Теням Огиньских посвящается

Путешествие в сигнатуре дня

Не люблю гулять по романтическим руинам, заброшенным усадьбам и прочим живописным некрополям. Разбередишь фантазию, представишь былую размеренность и продуманность здешних порядков, поглядишь на рассохшиеся заколоченные ставни (если им повезло сохраниться)... Такая в этом безысходность! Впрочем, сегодня поездки по "памятным местам" - романтическим руинам - предлагают многие турфимы. И спрос на них хороший. Экскурсии в собственное прошлое: самобичевание для рефлексирующих интеллектуалов. Ведь развалин у нас куда больше, чем дворцов. Но даже клиническая амнезия все же иногда отпускает. Взять хотя бы усадьбу композитора и государственного деятеля Михала Клеофаса Огиньского Залесье в Сморгонском районе. Сегодня если и не был, то наверняка каждый знает о том, кому когда-то принадлежало Залесье. И звучит здесь тот самый "Полонезогинского" - не знаю, кто автор!".

Сложно поверить, но только 45 лет назад Адам Мальдис... вернул этой усадьбе ее имя. Нет, не Залесье - это имя уже носила к тому времени деревушка. А - "Северные Афины"! После поездки в Вильнюс, изучив дневник Огиньского и архивы, Адам Иосифович отнес в молодечненскую газету статью "Огиньский на Молодечненщине". Статья целый год пролежала в редакции. Никто не верил, что это тот самый Огиньский. Что он жил здесь, в каком-то Залесье. А ободранные стены, в которых после войны была богадельня, - те самые "Северные Афины", куда стремились просвещенные люди со всей Европы. После долгих сомнений статью профессора все же напечатали. И началось... Из Богом забытой деревни Залесье в одночасье превратилось в центр культуры. Сюда хлынули журналисты. Долго потом еще докучали местным жителям расспросами: помнят ли они пана, что когда-то жил и играл здесь? (С момента отъезда Михала Клеофаса Огиньского из Залесья прошло лет этак 150. - С.Л.)

Самое удивительное, что немало народу делилось воспоминаниями!..

Рассвет

Михал Клеофас Огиньский прожил здесь 20 лет. Наверное, самых спокойных и счастливых. Сюда он привез свою молодую супругу-итальянку, здесь у него родилось четверо детей, здесь, возможно, он написал лучший из полонезов. Поначалу приехал как управляющий в усадьбу к дяде Франтишку Ксаверию. После его смерти стал здесь полноправным хозяином. Точнее, режиссером. Новый хозяин Залесья весьма скрупулезно рассчитывал, какое впечатление у гостей оставит каждая деталь его имения. И срежиссировал свою постановку мастерски. Вздох удивления не должен был покидать гостей ни на мгновение. В ту пору поместье захлебывалось в английском романтизме. По усадьбе "разбросаны" символические валуны с памятными надписями. Огиньский придавал им особый смысл. На одном из камней надпись "cieniom Kosciuszki" - память о товарищах-повстанцах. Михал Клеофас принимал участие в виленской части восстания Костюшки. На собственные средства организовал отряд в 500 человек и делал рейды против регулярных российских войск.

Итак, в ту пору, когда Михалу Клеофасу позволили вернуться на родину после 7 лет скитаний, в Залесье еще стоял барочный дворец начала XVIII века. До наших дней он не дотянул - на его месте обычная колхозная пашня. А вот дворец, который построил для своей семьи новый собственник Залесья, еще существует. О его состоянии чуть позже. В Залесье у Огиньского рождается дочь Амелия - первая в новом браке, первая в Залесье. В ее честь строится одна из парковых беседок, высаживается липовая аллея, для развлечений девчушке покупается медвежонок из "Сморгонской медвежьей академии". Беседка Амелии стоит в парке по сей день. Правда, новодел, произведение последней реставрации, но делался он по снимку, с учетом археологического материала. Здесь благодаря перманентным работам, которые то ведутся, то не ведутся в поместье, со мной приключился казус. Как и большинство столичных снобов, глядя на растрескивающийся кирпич в неоштукатуренных колоннах беседки, я хотела выдать что-либо о том, как разрушаются последние крупицы прошлого. Но когда узнала, что разрушается уже новая беседка, слов не нашла...

Когда-то в Залесье Огиньские построили свой "Город Солнца". Усадьба стала не только вотчиной, способной кормить, но и способной удивлять. По всему было видно, что живут здесь не только рачительные, но и просвещенные хозяева: пейзажный парк в английских традициях органично соседствовал с регулярным, доставшимся в наследство. Здесь выросли дамба, мельница, заплескалось озеро с чудными островками для лодочных прогулок. Рядом с дворцом заливали каток, в парке террасные насаждения лип и вязов перемежались цветочными полянами. За озером в лесу находился зверинец - вольеры в нем были такими огромными, что звери не чувствовали себя невольниками.

А как Михал Клеофас гордился своей оранжереей! К основному зданию усадьбы были пристроены два оранжерейных "рукава" - в ней числилось 526 наименований растений. Особой слабостью Огиньских были георгины. По старым инвентарям, в начале XIX века росло их здесь как минимум 72 сорта!

- Сейчас одна лиственница доживает! - в сердцах восклицает после прогулки по Залесью профессор Анатолий Федорук, - а ведь парк у Огиньских - особый мир, который должен был учить, воспитывать человека, шляхтича, дворянина. Только в открытом грунте росло 96 видов деревьев и кустарников!..

