеев, не говоря уже о сапожнике Якобе Беме и бродяге Максиме Горьком... - Насколько я понимаю, речь не о социальном или профессиональном статусе литератора, о "пиаре". Платонов вошел в историю не просто как дворник, а дворник, который писал "в стол" гениальные произведения вроде "Котлована". - Да ты сам ведь был в роли чернорабочего, а именно "литературным негром". Кстати, слышала, что и сам, "раскрутившись", пользовался услугами наемников... - Книгоиздательство - индустрия. А там, где есть индустрия и фабрика, обязательно конвейерное производство и наемные рабочие... Это первым понял Дюма-отец, набравший себе бригаду авторов из нищих журналистов и учителей, которые и писали ему серийные проекты про мушкетеров короля и гвардейцев кардинала. У нас в Минске институт "наемных литераторов" возник в начале 90-х. На практике все выглядело так. Потенциальному автору поступало вполне конкретное предложение - отыскать в видеопрокате кассету голливудского блокбастера и за несколько дней написать по ее мотивам текст, формально соответствующий литературному. Это была на то время очень богатая коммерческая идея - видеороман для бедных, не имеющих собственного "видака". В качестве автора на обложку ставился некий выдуманный автор с "импортным" именем вроде Джона Томпсона. Далее пошли романы "по мотивам сериалов" вроде "Твин Пикса", "Санта-Барбары" и "Просто Марии". Далее - "продолжения популярной классики" вроде "Скарлетт", "Джейн Эйр" и "Поющих в терновнике". Все это очень напоминало подпольные цехи по пошиву "фирменных джинсов" в советскую эпоху... Во времена Ильфа и Петрова вся контрабанда производилась в Одессе, на Малой Арнаутской. В начале - середине 90-х большинство книжных подделок производилось в Минске. Так что "литературным негром" мне пришлось побыть хоть и недолго, зато набил руку, открыл для себя секреты популярности, разбирая на винтики культовые голливудские кинофильмы и сериалы. Однако ситуация на рынке поменялась. "Видаки" стали обыденностью, зато потребителю захотелось "отечественного" материала. Оказались востребованы "боевики на российской фактуре". Издатель задачу переформулировал: "Берете американский боевик и переносите его действие на российские реалии". Те литераторы, кто не мог придумать сюжет, смоделировать героев, ухватились за этот шанс, временами забывая кое-что исправить в первоисточнике. С их легкой руки чеченские боевики, "перелицованные" из вьетнамских партизан, скрывались почему-то не в горах Кавказа, а в джунглях и вооружены были бамбуковыми палками... Мне же было проще придумать своего героя и оригинальный сюжет, чем перекраивать чужое. Требования звучали приблизительно так: "Слава, с тебя 400 страниц текста, минимальные требования - 15 убийств, 5 - 6 драк, минимум 10 половых актов, один из которых - обязательно в привокзальном туалете". Приходилось писать. Кто платит - тот и заказывает место полового акта. За три года я написал около 40 подобных романов. Скорость компьютерного набора текста у меня очень высока - по образованию я профессиональный пианист... 16 лет занятий музыкой не проходят бесследно. Не знаю, платил ли Дюма-отец тому же Огюсту Маке, придумавшему д`Артаньяна, но меня и прочих ландскнехтов регулярно обманывали. В результате в 1994 году я уехал в Москву, в издательство "Эксмо", с которым сотрудничаю и поныне. Сам я к услугам наемников никогда не прибегал. "Литературное плантаторство" предполагает или коммерческо-издательскую жилку, или творческую импотенцию... Зачем мне брать на себя ответственность за чужие ляпы? Я востребован, меня экранизируют, у меня масса идей - чего же еще? - В таком случае подробнее о киносериале "Жулик"... - Есть в мировой литературе такой жанр - "плутовской роман". Мой герой - умный и обаятельный проходимец, этакий современный Остап Бендер, живущий по формуле: "Красота аферы спасает мир, а деньги губят". Его оружие - не