Что имеет определяющее значение для победы на выборах: личные качества и харизма самого политика или креативные идеи его пиар-менеджеров?

История изобилует фактами и примерами, когда человеческая воля, сильные личные и деловые качества выдающегося лидера способны совершать чудеса в, казалось бы, совершенно безнадежной ситуации. Это с одной стороны. С другой, — самые сильные и мудрые вожди зачастую вынуждены отступать перед обстоятельствами непреодолимой силы.

В западной литературе бытует мнение, что время “политиковвождей” закончилось с того момента, как американский политолог Фрэнсис Фукуяма объявил об окончательной победе либеральной демократии во всем мире и “конце истории”, наступившем вследствие этой победы. Действительно, западная политическая культура с ее медиакратией (доминирование СМИ и контента социальных сетей над сознанием личности) значительно сужает поле деятельности для харизматичных лидеров. Например, немецкий политолог Томас Майер считает, что гражданин в западном обществе лишается возможности личной оценки политических процессов, по факту являясь их пассивным наблюдателем через призму СМИ.

Политические технологии как совокупность методов воздействия на людей с целью изменения их политического поведения зачастую подменяют в наши дни реальный политический процесс. В этом случае избиратель отдает предпочтение не личностям, их программам или даже яркой риторике, а неким искусственным образам, не имеющим ничего общего с политической действительностью. Кстати, отсутствие живого процесса, коммуникации лидеров с народом, искусственность выборов и засилье политтехнологов уже приводят к тому, что во многих государствах выборы не вызывают прежнего интереса со стороны населения. К примеру, на последних выборах в Европарламент в прошлом году явка в Словакии составила 13%, в Великобритании — 36%, в Португалии — 34%, в Польше — 22% и так далее.

При этом наиболее интересные трансформации массового сознания можно наблюдать на примере бывших советских республик, население которых в отличие от искушенного западного избирателя еще не пресытилось политическими технологиями. В связи с этим вспоминается эпизод из политической жизни соседней Украины, когда группа московских политтехнологов решила в экспериментальном порядке сформировать кандидату в президенты на выборах 2010 года Арсению Яценюку (в настоящее время премьерминистр Украины. — Прим. ред.) милитарнобрутальный имидж. В результате худощавый технократ Яценюк представал перед украинскими избирателями с плакатов, выдержанных в тонах камуфляжа и хаки, в образе “сильной руки” с соответствующими “жесткими лозунгами”. Результат эксперимента, в принципе, не разочаровал организаторов. Не имевший шансов на победу кандидат Яценюк тогда занял почетное четвертое место из шести соискателей с результатом около семи процентов голосов от общего количества избирателей, пришедших на участки.

Конечно, такое влияние образов и технологий на восприятие электората характерно далеко не для всех стран. Равно как и не все правящие круги умеют пользоваться этим инструментарием. Скажем, если в странах Запада медиакратия служит элементом обеспечения управляемости и стабильности, то в других государствах, не имеющих богатых традиций политического процесса, наоборот, становится источником хаоса, анархии и чехарды в правящих элитах.

Если обращаться к реалиям нашей страны, то выяснится, что это одно из тех государств, где политтехнологи практически бессильны. За годы суверенитета Беларусь несколько раз пытались сокрушить с помощью обкатанных сценариев “цветных революций”, составленных по методичкам знаменитых политтехнологов Джина Шарпа и Марко Ивковича. Однако эти усилия оказались абсолютно безрезультатными. Белорусское общество консервативно, прагматично и практично. Наш избиратель по-прежнему доверяет делам, а не лозунгам, голосует умом, а не сердцем.

Но и говорить о полном отсутствии успеха политтехнологов у нас тоже неправильно. Если анализировать текущую политическую кампанию, то в наибольшей степени очевиден успех политтехнологов из кампании “Говори правду” на фоне провала маститых оппозиционных кандидатов. Кандидат от “Говори правду” Татьяна Короткевич на старте кампании и близко не обладала такой узнаваемостью, как известные политики и партийные лидеры Калякин и Лебедько. Однако благодаря умело созданному имиджу, сочетанию умеренной риторики и инакомыслия, она сумела сплотить вокруг себя их электорат, а самих титулованных политиков оставить за бортом избирательной гонки. Команда молодых менеджеров, стоящих за Короткевич, вовремя уловила новый тренд в оппозиционной электоральной среде, а именно тот факт, что идеи “Плошчы” и массовых протестов “за свободу” полностью дискредитированы украинским Майданом и последующими за ним событиями. Такой поворот событий означает, что в нашей стране коренным образом меняется ландшафт оппозиционной политической активности. На смену хулиганам и диссидентам приходят политические менеджеры, мыслящие если еще не категориями политической борьбы, то уже хотя бы категориями целесообразности.

