Спор о том, кто в театре главный, ведется с незапамятных времен. Режиссеры, артисты и даже монтеры (если вспомнить одноименный рассказ Зощенко) претендовали на эту роль. Но корреспондент «Знаменки» решила пойти своим путем и доказать, что ни один спектакль в театре не обойдется без бутафора.
Не верь глазам своим
Красивое здание Национального академического Большого театра оперы и балета навевает мысли о прекрасном. И контраст сильнее, когда оказываешься в бутафорском цехе. Большое помещение напоминает заводской цех, и ты невольно начинаешь озираться в поисках станков и рабочих. Но видишь удивительные вещи: там стоят прекрасные опахала, здесь лежит баран (да-да, именно баран – и выглядит он довольно устрашающе), чуть дальше разбросаны веера и маски. Тут нельзя верить своим глазам, а еще не стоит пробовать что-нибудь на зуб – ведь румяное яблочко или симпатичная груша, скорее всего, вырезаны из пеноплекса. Именно здесь и работают бутафоры – люди, которые создают все те красивые вещи, которые артисты потом обыгрывают на сцене.
– Мы делаем практически все – от больших декораций до маленьких, – рассказывает бутафор Елена Коваленко. – Для балета «Витовт», например, делали огромного зубра. Он занимал полмастерской. Посуда, маски, опахала, шлемы, мечи – каждый раз у нас что-то новое.
Пока мы разговариваем, я пытаюсь вырезать из пеноплекса грушу. Материал очень похож на пенопласт и режется легко, но вырезать именно тот фрукт, который нужен, получается с трудом. Вернее, не получается вовсе. Да, большой урожай тут не соберешь…
– Чтобы сделать одну такую грушу, уходит полдня – это порядка десяти операций, – успокаивает меня Елена, видя, что я уже мысленно прощаюсь с мыслью освоить новую профессию. – Сначала грушу нужно вырезать, потом пошлифовать, обклеить бумагой, отлевкасить (покрыть специальным материалом на основе алебастра), отшлифовать и снова отлевкасить. И только потом раскрасить.
На словах это звучит просто, но на деле требует огромных усилий.
– Это еще не тяжело, – огорошивают меня бутафоры. – Вот чесать перья – совсем другое дело. Там физическая сила нужна.
Я бросаю недоделанную грушу и снова рвусь в бой – чесать перья. Мне дают кусок черной ткани и металлическую щетку, которой эту ткань нужно чесать. Проходит пять минут, и я понимаю, что устала, – ткань поддается с трудом и на красивое перо похожа мало.
– Мы сейчас готовим реквизит к балету «Семь красавиц» и для шести опахал уже сделали около девяноста перьев, – с улыбкой глядя на мои попытки сделать что-то прекрасное, признается Елена. – Вообще, работа над спектаклем ведется с июня. Там очень много реквизита: маски, веера, опахала, огромные вазы с фруктами. На одной из них, кстати, будет наш баран.
Баран привлекает внимание сразу, как только заходишь в цех. Издалека кажется, что он деревянный и очень тяжелый, но он тоже вырезан из пеноплекса. Сделала его молодой скульптор Таиса Сачук, которая работает в Большом чуть больше месяца.
– Сначала было тяжело привыкнуть к новому материалу, раньше я чаще работала с глиной, а тут надо было вырезать большущую фигуру из пеноплекса. Кажется, получилось неплохо.
Девушка скромничает, ведь баран даже пугает своей натуральностью. Погладив его на прощание, мы отправляемся дальше – смотреть, как делают «одежду для сцены» в живописном цехе.
Огромные полотна ткани, расстеленные на полу, удивляют своими размерами. Это задники для спектакля «Семь красавиц». В углу сохнут маски, а художники расписывают вазы. Потом на них будут лежать фрукты и тот самый баран из бутафорского цеха. Я решаю попытать счастья здесь и прошу дать мне кисточку. Рисовать по готовому контуру у меня получается лучше, чем чесать перья и вырезать фрукты. Теперь надо будет обязательно сходить на «Семь красавиц», чтобы рассказывать соседям в зале: «А вон ту вазу – пятую справа во втором ряду – помогала расписывать я! Как не видите?! Она же самая красивая!»
Все мягкие декорации, или, как называет их начальник мастерской по оформлению спектаклей Жанна Александрович, «одежда для сцены», делают тоже здесь. Занавесы, задники, фестоны, маркизы – очень скоро я начинаю путаться в многочисленных видах мягких декораций. Все-таки нелегкое это дело – оформление спектаклей.
Черная комната и белые тапочки
Изучение мастерских по оформлению спектаклей Большого затягивается, и когда мы проходим мимо сцены, там уже вовсю работают реквизиторы. До вечернего спектакля остается чуть больше часа, и за это время нужно успеть разложить весь реквизит по местам. Дело это непростое, а для новичка – практически невыполнимое.
– Когда к нам приходит новый человек, то первым делом он смотрит спектакли, – учит уму-разуму реквизитор со стажем Елена Волкова. – А потом записывает в тетрадку, что и с какой стороны должно стоять и что когда выносить-уносить. Главное в нашем деле – не запутаться.
Хороший реквизитор должен уметь быстро все запоминать и быстро двигаться – чтобы успеть поменять реквизит во время антрактов или затемнений. Но и здесь случаются казусы.
– Как-то мы работали на балете «Видение Розы», – вспоминает реквизитор Светлана Мараева, – это было во время ремонта нашего театра, тогда спектакли шли во Дворце Республики. В этом балете минимальное количество реквизита – черная комната, белый стул и одна роза. Во время танца артисты обрывают ее лепестки. Первый акт заканчивается, полное затемнение, во время которого надо забрать стул и собрать лепестки. Мы с коллегой Татьяной специально пришли на работу в черном, чтобы нас не было видно. Но у меня сменной обувью оказались белые тапочки, а Таня – блондинка. Во время затемнения быстренько убрали эти лепестки. А после спектакля к нам подошли осветители и спрашивают: «А кто это у вас в белых тапочках был? Чья это белая голова была?» Вот тебе и чистая перемена на полном затемнении! Только представьте: белая голова и белые ножки бегают по сцене. Причем голова от ножек отдельно. Не представляю, что думали в это время зрители.
Когда я уходила из театра, туда уже стали стекаться первые зрители. Они заходили в зал, садились на свои места и ждали начала представления. Но многие ли из них задумывались о том, сколько людей работают, чтобы каждый день поднимался занавес и начинался новый спектакль? И не требуют за это оваций.
Светлана МИХОВИЧ, фото Дмитрия ЕЛИСЕЕВА, «ЗН»
