Сергей Журавель: 30 лет на сцене
Сергей Борисович Журавель — актер, художественный руководитель «Альфа–Радио», заслуженный артист Беларуси — тартюф, буржуа, демон, журден, жуир, остроумный собеседник, камин, на который можно смотреть вечно... Всем, кто знает Журавля близко, известна его странная причуда: видимо, из неких санитарных соображений Сергей Борисович не заводит мобильного телефона принципиально и компьютерной грамоте сознательно не обучается. Экономит себя для театральных подмостков и рвет их в молодежном театре на протяжении вот уже тридцати лет. Только гляньте, что пишет поклонница Журавля — Яна — на его неофициальном сайте: «Сергей Журавель — это просто супер! Это актер с большой буквы! Его игра сводит меня с ума, и я еле–еле доползаю до дома после спектаклей. Я его так люблю, что жизнь за него готова отдать...»
После таких слов Журавель, я считаю, обязан на Яне жениться. Но, повторюсь, актер к компьютеру не подходит. И к телефону. Я нашла Журавля, как всегда, в молодежном театре и сразу после репетиции премьерного спектакля «Полоумный Журден» подошла к Сергею Борисовичу обсудить важнейшие вопросы.
— Как вы умудрились служить тридцать лет театру и ни разу не послать все к чертям?
— Отчего же, был у меня кризис. Лет пять назад директору театра я оставлял заявление об уходе: творческая атмосфера и та администрация коллектива меня не устраивали по многим причинам, прежде всего творческим, мне надоело тратить годы и время на бессмысленную борьбу, я сказал: «Если ничего не изменится — я в театре не останусь».
— Судя по всему, изменилось?
— Сейчас театром руководит Модест Абрамов, как мне кажется, он сумел воссоздать в театре правильную творческую атмосферу, объединить все враждующие актерские «кланы» вокруг нормальной ежедневной работы.
— Не пьют у вас актеры?
— К счастью, в молодежном театре эта беда полностью искоренилась. Я сам не могу позволить себе дышать на партнера или на партнершу, извините, перегаром и требую того же самого от своих коллег. В чем весь ужас театра? В том, что это коллективное творчество. Ты всегда на сцене зависишь от партнера — а он с бодуна, или у него трубу прорвало, или он опоздал... Спектакль всегда получается хуже, если я работаю не в партнера. Мне нужны его глаза, голос, зубы, уши, вот почему играть на 50 процентов легче, если есть возле меня на сцене такой актер, например, как Витя Манаев. Я в нем уверен, понимаете? Если я не вытяну — он мне поможет. Я часто думаю, как все–таки хорошо быть художником: взял себе кисточку и рисуй в удовольствие, надоело — бросил. В театре такая свобода невозможна, мы все друг от друга зависим. И как в этой связи не вспомнить фразу Станиславского: «Священнодействуй или убирайся вон!» Актер должен уметь все свои проблемы выбросить из головы перед входом в театр, а на сцене работать только на успех спектакля.
— А что должен уметь режиссер, вы знаете?
— Режиссерам очень важно раскрепостить актера, устроить его так на площадке, чтобы ему было свободно, чтобы он не чувствовал давления. Никогда не забуду, много лет назад мне посчастливилось проходить кинопробы у режиссера Марлена Хуциева, моим партнером по площадке был тогда Сергей Шакуров, он держался со мной, так скажем, высокомерно. И вдруг Хуциев ему и говорит: «Сережа, ну что ты как бука? Видишь, мальчик из Минска приехал, из провинции, он тушуется, помоги ты ему...» Шакуров устыдился, начал работать, что называется, «в меня», с горящим глазом... Только после этого я сумел по–настоящему расслабиться и показать все, что умею.
— Спектакль «Полоумный Журден» — это ваша третья встреча с мольеровским героем, до него были «Тартюф» и «Плутни Скапена», что вы можете сказать об эволюции своего героя?