В  последнее время все чаще звучит мнение о том, что политика должна превратиться в чисто технологический процесс, исключая сильное влияние личностей. То есть политик — это, скорее, функция, чем предназначение. А раз функция, то функционирование должно обеспечиваться командой профессиональных технологов, владеющих методами и средствами воздействия как на политика, так и на избирателей. И такой подход весьма распространен в Западной Европе и США. Да и в России политтехнологи уже давно стали привычной частью политического ландшафта.

Но, на мой взгляд, главная роль в предвыборной борьбе все же отводится личности и тем идеям, которые она озвучивает и реализует. В этом случае политик — не функция, не клерк, не накачанный СМИ медиаобраз, а, скорее, человек воли и судьбы. Такое понимание вопроса мы можем встретить в тех странах, где политическая жизнь не сводится к манипуляциям, пиару и денежным вливаниям. Значительная часть стран ЮгоВосточной, Центральной Азии, Латинской Америки привержена такой традиции, как и некоторые государства Евросоюза. Лидер там, как правило, опирается на поддержку широких народных масс, является персональным выразителем их интересов.

Беларусь в этом смысле можно назвать страной с европейской политической культурой и с сильной ролью политикаличности. Для Европы, которую надо понимать во всем многообразии ее форм, в том числе политических, это нормально. Отто фон Бисмарк, Уинстон Черчилль, Шарль де Голль — типичные примеры таких личностей, вошедших в аллею политической славы. В какойто момент они даже стали отождествляться со своими странами и их политикой на внутренней и внешней арене.

Сильный политик, безусловно, нуждается в команде единомышленников, способных вместе направлять страну по заданному курсу. Но отличие такой команды от советниковполиттехнологов в том, что она в гораздо большей степени разделяет ответственность за принимаемые решения. Для профессионального политтехнолога важна отработка очередного приема, сиюминутный эффект воздействия и убеждения. Команда политикаличности ориентирована на долговременный позитивный результат, на создание прочной государственной системы. В нашей стране, очевидно, имеет место вторая модель. Отсюда понятно недовольство части политических активистов, которые хотели бы ее изменения, дрейфа в сторону первой. Для них это, прежде всего, возможность превратить политику в рынок, на котором они могли бы предлагать за приемлемую цену свои услуги. Эти люди хотят заработать на выборах и лозунгах, на советах и пиаре.

Нужна ли нам такая модель? В чистом виде вряд ли. То, что наша страна значительно отличается в этом плане от государств-соседей, — это, скорее, преимущество, чем недостаток. По крайней мере, политика в нашей стране сохраняет хоть какойто моральный стержень. А Президент принимает на себя всю ответственность и удар негативных эмоций в случае возможных трудностей и проблем.

Однако наша страна не застрахована от сильного политтехнологического воздействия извне. Оно может быть разным: информационное влияние, дискредитация власти, манипулирование на внутреннем политическом поле, создание проектоводнодневок с разрушительными целями и так далее.

Именно поэтому развитие собственного пространства, где возможно и необходимо присутствие политтехнологий и тех, кто ими владеет, представляется неизбежным. Другой вопрос в том, что правила и условия этого пространства должны определяться только внутренним законодательством, регулироваться выработанными этическими правилами и иметь целью благо нашего общества и государства.

В качестве примера можно привести страны с двух- и трехпартийной политической системой. Да, между партиями и их лидерами часто ведется жесткая конкуренция, но даже эта борьба основана на внутреннем консенсусе относительно ценностей и устоев государства. В рамках такого подхода сохраняется и возможность выдвижения на лидирующую позицию действительно мощного политика, который затем превосходит партийные раздоры. Именно в этом, скорее всего, и следует искать возможности будущего развития нашей политической системы.