И даже напротив не видно лица. И нары успели устать от круженья. И все-таки я допою до конца.
Эти стихи Владимир Высоцкий написал в 1971 году. Он был так любим нами, студентами первого курса журфака этого года, что иной раз забывали про все. Нет, вовсе не кумир, не помеха в жизни и в творчестве, а друг, помогающий разбираться в жизни. Мы живем в одно время, мы — современники! Мы слушали Высоцкого еще на обычной пластинке (и сейчас бережем их, ремонтируем старомодные “Веги”...), мы любили его голос, его откровенное резковатое пение— горлом, мы и хоронили, ничего, что не пришлось быть всем на Ваганьковском... Корабли постоят — и ложатся на курс, Но они возвращаются сквозь непогоду... Не пройдет и полгода — и я появлюсь, — Чтобы снова уйти, Чтобы снова уйти на полгода. Любимые мои стихи, которые стали пророческими по судьбе поэта-барда, поэта-актера. Мы вспоминаем его дважды в году — в январе и в июле! А помним и любим всегда. Это — в сердце. ...А ведь мы встречались с Высоцким. Да, студентами, в Минске. Он приехал, разумеется, с “Гамлетом”. Театр на Таганке у нас, в Минске... Билетов нет. Денег — тоже. Стоим, ждем Высоцкого. И вот — идет, ...Гамлет, улыбаясь: — Эти со мной... — и, пошел, не оглядываясь. Да, эти... Мы были счастливы. Последние — в зале, но рядом с ним, с Высоцким. Русский Гамлет в черном свитере и с гитарой... Где он теперь? Один мой приятель, ставший прекрасным поэтом, Владислав Артемов (все звали его Славкой), пришел на журфак, бредя Высоцким и не зная, кто такой... Маяковский! “Изгнанный” с журфака в литинститут, он стал поэтом и работал в журнале “Москва”. Таких было не много. Пример своего пути трогал душу. Общая боль по родине и ее сути объединяла и давала каждому счастье найти стихи даже в прозе — в сложностях жизни. Когда не стало Высоцкого — что-то изменилось и в моей душе. Нет, не боль, а досада, может, даже отчаяние: как же так?.. Расцвет жизни!.. Помедленнее кони чуть... пока От Красной до Таганки — каблучками... Вся золотая древняя Москва Несет поэта юными руками. Вчера он пел надрывно и светло. Мгновенно поднимался на вершины. Обрыв... И сердце крошится в стекло. Так горы низвергаются в долины. И вдруг — все: стоп... Ваганьковская тишь... Отчаянным сомненьям нет возврата. Его кладут. Андрей читает стих... Есенин тут. И с пленками ребята. За комом ком, как в бездну, полегли, Простив певцу былые прегрешенья; И в воздухе последний луч земли Воздал ему салют на воскрешенье: “На братских могилах...” “Корабли постоят...” — Из “Мага” мальчик вырывает песню. И пел Высоцкий, легкими хрипя, Когда его... закапывали в землю! Было сложно осознать их уход: Высоцкого, Шукшина, Георга Отса... Наше поколение воспитывалось на творчестве, поступках и раздумьях... Они нам путь проложили и сейчас еще по-прежнему — недосягаемы в простоте своих дарований. Пока продавались пластинки, покупала их одну за другой, не глядя на то, что уже магнитофон, компьютер в доме. Высоцкий мне и сейчас интересен. Он — певец сегодняшнего дня, Бард газетной строки! Поэт подворотни, понимающий последнего... Была потрясена однажды откровением Высоцкого, который был уже знаменит и рассказывал по телевидению, как он пишет свои песни. — Включаю телевизор, чтобы жизнь пульсировала, была здесь, со мной... Шла фоном. Тоже так делаю, если не знаю, как открыть в себе новую страницу, заметку. Помогает не телевизор и не то, что показывают. Точнее не скажешь: пульс жизни! Пишешь, конечно, про другое, но и о том же — только по-своему. Звук: человеческий голос, радость, совесть — вот что помогает. — Самые первые мои вещи были написаны для фильма “Я родом из детства”. С тех пор я написал для кино несколько десятков песен о войне... У них была длинная судьба и тернистый путь, — рассказывал сам Высоцкий в небольшом откровении, “О пьесах, о себе”, составленном А.Крыловым и И.Роговым, расшифровавшим фонограммы его интервью и публикуемых выступлений. И еще одно вспомнила, поразившее меня, откровение Высоцкого: “Я никогда не пою на “бис”...
