Ураганная дробь Артема Залесского на барабанах, резкое соло баяна Егора Забелова — и вперед, все быстрее и быстрее... Так начинается «Несуществующее кино», альбом минского дуэта «Гурзуф». Диск вышел уже несколько лет назад, но виртуозные инструментальные пьесы с него до сих пор на ура принимаются публикой на всех сценах, где появляется «Гурзуф», — от Вены до Санкт–Петербурга.
С лидером дуэта Егором Забеловым встретился обозреватель «СОЮЗа».
— Егор, еще учась в музыкальном училище, вы написали сонату. Это было сочинение для баяна?
— Да, конечно. Я просто в какой–то момент поймал себя на ощущении, что очень хочу написать что–то свое, притом что композицией специально не занимался. Я не знал, с чего начать, но потом в жизни произошли важные события, и я однажды сел и излил свои мысли. Из примечательных вещичек я использовал там несколько тем группы Prodigy, потому что в этот момент активно слушал их альбом. То, что получилось, сыграл на конкурсе у себя в училище...
— ...И победили.
— Ну это, наверное, потому, что соната вышла очень уж большой и на баяне прозвучала необычно.
— В вашей семье, насколько я знаю, вы баянист уже в третьем поколении.
— Дед мой был самоучкой, любил на семейном застолье взять баян и сыграть что–нибудь этакое, народное. Отец музыке учился уже всерьез и стал моим первым преподавателем. Мой школьный репертуар был самым обычным — этюды, пьесы, обычная ученическая классика. В выступлениях на эстраде я не участвовал и ту же «Нирвану» услышал только в консерватории.
— И в какой–то момент вдруг заиграли на баяне, не знаю, как это назвать, рок–н–ролл, джаз, фолк, и то, и другое, и третье вместе...
— Вы знаете, баян — инструмент очень самодостаточный, он и великолепный аккомпаниатор, и мелодист. Меня всегда привлекала мощность звучания инструмента. Я помню очень четко, когда в училище мы играли в каком–то фойе, там была акустика очень хорошая, и баян у меня вдруг зазвучал просто как орган! Потом наступил момент, когда мне стало нравиться извлекать из него мощные многонотные аккорды — наверное, тогда и началось движение в нынешнюю сторону.
— Какое именно?
— Мне стало очень интересно играть на баяне именно ритмический рисунок, я очень увлекся такой, знаете, музыкой в движении. Я мог часами искать какую–нибудь, например, двухтактовую линию, которую просто играл, играл, играл, подставлял туда какие–то нотки, чтобы она становилась все сложнее и сложнее. Мне и сейчас чем сложнее размер, тем интереснее.
— «Гурзуф» — это погружение в глубину души сквозь одиночество, стремление к гармонии эстетства...» — так пишут о вас в интернете. А если попроще?
— Мне довольно трудно все это объяснять. Понимаете, музыку можно сочинять, а можно просто придумывать, брать с поверхности. Но это уже нельзя называть сочинением. Я ищу себя и стараюсь поверхностности избегать. Часто что–то приходит, но понимаешь, что на самом деле ты не сочинил, а просто где–то что–то услышал. Это я откидываю, иду глубже, пробую покопаться. Но бывает, что и в банальном удается «отрыть» какую–то оригинальность.
— То есть вы идете путем лучших современных композиторов — Яна Тирсена и Горана Бреговича.
— Конечно, я их слушаю и люблю. Слушая, тоже можно учиться, особенно в этом помогает классика, в которой есть все, в том числе элементы, свойственные рок–музыке.
— Во всех названиях композиций «Несуществующего кино» присутствует слово «сцена»: «Сцена о любви», «Сцена о свободе», «Сцена тревожная»...
— Сейчас я бы назвал их просто — «Сцена один», «Сцена два» и так далее. Это не нужно называть никакими словами, слова задают слушателю какое–то направление, я бы не хотел этого, пусть он смотрит куда хочет.
— Егор, вы ведь работаете и для театра. Чем эта музыка отличается от ваших концертных работ?
— Для театра я всегда пишу, разрабатывая какую–то идею, и от этой идеи зависит, какие инструменты я буду использовать. Партитура к «Шелку» Алессандро Барикко, над которой мы работали с электронщиком Виталием Гармашем в Минске, включала цимбалы, ксилофон, баян и электронику. До этого я писал только на цимбалах, еще до этого — только на фортепьяно. С Алексеем Лелявским, главным режиссером минского государственного театра кукол, мы вместе делали «Три сестры» по Чехову, до этого в Магдебурге выпускали «Одиссею».
Андрей Васянин
