Такая нежная

Никуда нам не деться от стереотипов. Сентиментальность, взбалмошность

и беззащитность даже среди театралов и тем более нетеатралов считаются

едва ли не обязательными "профессиональными" качествами актеров.

Да и сами актеры

(особенно актрисы) охотно поддерживают миф

о себе как о созданиях чувствительных

до трепетности, эдаких эфирных созданиях.

Часто, впрочем, это вовсе

и не миф. Актерская эмоциональность

и ранимость почти всегда взаимообусловлены.

Любовь Румянцева в этом смысле актриса абсолютно нетипичная. Совершенно земная, никак не сентиментальная, решительная, активная, иногда категоричная, с характером скорее мужским, нежели женским - как будто вопреки собственной профессии, психологически самой "женской" из всех возможных. Плюс настойчивость и фантастическая работоспособность - как тут не вспомнить запальчивое восклицание ее партнера по сцене Петра Юрченкова в адрес одной из любимейших героинь актрисы Филумены Мартурано: "Что за женщина! Не плачет, не ест, не спит..." Во время своего юбилея она с такой царственной снисходительностью принимала поздравления коллег и восхищенных поклонников, словно с рождения привыкла подчинять себе людей и обстоятельства. Так ведь на то она и актриса. Даже мужьям Любови Румянцевой не всегда удавалось узнать ее тайну.

До сих пор, когда по телевизору показывают "Альпийскую балладу" (недавно, кстати, эту знаменитую картину признали достойной Каннского кинофестиваля), Любови Григорьевне сложно отделаться от малоприятного ощущения "бегающих мурашек". В свое время на роль Джулии пробовалось немало известных артисток, причем не только советских, но и иностранных. И все же Станислав Любшин, которому предстояло стать Иваном, настоял, чтобы его партнершей была молоденькая выпускница ГИТИСа - когда-то он видел ее на сцене Театра на Малой Бронной. Неожиданность, за которую пришлось поступиться не только несыгранной ролью воспитательницы детского дома, но и изрядной долей самолюбия. Любшин стал воспитывать из нее актрису по-своему. Он был буквально одержим репетициями, любил подробно и подолгу рассуждать, что, как и почему будет делать на съемочной площадке. К этому же пытался приучить и свою Джулию, притом довольно жестко. А она робела, стыдилась репетировать "напоказ", боялась рассказывать, какой ей видится героиня, - а вдруг на экране это не "прочтется"? Любу "ломали", ей было очень плохо, но она успешно скрывала свои переживания и плакала, только спрятавшись от всех. Съемки превратились в сплошное страдание. Один эпизод с обнаженной Джулией чего стоил! Вчерашняя студентка превратилась в кинозвезду с мировой известностью, даже в Эфиопии с этим фильмом побывала. Вот только ее родители никак не могли привыкнуть, что их дочь - настоящая актриса. Все происходящее на экране ее мама воспринимала как реальные злоключения дочки и горько рыдала над фильмами, в которых та снималась.

Но судьба ее определилась, совсем как в кино: однажды к симпатичной девчонке подошли на улице и спросили, хочет ли она сниматься. Предложили самую настоящую роль в картине Михаила Калека "Колыбельная"! Любина героиня сначала вместе с дедушкой спасала младенцев из разбомбленного фашистами роддома, а потом погибала, прикрыв одного из них своим телом во время следующей бомбежки.

Самое смешное, что вскоре этот кинодебют превратился в большой секрет студентки ГИТИСа Любови Румянцевой. Ее педагог Василий Орлов, преданный ученик Станиславского, признавал только театр и своим воспитанникам категорически запрещал сниматься - вплоть до отчисления. Даже однокурсники не знали о Любином "грехе". Она умела хранить тайны. Вот только свою робость и стеснительность научилась скрывать не сразу. Поначалу режиссер Театра на Малой Бронной Андрей Гончаров во время репетиций даже вынужден был покрикивать на нее: "Не ходи ты постоянно по стенке, ты такая же актриса, как они все!" И Румянцева осознала, что у актрисы должно быть особенное достоинство. Именно по этой причине потом отказывалась она от завидных на первый взгляд ролей. Потому что каждая роль для нее теперь просто обязана была стать успешной. Любовь Румянцева всегда была очень критичной к себе.

Потому и не осталась в Театре на Малой Бронной, когда туда пришел Анатолий Эфрос со своей актерской командой. С 1980 года Любовь Григорьевна работает в Минском театре киноактера, постоянно снимаясь при этом не только в белорусском, но и в российском кино (сыграны роли уже более чем в 40 фильмах, среди которых "Венок сонетов", "Руины стреляют", "Расписание на послезавтра", "Денискины рассказы", "Зал ожидания"). Некоторые ее поклонники и сейчас бывают потрясены, сталкиваясь с актрисой в метро: "Неужели вы каждый раз специально приезжаете из Москвы играть в нашем театре?" А она не в Москве живет, а в Минске, в актерском общежитии (говорит об этом сдержанно: "Просто такая ситуация сложилась"). Интернет настойчиво называет ее российской актрисой, хотя сама Румянцева считает, что лучшие свои роли сыграла на белорусской сцене - для нее театр тоже намного главнее кино. Тем более что большинство своих сценических образов она предложила ему сама, не ожидая, когда ее пригласят в ту или иную постановку. Находила спектакль "под себя", репетировала дома, а потом предлагала. И режиссеры никогда не могли отказаться от ее предложений, так хорошо это было. Понятно, что среди актеров у нее скоро появились враги - театр, конечно же, семья, но нет театра, где бы такие "семьи" не существовали на грани любви-ненависти. Специально под дверями гримерки Румянцевой недоброжелатели могли затеять злобные разговоры - чтобы она слышала. И она слышала, мучилась, плакала, а потом научилась не обращать на это внимания, ведь зрители все равно шли и шли на ее спектакли.

"Как вы думаете, есть люди, которые догадываются о вашей ранимости или застенчивости?" - спросила я раз Любовь Григорьевну. "Думаю, нет, - ответила она. - Или таких очень, очень мало".

Ее образ вне сцены - яркая, огненная женщина. Любовь Румянцева всю жизнь делала себя такой. Но есть в ней то, о чем не подозревала даже она сама. Недаром Ефим Грибов, снимая Румянцеву в роли мудрой мамы в фильме "Мы едем в Америку", до окончания работы не показывал ей готовый материал. И поначалу актриса не узнала себя на экране - Грибову удалось вытянуть из нее не только глубоко спрятанную вспыльчивость, но и мудрость, которая, как считала сама Румянцева, не особенно ей свойственна. Но специально мудрость сыграть невозможно...