Это письмо в редакцию я прочел на одном дыхании. Вот это письмо: «В 1959 году в Советском Союзе был создан новый вид вооруженных сил — ракетные войска стратегического назначения. Такое решение диктовалось жизненной необходимостью. Американцы уже обладали межконтинентальными ракетами с ядерными боеголовками. Термоядерные боевые головки были и у нас. Но отсутствовали «средства доставки» — межконтинентальные баллистические ракеты. В спешном порядке такое оружие создавалось в Днепропетровске. А испытательные пуски проводились на Байконуре. Спешка, как известно, ни к чему хорошему привести не может. Но «холодная война» отсрочек не давала...
Ракетный щит Родины было решено расположить в тайге, на границе Кировской области и Коми АССР. Объект назвали «Москва–400». Суровый климат: восемь месяцев зима, остальные — лето. Непроходимые болота, полное отсутствие дорог и жилья. В таких вот условиях мы и возводили с нуля эту махину.
Для доставки стройматериалов и оборудования сверхсекретного ракетного комплекса был сформирован автомобильный полк. А это — более 500 автомашин. Меня назначили начальником штаба новой воинской части. А когда командир убыл в Москву на учебу, я почти год командовал автомобильным полком. Военный городок в тайге, построенный нами, получил хорошую оценку специальной комиссии. Меня повысили: назначили командиром технического дивизиона.
24 октября 1960 года на полигоне Байконур готовился первый пуск двухступенчатой межконтинентальной баллистической ракеты Р–16. Произошел взрыв. Температура в эпицентре достигла нескольких тысяч градусов. От 126 человек, бывших на испытании, остались горстки пепла... Погиб в том страшном огне и первый главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения, главный маршал ракетных войск М.И.Неделин. Маршала я знал лично.
Через несколько месяцев после катастрофы мой дивизион был срочно переброшен из тайги на Байконур. Нам предстояло выполнить задачу особой государственной важности: осуществить пуск Р–16. И никто, конечно, не мог гарантировать, что трагедия не повторится...
«Сколько времени нужно вам на подготовку?» — задает мне вопрос генеральный конструктор М.К.Янгель. «Не меньше месяца», — отвечаю я. «Даю вам полтора месяца».
Мы работали по 10 — 12 часов в сутки. Каждый прибор, каждый датчик нужно было изучить и выверить. А потом два дня я сдавал зачеты государственной комиссии. Проверку прошел и весь личный состав.
Право допуска к самостоятельной работе по подготовке ракеты Р–16 к пуску можно было подтвердить только знаниями. Я не просто руководил всей подготовительной работой. В любую минуту обязан был самостоятельно принять решение и оказать при необходимости помощь. Чтобы дойти до всего самому, приходилось браться голыми руками за то, что не могло не отразиться на здоровье. Надежных средств защиты в то время не было. Они появятся только в 1963 году. На мне лежала такая колоссальная ответственность, что ни о чем другом, кроме пуска ракеты, думать не приходилось...
И вот этот день настал. Гигантская (более 30 м длиной), массивная (только вес одного топлива — 100 тонн) Р–16, казалось, расколола небо. А через положенное время она «приводнилась» в заданном районе Тихого океана. Успешный пуск первой советской межконтинентальной баллистической ракеты состоялся!
Но праздновать победу мне не довелось. Отравившись компонентами ракетного топлива, я попал в госпиталь. Токсический гепатит с поражением центральной нервной системы. Врачи не знали, как меня лечить. Я понимал, что нахожусь на волоске от смерти... «Но ведь на волоске от войны более страшной, чем та, прошедшая, — размышлял я, — была вся страна. И наши Р–16, поставленные на боевое дежурство, заслонили ее собою. А за это можно заплатить и своей жизнью...» Когда понимаешь, чем свою жизнь можно оправдать, знаешь, на что она потрачена, ничего не страшно.
А мне–то всего 34 года. Жажда жизни, сила воли, природное бесстрашие, удача, которая сопутствовала мне даже в самых безнадежных ситуациях, да еще книга академика Микулина «Активное долголетие» через полгода поставили меня на ноги. Медики пытались списать меня, боевого офицера, на более спокойную службу. Но веское слово в мою защиту сказал командир корпуса генерал П.Т.Губорев. И оно возымело силу.
В 1963 году на Байконуре мы произвели второй пуск Р–16. Получили от командования высшую оценку. Советская ракета, запущенная нами, способствовала снятию Карибского кризиса. А это уже событие мирового масштаба...»
Созвониться с автором письма инженером–полковником в отставке Григорием Кролом и договориться с ним о встрече было проще простого. И вот уже который час я слушаю повествование об удивительной жизни:
— Родился я в 1927 году в деревне Тетерин Круглянского района. Деревня большая, красивая. До войны жили в ней свыше 600 крестьян. Неподалеку река Друть.