Зенит

Как режиссер, Огиньский наделял парк огромной экспрессией. Михал Клеофас обожал овеществлять собственные воспоминания. Один из камней в парке стережет тени повстанцев Костюшко, а второй, который "раскопали" не так давно, посвящен Жану Ролею - учителю Огиньского, которого тот чтил всю жизнь. Сотрудники усадьбы называют эти камни "сигнатурой" некогда вожделенных "Северных Афин".

Кого здесь только не бывало, в усадьбе, над которой упоительными вечерами разносились милые сердцу всякого литвина мелодии. Здесь гостила вся профессура Виленского университета - Огиньский был щедрым меценатом. Да и почтовые тракты Петербург - Варшава и Вильно - Минск, что совсем неподалеку расходились крестом, делали Залесье привлекательным для визитеров.

В 1810 году Александр I пожаловал Огиньскому звание сенатора и советника по присоединенным после раздела Речи Посполитой территориям - теперь каждую неделю в Залесье являлся фельдъегерь из Санкт-Петербурга. Несмотря на то что хозяин "Северных Афин" жил вроде бы обособленно, немало политики плелось в этих стенах.

...В покоях, что раньше принадлежали княгине, пусто. Словно для того, чтобы усилить впечатление, на стенах развешаны старые инвентари. Очень скромно, надо сказать, жили в ту пору сенаторши. Хотя в сегодняшних стенах этот аскетизм - почти вульгарная роскошь.

Опустим все те музыкальные успехи, коих достиг Михал Клеофас в Залесье, - об этом пусть говорят специалисты. Здесь он засел за мемуары, в дневниках и письмах залесского периода он называет себя литвином и мечтает о возрождении былой славы - о Великом княжестве Литовском. Как знать, куда бы вывезла история, не вмешайся война 1812 года.

Закат

Благостная жизнь "Северных Афин" поменяла свой размеренный ритм в 1822 году - тогда Огиньский навсегда уехал из Залесья. Здешний климат не слишком подходил его супруге-итальянке. Потому они уезжают к солнцу. Усадьба остается сыну Ирениушу. Начинается постепенный упадок. Пока еще мало заметный физически. Просто здесь перестала звучать музыка...

Потом невдалеке прошли линии фронта Первой мировой. Тогда Залесье лишилось своего барочного дворца. В 20-е годы прошлого века в усадьбе открыли частный пансионат. Перед войной здесь был советский санаторий, в Великую Отечественную обретались немцы - усадьба была штабом армии. После войны в бывшей графской усадьбе открылся дом престарелых. Потом постройки передали производственному объединению "Сморгоньсиликатобетон". В конце 70-х новый собственник заказывает проект реставрации с дальнейшим приспособлением Залесья под пансионат. Но с реставрацией не заладилось: слишком непростое это дело - научная реставрация с соблюдением всех необходимых методик. Невдалеке от полуразваленной усадьбы строится новое здание пансионата. От старого вроде как не отказываются. Но и не слишком усердствуют в его восстановлении. В 1996 году усадьбу передают в ведение Министерства культуры как филиал литературного музея. В светлом будущем Залесья уже не "матрасные" пансионатские будни, а музейное и просветительское поприще. Предполагается, что когда-либо по завершении реставрации здесь откроется музей самого Михала Клеофаса и школа искусств для сельских деток. Впрочем, идей о том, как все это можно будет использовать, хоть отбавляй - от восстановления оранжерей до производства пива "Полонез". Хуже с идеями о том, как наконец завершить реставрацию. В 2000 году усадьба стала филиалом Музея истории театральной и музыкальной культуры.

- На балансе нашего музея, как я говорю, - 3 фундамента и 2 филиала, - комментирует директор Зинаида Кучер. - Два из трех наших объектов требуют реставрации. На все у нас, конечно, нет ни сил, ни денег...

Во тьме

Усадьба пребывает в состоянии перманентной реставрации уже 20 лет. Столько, сколько самый именитый ее владелец здесь прожил. Сейчас она больше похожа на оштукатуренное производственное помещение - дощатые, застеленные на скорую руку полы, серая некрашеная штукатурка, заколоченные ставни и лампочки Ильича, что висят на голой проводке. Но она обитаема! Здесь музыка звучит! Совсем недавно "Белорусская капелла" давала концерт для участников конференции ЮНЕСКО, на которой среди прочего обсуждалась и судьба Залесья. В холодных разоренных залах звучала музыка Огиньского. Величественно и кощунственно. Одновременно.

В пустом гулком дворце на срубленной из досок сцене выступают ребятишки - воспитанники художника, по совместительству музыканта, историка, научного сотрудника музея и просто доброго человека Сергея Веремейчика. Их незатейливая песенка о славе "Северных Афин"

: ...I разносiлася рэха музыкi сярод алей -

Гралi скрыпкi, клавiкорды i вiяланчэль!..

В пустом зале на веревках, словно сохнущее белье, развешаны детские рисунки. Огиньские живут здесь в этих безыскусных образах. Вот секретарь Огиньского Леонард Ходько, вот супруга Мария де Нери, вот гувернер Жан Ролей, но больше всего здесь портретов самого Михала Клеофаса. Впрочем, в детских рисунках мало сходства с тем романтическим образом с картин Джозефа Грасси или Франсуа Фабра, к которому мы привыкли. Зато они искреннее, эти Огиньские на детских рисунках. Они - как тени повстанцев Костюшко, которые ловил здесь Михал Клеофас. И только они и могут жить в этой усадьбе.

Пока что или до сих пор (сложно сказать, что вернее) бесплотные тени - единственные полноправные хозяева Залесья.