— Первое, что приходит на ум: Мольер — это все–таки не самый мой любимый автор. А «Журден» — это все–таки переложенная Булгаковым пьеса Мольера «Мещанин во дворянстве». Михаил Афанасьевич сделал пьесу компактной и цельной, четкой и понятной, избавив ее от фирменного мольеровского тягучего темпоритма. Мы сыграли спектакль уже три раза, и зритель его хорошо принимает, правильно. Режиссер Модест Абрамов не делает из Журдена дурака, тупого человека. Скорее, мой Журден — такой слегка придурковатый тип, заслоненный своей идеей стать истинным дворянином, в это время окружающие его используют, обманывают, пользуются его наивностью... Там у нас еще такой интересный финал придуман, какой — не скажу, но очень неожиданный, публика от него немеет. Придите и посмотрите, чем у нас там дело заканчивается.
— В иерархии столичных театров молодежный у вас на каком месте?
— Я считаю его лучшим театром. Нет, я не шучу. Говорю это искренне.
— Сергей Борисович, а за что дают звание заслуженного артиста?
— Я не знаю... Но как говорила моя любимая актриса Ольга Клебанович: «Сережа, не комплексуй. Если дают звание, пусть оно лучше будет, чем его не будет».
Сейчас, как заслуженный артист, раз в год прохожу обязательную лечкомиссию. Сам бы я стал этим заниматься? Да никогда в жизни. А теперь меня обязывают это делать, звонят раз в год и говорят: «Сергей Борисович, вам пора обследоваться. Приходите обязательно. Иначе нас накажут». Вот и хожу, чтобы врачей не подставлять... Только сейчас, с годами, начал понимать, насколько важное это дело — регулярно следить за своим здоровьем.
— Ваш отец дожил до 95 лет, у вас гены хорошие.
— Мой папа вел прекрасный образ жизни, умница, ученый–селекционер, выращивал новые сорта кукурузы. Какое это счастье было для меня и всех моих друзей, когда папа возвращался с полей и привозил с собой кукурузу, мы ее очень любили... Мой же способ жизни совершенно другой, как сказал мне один приятель–москвич: «Ты умудрился в Минске нагрузить себя московским расписанием, когда каждая минута на счету».
— Кстати, почему вы так много работаете? Когда отдыхаете?
— Ну как? Надо работать!
— А вот ваш любимый режиссер Пинигин говорит, что надо уметь отдыхать, расслабляться, например, с удочкой на берегу озера он может «висеть» часами.
— Да–да–да, Коля так смачно об этом рассказывает, я ему поражаюсь и завидую белой завистью. Сам так не умею. У меня и дачи–то нет, все никак не найду в себе желание дом купить, за ним ведь ухаживать надо! Я помню, сколько родительская дача отнимала у меня времени: как ни приедешь, обязательно найдется какая–то работа — пилить, строгать, резать... Я это делал, и с удовольствием, а потом все ушло куда–то, исчезло. Восемь лет назад купил себе квартиру на улице Калиновского, у меня там рядышком озеро есть, прямо перед окнами, — водоканал с утками и лебедями. То есть природу я люблю, мне нравится прогуляться с собакой по окрестностям...
— Какой породы пес?
— Не знаю, собачка прибилась ко мне лет пять назад, в буквальном смысле слова сама меня выбрала. Я всю жизнь хотел собаку, но никак не рисковал заводить, как говорится, не с моим образом жизни, щенка ведь поднимать нужно, воспитывать, гулять с ним, в конце концов... А однажды с моей подругой мы пошли на Московское кладбище проведать могилки дедушки и бабушки. Идем мимо остановки — там собака стоит. Вдруг смотрю — пошла за нами, до самого кладбища, потом и домой нас провожает до самого подъезда. Мы подошли к подъезду — она села и так на меня посмотрела, что я не смог ее бросить. Впустил в квартиру, она залетела на кухню — и под стол.
— Как назвали?
— Пытался кликать Машкой, Катькой, потом Дуськой назвал — она встрепенулась. Так и зову — Дуся. Шестой год живет у меня. Умница. Добрая...
