Тайна молчания и любви

Любовь может вдохновлять на творчество. Любовь может потребовать в уплату творчество. Высока ли цена? Не ошибусь, если скажу, что женщины и мужчины по-разному ответят на этот вопрос. В самом конце 80-х в литературных кругах вдруг начали повторять странное имя, по выражению одной поэтессы, "мотыльковообразное" - Евгения Пфляумбаум. Стали появляться в печати подборки стихов. Вышел первый сборник поэтессы "Сувой жыцця", довольно-таки интересный... Сам по себе этот факт не привлек бы внимания. Мало ли удачных дебютов... Но оказалось, автору - за 80 лет. И ее первый - настоящий, забытый литературной общественностью - поэтический дебют состоялся в 1926 году. Шестьдесят с лишним лет молчания! Почему? 1926 год... Книги белорусских поэтов выходят огромными по сегодняшним меркам тиражами, читаются, обсуждаются. Вышел и коллективный сборник трех молодых поэтесс, входящих в состав легендарного литературного объединения "Молодняк" - З.Бондариной, А.Вишневской и Е.Пфляумбаум. 18-летняя Евгения Пфляумбаум - дочь минского железнодорожника, немца. Кстати, в нашей столице в XIX столетии существовала целая немецкая колония. Там, где теперь улицы Карла Либкнехта и Розы Люксембург, находилось Лютеранское предместье. Отсюда, из этого предместья, и пришла фамилия Пфляумбаум, в переводе - "яблоневый сад". Но настоящим отцом для Евгении стал ее отчим, Владимир Рафаилович Соколовский, вначале - преподаватель физики, потом - директор средней школы в Минске. Красивая, интеллигентная девочка-горожанка, студентка педагогического факультета литературно-лингвистического отделения БГУ, начинающая поэтесса... Строится новое государство, на вечера белорусской поэзии - не пробиться. Дискуссии, диспуты, публичные лекции... Романтика революции и национального возрождения! Самое время влюбляться. И любовь пришла. Одна - на всю жизнь. Молодой поэт, плечистый красавец Александр Каратай, похожий на Маяковского и фигурой, и манерой читать стихи. У него был красивый псевдоним - Максим Лужанин. Пфляумбаум и Лужанин... Яблоневый сад и луг... Тогда в литераторской среде царили совсем иные отношения. Поэт оканчивает свою гениальную поэму в два часа ночи и идет через полгорода к другу - прочитать! И тот - ничего, что разбужен, воспринимает как должное. Устраивали дружеские вечеринки и торжественные поэтические вечера, ходили в гости к Янке Купале, любившему компанию молодежи, делились последним и спорили о главном - о поэзии. Вскоре дружеский круг стал редеть. Наверное, уцелевшие утешали себя, что их-то не тронут, ведь они ни в чем не виноваты! Но иллюзии испарялись с новыми арестами. Максима Лужанина арестовали в 1933 году, в "первом круге" репрессий. Уже в последние годы своей жизни он вспоминал об "американке" - железной камере во внутреннем дворе КГБ, набитой "врагами народа", в основном поэтами. На зарешеченное окно прилетал голубь - и у заключенных появилась примета: сядет головой к камере - значит, кого-то еще приведут, повернется хвостом - кому-то скоро на выход с вещами. Максима Лужанина приговорили к двум годам лишения свободы. Лагерь был в Мариинске Кемеровской области. Евгения Пфляумбаум продала домашнюю библиотеку с уникальными изданиями (последнее богатство) и поехала за мужем. Работала учительницей в деревенской школе, в метель, в дождь пробиралась к лагерю, чтобы передать мужу что-нибудь вкусненькое, хотя сама голодала. Там и застудилась, потеряла здоровье. После заключения оба оказались в Москве, где жили родители Евгении. Она устраивается на работу в "Оборонгиз". Бдительные сотрудники роптали: с немецкой фамилией, жена "врага народа" - и в таком важном издательстве! Вспоминается эпизод из фильма Тарковского "Зеркало", помните, когда