Мой отец — личность легендарная. На империалистической войне получил звание ефрейтора. В гражданскую воевал в конармии Буденного. Был ранен, контужен, имел награды. Силой он обладал неимоверной. И таким же бесстрашием. (От отца, видимо, оно передалось и мне.) Мужиков, сцепившихся в драке, он расшвыривал не моргнув глазом. Его и боялись, и уважали.
В первые дни Великой Отечественной мужчин призывного возраста забрали в армию. Отцу шел шестой десяток. «В деревне нам оставаться нельзя, — заявил он твердо. — Будем уезжать». Отец организовал 11 подвод. На две посадил свою семью. На остальные — семьи сельских активистов.
В Круглом отец распрощался с нами. «Ухожу в Красную Армию бить врага. А за старшего будет Левицкий. Он толковый парень». Отец и двое его друзей ушли в военкомат. А мы двинулись на восток.
Добрались до Тулы. И первое, что увидели, — военных в форме с иголочки. Четкий шаг. Младшие по званию отдают честь старшим. «Родные вы наши! — вырвалось у кого–то из беженцев. — Когда же вы немцев погоните?» «Не волнуйтесь, граждане. Мы им покажем!» Но до «покажем» было еще очень далеко...
Лошадей мы отдали. А нас посадили на платформы и отправили в Чкаловскую (Оренбургскую) область. В Матвеевском районе нашу семью определили в татарскую деревню Старо–Котлумбетьево. Встреча была сердечной. Поселили пусть и в старую, но все–таки хату. Помогли с продуктами.
Старшего брата Александра сразу же призвали в армию. Он погиб под Ржевом в 1942 году. На фронте был и отец. Я в семье — старший мужчина (мне исполнилось 14 лет). А раз так, то надо решать, как добывать для семьи кусок хлеба. Пошел я к бригадиру, старому татарину. «Мне надо работать». — «Ты — хороший парень. А что хочешь делать?» — «Что скажете, то и буду». — «Умеешь с лошадьми обращаться?» — «Умею». — «Вот и хорошо. Будешь конюхом». — «Когда приступать к работе?» — «Сейчас и приступай. Старший конюх все объяснит».
Забежал домой, сообщил маме, что буду работать конюхом, схватил горбушку хлеба — и на конюшню. Старшего конюха нет. Ворота на запоре. А кони ржут, беснуются. Что делать? Я опять к бригадиру. «А ты открой ворота. Кони знают, что им надо. Только обязательно потом их спутай. А то до утра не найдешь...»
Открыл я ворота, и лошади ринулись к водопою. Выбрал кобылку поспокойнее и стал путать. Получилось. Только подступился ко второй — она грызнула меня за голову. Кровь заливает лицо. Стал прикладывать мокрую траву — не помогает. Кони разбежались. Осталась лишь кобыла, которую я привязал. Мне стало страшно: как я ночью найду лошадей? И тут меня осенило: лошадь приведет к табуну. И она привела. Кони паслись в пшенице соседнего колхоза. «А ведь об этом доложат товарищу Сталину», — подумал я. И темная ночь стала еще темнее.
Утром пригнал я лошадей на конюшню. Убитый горем, присел в уголке — пусть тут меня и арестуют... «Григорий, зачем такой грустный?» — спрашивает старший конюх. Рассказал ему про пшеницу. «Э–э, дорогой, не расстраивайся. Половина пшеницы все равно будет под снегом». Так оно и получилось...
Я мечтал стать летчиком. Сагитировал двоих друзей вместе поступать в Бугурусланское летное училище. Ребят на учебу приняли, а мне пришлось возвращаться домой. Подвело зрение. Но уже через полгода (ноябрь 44–го) командиры гоняли нас, семнадцатилетних новобранцев, по заснеженным полям возле Павловских лагерей едва ли не до потери пульса.
Перед самой отправкой на фронт к нам прибыл офицер из Чкалова. Он отобрал 17 человек для поступления в училище зенитной артиллерии. В их числе был и я. Когда до победы оставались считанные дни, необходимость в командирах–скороспелках (обучали всего лишь три месяца) отпала. Батарею, в которой я учился, перевели во второе Ленинградское ордена Ленина Краснознаменное артиллерийское военное училище корпусной артиллерии. У меня по–настоящему проснулся интерес к военному делу. Все дисциплины я сдавал успешно. Много занимался спортом. В училище я окреп и физически, и нравственно. Полноценный курс обучения превратил меня в профессионального артиллериста. Пятеро моих друзей и я по окончании училища решили начинать карьеру офицера с Дальнего Востока.
Испытаний, потрясений, риска было всегда с избытком. Восемь лет я служил на китайской земле. Моя батарея охраняла границу в бухте Стрим. Днем и ночью дежурили мы у орудий. Сколько ребят осталось лежать на кладбище в районе Порт–Артура... Чтобы рассказать о пережитом за годы службы в Китае, одного дня будет мало.
А еще была в моей жизни целинная эпопея. В 1966 году на уборке хлеба я командовал батальоном, в котором числилось 550 машин. Это — Уральская область. А через год возглавил оперативную группу в степях Казахстана, которая стала победителем.
Для этого человека побеждать — значит жить.
Фото автора.
