«Комедия молодых драматургов К.Исаева и А.Галича «Вас вызывает Таймыр», поставленная Белорусским государственным драматическим театром им. Якуба Коласа, написана на важную тему современности — о дружбе и товарищеской взаимопомощи людей сталинской эпохи. Раскрыть эти стороны характера советского человека средствами искусства — одна из важнейших задач для писателей и артистов. К сожалению, драматурги К.Исаев и А.Галич с этой задачей не справились» («Вас вызывает Таймыр», 1.08.1948).
Для того чтобы настроиться на разговор об Александре Галиче, мало прочитать одну из первых рецензий на его пьесу. Мало вспомнить, что спустя годы его фамилия будет изъята из титров поставленных по его сценариям фильмов, в том числе и киноленты «Вас вызывает Таймыр». Мало знать и петь его песни. Мало рассказать, кем он был и кем представлялся.
Для того чтобы настроиться на разговор о Галиче, мало будет многих слов, даже тех, которые он говорил сам о себе: «Я поэт, я пишу стихи, которые только притворяются песнями, а я только притворяюсь, что их пою».
«Образу К.Заслонова в пьесах А.Мовзона «Константин Заслонов» и К.Губаревича и И.Дорского «Центральный ход» было посвящено совещание работников литературы, искусства и актива газеты, состоявшееся на днях в редакции «Советской Белоруссии»... В спектакле театра им. Я.Купалы, как и в пьесе А.Мовзона, образ Заслонова получился таким, каким его рисует наш народ, каким он живет в представлении народа... Образ Заслонова в пьесе К.Губаревича и И.Дорского «Центральный ход», поставленной театром им. Якуба Коласа, подан значительно бледнее. Ряд сцен в этой пьесе плохо продуман: таковы сцена в тюрьме, сцена гибели Заслонова и др. Спектакль не получил того политического звучания, какое он мог и должен был иметь. На совещании отмечалось далее, что в обеих пьесах весьма схематично и условно показано руководство партии всенародной партизанской борьбой. Образы работников большевистского подполья крайне обеднены... Враги в пьесе Губаревича и Дорского настолько окарикатурены, что представляются или круглыми идиотами, или беззлобными «швейками». В пьесах имеется и ряд других недостатков. Корни этих ошибок — в поверхностном изучении нашими писателями исторических фактов, в недостаточном знании жизни» («Образ К.Заслонова в белорусской советской драматургии», 1.08.1948).
Протрубили трубачи тревогу.
Всем по форме к бою снаряжен,
Собирался в дальнюю дорогу
Комсомольский сводный батальон.
(«Комсомольская песня»).
Когда Александр Гинзбург (позже свой литературный псевдоним Галич он образует соединением букв из разных слогов имени, отчества и фамилии — Гинзбург Александр Аркадьевич) писал эти строки, корреспонденты «Советской Белоруссии» еще только готовились оценивать в одном номере его водевиль и поставленные в двух крупнейших республиканских театрах пьесы о К.Заслонове. Однако время, дыхание которого можно легко почувствовать в строках 1948 года, оставляло свои отпечатки не только на страницах газет, но обязательно и в сознании писателей и читателей. Свою дорогу жизни послевоенный Александр Галич прокладывал себе через театр. Его пьесы «Походный марш» («Комсомольская песня» из которой стала очень популярной), «За час до рассвета», «Пароход зовут «Орленок», «Много ли человеку надо» сделали из него, человека, которому существовавшая тогда система не позволила получить высшее образование, весьма преуспевающего драматурга. Когда же вышел фильм «Верные друзья», Галич и его тогдашний соавтор Константин Исаев вообще стали чуть ли не мэтрами.
Все наладится, образуется,
Так что незачем зря тревожиться.
Все безумные образумятся,
Все итоги непременно подытожатся.
Куплет из «Бегущей по волнам» — фильма, в одном только названии которого можно найти немало аналогий с жизнью и Грина, и Галича, — впервые прозвучал в 1967 году. К тому моменту, как пишут сегодня исследователи, творчество Галича уже начало существовать в разных ипостасях. Для кино он писал и военные драмы («На семи ветрах» Ростоцкого), и комедии («Дайте жалобную книгу» Рязанова), и детективы («Государственный преступник» Розанцева, за эту работу сценарист был удостоен премии КГБ). Все эти картины пользовались успехом у зрителей, но еще большую популярность получали песни Галича. Можно было бы сказать, что в них он стал изливать душу, но даже такое сравнение многим покажется поверхностным.