героиня Маргариты Тереховой, сотрудница подобного учреждения, бежит в ужасе перепроверить корректуру - не прошла ли опечатка! В августе 1941-го Максима Лужанина призвали в армию. Было все: бои под Сталинградом, ранения, контузия. После демобилизации начинается активная литературная и общественная деятельность. Максим Лужанин - личный секретарь Якуба Коласа, сотрудник редакций, референт Академии наук, главный редактор киностудии "Беларусьфильм". Входит в состав делегации БССР на ХХIII сессии Генеральной Ассамблеи ООН, избирается депутатом Верховного Совета БССР... Его книги издаются одна за другой, ему вручаются награды и премии. А что же Евгения Пфляумбаум? Она - жена поэта. Детей нет, мир сосредоточен на том, чтобы "адхiляць навальнiцу ад дрэва, дзе спявае птах". И при этом все время, каждый день, пишет стихи - и в своей добровольной ссылке в Мариинске, и в Москве, и в Минске... Пишет - потому что не может не писать. Стихи остаются в тетрадках, блокнотах, на отдельных листочках, заранее обреченные на забвение. А между тем Евгении доводилось читать свои стихи самому Янке Купале, и тот весьма одобрял их. Мае радкi не убачаць свету, Не прагучаць на слых спагадны. Не буду звацца я паэткай З сва„ю музай непанаднай. Столь удивительному уклонению от литературного процесса профессионального (по уровню и духовным потребностям) литератора давались разные объяснения. Например, пережитые репрессии, отчего стало не до стихов (неправда - писала Евгения Пфляумбаум всегда). Потом вроде бы когда-то данная матери клятва не быть писательницей. Наконец - особенность характера: равнодушие к славе, нежелание публичности. Пфляумбаум сравнивали с Эмили Диккенсон, аристократкой-пуританкой рабовладельческого юга США, которая безвыездно жила в своем имении и писала замечательные, по-мужски сильные стихи, также не предназначенные для публикации. Ведь это был бы плохой тон! Когда в 1995 году в журнале "Крынiца" был помещен творческий потрет Евгении Пфляумбаум, ее поэзию все критики оценивали высоко. Но высказывания литераторов о судьбе поэтессы были довольно резкими. Леонид Голубович констатировал, что творческое "зняволенне" не стало панацеей ни для самой поэтессы, ни для ее поэзии, поскольку стихи должны находить отзвук извне, иначе не будет творческого развития. Людка Сильнова написала о талантливой, но до боли несостоявшейся поэтессе. Валентина Аксак высказывается резче всех, приводя слова Андре Моруа из книги о Жорж Санд о том, что мужчине важно преодолеть в женщине не только стыдливость, но и завладеть ее свободой, превратить думающее существо в вещь. И приводит весьма красноречивые строки самой Пфляумбаум, например, вот эти : Як нескладана стаць адданай, Згасiць агнi юначых дз„н, Пакiнуць росныя паляны, Сысцi › палон, душы прыгон. Зрачыся долi, нават волi, Не аглядаючыся, не, Пачаць жыцц„ былых нявольнiц, Калi раскутасць толькi › сне. Есть в том номере и статья Максима Лужанина, в которой он дает свою версию событий. Он знал, что жена пишет стихи, - ведь жили-то под одной крышей. Но стихи ему не показывались, а "сунуць нос не › сва„ - брыдка". Однажды на даче Максим Лужанин и Аркадий Кулешов стали свидетелями того, как Евгения Пфляумбаум вынесла из дома охапку бумаг и блокнотов и направилась к костру соседей - сжигать. Аркадий Кулешов заступил ей дорогу, отобрал бумаги и убедился: стихи! Мужской совет решил: надо печатать. Рукопись была подготовлена, редактором вызвался быть сам Аркадий Кулешов... Но он внезапно умирает, и молчание поэтессы продолжается. И только лет через десять листочки из той рукописи попали в руки поэту Анатолию Вертинскому, гостю дома, который и опубликовал их в газете "Лiтаратура i мастацтва". Евгения Эргардовна