нож и пистолет, а живой ум, несокрушимая логика, элегантная изобретательность и безмерное личное обаяние... Кинокомпания "Парадиз-Продакшн" предложила договор на экранизацию моих романов о Жулике и написание сценария шестнадцати серий. Снимать начали в середине лета. Натурные съемки проходят в Твери. Режиссер-постановщик картины - Рудольф Юрьевич Фрунтов ("Ларец Марии Медичи", "Тревожное воскресенье", "Про любовь, дружбу и судьбу", "Дураки умирают по пятницам"). Фрунтов - режиссер старой советской закалки, ученик Чухрая. Работать с ним очень тяжело (как с любым талантливым человеком), но интересно. У нас и до ругани доходило на почве несовпадения взглядов на тех или иных персонажей... На роль Жулика сперва номинировался Дмитрий Харатьян, затем - Игорь Скляр. В конце концов режиссер остановился на Николае Добрынине. Роль матери Жулика изначально писалась мной под Клару Лучко. Однако получилось так, что эту роль отдали Ларисе Лужиной, а Кларе Степановне достался другой персонаж. В роли знатной уголовницы Пили - Евдокия Германова, "русская Джульетта Мазина". В роли "оборотня в погонах" (а это непременная составляющая теперешней российской действительности) - Валерий Гаркалин, которого многие помнят по ленте "Катала". Виктор Косых, памятный по ленте "Неуловимые мстители", играет неуловимого бандита по кличке "Косой". В сериале "Жулик" есть еще один весомый персонаж - черный кот Тайсон. На эту роль приглашен беспородный тверской кот Скрип, которого после долгого и утомительного кастинга отобрали в приюте для бездомных животных. - А о чем можно снять популярный белорусский, национальный, неповторимый сериал? Неужели о белорусском Жулике? - Вообще, производство сериалов - это нормальный и высокорентабельный бизнес. Да, это требует больших материальных вложений: при бюджете одной серии формата 52 минуты менее чем в 100 тысяч долларов снять сегодня что-то приличное невозможно... Однако один вложенный доллар в перспективе приносит три-четыре доллара чистой прибыли (при условии продажи сериала на один из трех федеральных российских каналов с последующим прокатом в "прайм-тайме"). Для меня вообще странно, почему белорусские продюсеры до сих пор не освоили эту нетронутую целину? Как-то за рюмкой чая вспоминали мы с Максимом наших предков. Максим помянул своего деда, Михася Климковича, первого председателя Союза писателей БССР, автора текста бээсэсэровского гимна "Мы, беларусы..." В конце 30-х Михася арестовал НКВД, требуя, чтобы тот написал донос на своего друга Янку Купалу... Я помянул своего деда Авхима, который примерно в то же самое время носил в синих петлицах ромбы старшего майора НКВД. К счастью, наши предки никогда не пересекались друг с другом (мой дед-чекист в 1937 году служил в Запорожье), но вывод напросился сам собой: "Вот мой дед мог запросто казнить твоего деда, а мы с тобой очередную книжку вместе пишем..." Так родилась идея сценария киносериала "Дзяды". Это - белорусский вариант "Саги о Форсайтах", с элементами исторического детектива, боевика и мелодрамы. Ретроспективная история наших семей... Действие начинается в 1930-е годы и заканчивается в наши дни. Связующий персонаж - ксендз Винцент Годлевский, один из героев антифашистского подполья, расстрелянный гестаповцами в Тростенце. - Что ж, понадеемся, что продюсеры найдутся. Разговор закончился. Но прозвучавшие в ходе его высказывания, думается, не останутся без комментариев. Кстати, личность и творчество Владислава Ахроменко вообще оценивается в литераторской среде весьма неоднозначно. Кое-что из прозвучавшего в его ответах весьма радикально ставится под сомнение. Бизнес на массовой литературе, как и всякий бизнес, - вещь жестокая, на выживание... Так что до новых дискуссий! И кстати, передайте привет вашему главному редактору - мы отлично сотрудничали с ним в журнале "Родник" в конце 80-х... Золотое было время - есть что вспомнить!