Как могу я не верить в дурные пророчества:
Не ушел от кнута, хоть и сбросил поводья.
И средь белого дня немота одиночества
Обступила меня, как вода в половодье.
(«Как могу я не верить в дурные пророчества»).
С чего началось то, что в 1974 году привело к вынужденной эмиграции, а тремя годами позже завершилось весьма странной смертью. Те, кто в последние годы посмотрел фильм «Папа» с Владимиром Машковым в главной роли, вспоминают о пьесе «Матросская тишина» (по которой поставили картину). Галич написал ее еще в середине 50–х для открывавшегося театра «Современник», но спектакль запретили, поставив автору в вину неправильное изображение роли евреев в Великой Отечественной войне. Те, кто помнит катушечные магнитофоны, рассказывают, как Галич за месяц научился играть на гитаре, однако когда впервые вышел на большую сцену (квартирные концерты не в счет), то свое выступление начал с песни «Промолчи — попадешь в палачи». Есть и те, кто знает больше остальных. Они рассказывают, как в начале 70–х дочь члена Политбюро Дмитрия Полянского выходила замуж за актера Театра на Таганке Ивана Дыховичного. После застолья молодежь включила записи бардов, и, на беду, их услышал отец невесты: уже на следующий день он поднял вопрос об «антисоветских песнях» Галича на Политбюро...
«Нелегкое дело составление репертуарного плана театра. Нелегкое и ответственное. Репертуар определяет социальную жизнеспособность театра. Содержание репертуара, даже независимо от качества сценического воплощения, характеризует социальную активность театра, обусловливает «коэффициент полезного действия» его спектаклей. Существует даже такой «принцип» формирования репертуара: два–три широко рекомендованные произведения, которые создадут идейное лицо театра, но на афише будут появляться редко, и несколько названий «для кассы» — это боевики, не представляющие серьезной идейной ценности, которые не будут сходить с афиши, делая сборы, давая театру выполнение плана. Надо ли говорить о деляческой беспринципности этого «принципа»... Неужто наш зритель в массе своей так невзыскателен, нетребователен, так далек от насущных общественных проблем современности, что ищет в театре лишь пустого развлечения, дешевого зубоскальства? Кто возьмется утверждать подобную нелепость? Нет, дело не в зрителе... Как часто содержание талантливого произведения, способного увлечь и взволновать зрителя, тонет в тине затхлой театральщины, равнодушного и себялюбивого ремесленничества, где быстрота конфликта подменяется унылым, тяжеловесным словоговорением по очереди, живые человеческие поступки — ленивым выполнением лишенных смысла мизансцен, а идейная страстность — барабанной трескотней» («Театр и его репертуар», 17.07.1964).
И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние Запада.
Но живем ведь, говорю, не на облаке,
Это ж только, говорю, соль без запаха!
(«Красный треугольник»).
Галич, о котором и в светлые годы говорили, что «он не слишком сопротивлялся репутации богемного соблазнителя и любителя вкусно откушать и выпить», с началом опалы превратился в «антиобщественную личность». Изгнанный из союзов писателей и кинематографистов этот один из самых высокооплачиваемых авторов в СССР был вынужден продавать книги из своей библиотеки только для того, чтобы прокормить семью. Проблемы приводят к третьему инфаркту, а он — к инвалидности, на пенсию по которой просто невозможно жить 56–летнему мужчине. Когда в 1974–м Галич появился в эфире радио «Свобода», в СССР запретили все ранее изданные его произведения.
Мы ждем и ждем гостей нежданных,
И в ожиданье
Ни гугу!
И все сидим на чемоданах,
Как на последнем берегу.
И что нам малые утраты
На этом горьком рубеже,
Когда обрублены канаты
И сходни убраны уже?
(«Песня о последней правоте»).
Официально Александр Галич погиб 15 декабря 1977 года в Париже от удара током, когда попытался воткнуть вилку антенны в первое попавшееся гнездо только что купленного стереокомбайна «Грюндиг». Неофициально он пережил и разнообразные версии своей смерти, в которых фигурировали ЦРУ и КГБ, и его яркое возвращение, которое состоялось еще до развала СССР. Галич умер, но он жив.
За чужую печаль
И за чье–то незваное детство
Нам воздастся огнем и мечом
И позором вранья,
Возвращается боль,
Потому что ей некуда деться,
Возвращается вечером ветер
На круги своя.
(«Последняя песня»).