в это время была уже совсем больна. Шумиха вокруг ее имени (Феномен! "З`ява"! Тайна!) радовала ее, но все это было слишком поздно. Кстати, в той же статье Максим Лужанин восстановил еще одну, как он сам говорил, несправедливость. Под его именем вышло много переводов стихов, прозы, драматургии, но на самом деле, по его свидетельству, "все прозаические и драматические произведения от "Клима Самгина" до "Молодой гвардии", "Вишневого сада" и Байрона" перевела жена. Объяснял это поэт тем, что за перевод, подписанный его именем, платили более высокие гонорары. Не пытайтесь судить людей, которые строят свою судьбу так либо иначе. Ведь это - их судьба. Как определить со стороны, что для человека истинно важно, что сделает его счастливым? Я пришла в квартиру Максима Лужанина и Евгении Пфляумбаум, просторную, заставленную книжными шкафами квартиру с видом на парк Горького и вечное колесо обозрения, похожее на колесо Фортуны, в 1995 году - взять интервью у новооткрытой поэтессы. К сожалению, Евгения Эргардовна уже почти не передвигалась, с трудом говорила. Запомнилось только, как она спрашивала время от времени мужа, поел ли он, не холодно ли ему. Собственно говоря, в тот день моя миссия закончилась на том, что я оставила подготовленные вопросы, чтобы позже забрать ответы в письменном виде. Так я начала приходить в этот гостеприимный дом. Мало есть мест в городе, куда можно прийти, чтобы приобщиться к настоящей культуре, почувствовать, пафосно выражаясь, связь времен. Хозяин, Александр Амвросьевич, он же Максим Лужанин, был уникальным собеседником, начитанным, умным, интеллигентным. До последнего - а прожил он 92 года - следил за литературными новинками, писал сам, любил пофилософствовать и посидеть за дружеским столом. Незадолго до смерти сделал виртуозный перевод "Черного человека" Сергея Есенина - а это, знаете ли, высота... Евгения Пфляумбаум умерла в 1996 году. Муж пережил ее на пять лет. И все эти годы занимался тем, что разбирал ее записи. Стол загромождали блокноты, тетрадки, обрывки бумаги, испещренные мелким почерком. Многое не расчитывалось, "наследие" состояло в основном из черновых набросков, неоконченного, недоработанного. Александр Амвросьевич спешил, зная, что и его дни сочтены. Но долг жене, хотя бы частично, отдал - новый сборник стихов Евгении Пфляумбаум был сдан в издательство "Мастацкая лiтаратура", где и ждет своего часа. Что ж, ее поэзия привыкла к ожиданию. 1 ноября Евгении Пфляумбаум исполнилось бы 95 лет. 2 ноября было бы 94 Максиму Лужанину. Кстати, у Якуба Коласа день рождения - 3 ноября, и когда-то все эти дни рождения праздновались одним сплошным дружеским застольем... "Женщина всегда загадка. Поэт всегда Большая Загадка" Так когда-то я начала свои рассуждения о Евгении Пфляумбаум. Сегодня начала рассуждение о ней по-другому. С любви. Как-то я спросила у одной известной писательницы, чем, по ее мнению, можно пожертвовать во имя искусства? И она, добившаяся мировой славы, ответила: "Во имя искусства нельзя жертвовать ничем. Ни семьей, ни детьми, ни любовью. Оно этого не стоит". Тем более - какая разница читателю, откуда приходят к нему стихи? Из шикарных томов или исчерканных блокнотов? И если бы Евгения Пфляумбаум активно печаталась и издавалась всю свою жизнь, не истрачена ли была бы ее творческая энергия на ура-патриотические вирши, обязательные тогда для любого поэтического сборника? Не разбавилась ли бы ее чистая лирика стихами на потребу дня, наличествующими практически у каждого советского поэта? Прогнозы о прошлом - неблагодарное дело. И неблагородное. На кладбище возле деревни Паперня похоронены рядом два поэта - Максим Лужанин и Евгения Пфляумбаум. Будете проезжать мимо - навестите их могилы.