Свободный человек с походкой каменного гостя

Премьера для критика. Зритель безмолвствует?

В последнее время Национальный академический театр им. Я.Купалы выдает одну премьеру за другой. Да и по какой драматургии — Гомбрович, Стоппард, Гоголь! (До премьеры «Чичикова» Валерия Раевского остался какой–то месяц.) Как будто в театре началась новая, светлая полоса. Открылось второе дыхание.

Вот недавно состоялась премьера «Входит свободный человек» по пьесе Тома Стоппарда в постановке Владимира Щербаня. Безусловно, надо отдать должное смелости театра — в наш век заставить зрителя вникать в тонкости английского юмора и абсурда... Время терпких театральных «вечерних коктейлей» из самых немыслимых ингредиентов на сцене прошло. В моде — здоровый образ жизни и здоровое питание. К черту эклектику! В чести «витаминные коктейли» отечественного производства, такие как «Ким», и актерское «мясо» коммерческих пьес, таких как «Странная миссис Сэвидж».

В общем, как ни крути, а постановка Стоппарда в эпоху ориентировки на кассу выглядит почти подвижничеством. Докатились — причем все вместе: и театр, и мы, зрители...

Эта пьеса вполне могла бы стать манифестом несломленного театрального духа тех, кто неустанно трубит в свою волшебную флейту. Изящной фигой, но не в кармане, чтобы мы убедились, что интеллектуальный театр жив, бодр и у него розовые щечки. Такой театр журналист как человек образованный обязан поддержать. Откровенное занудство деликатно назвать поиском новых форм, отсутствие внутреннего ритма спектакля — медитативностью, черные, как воронка в «Ночном дозоре», гнетущие пустоты, к финалу совсем уж невыносимые, — его атмосферой. Можно сделать умное лицо и на коварный вопрос коллеги «Ну как тебе?» многозначительно вздернуть брови и неопределенно кивнуть. Лучше Стоппард в Купаловском, чем...

Но рука так и тянется написать, что «Входит свободный человек» — это творческий провал театра. Просто сказка для критика. И если уж, упрекая нашу пишущую братию, Геннадий Овсянников требовал конкретики по поводу того, чего не хватает тому или иному спектаклю, то в данном случае ответ прост и лежит на поверхности: не хватает режиссуры.

Весь спектакль ждешь, что вот–вот она начнется — увлекательная, пластичная, озорная. Но она не начинается. То ли режиссер понадеялся, что пьеса «вывезет» весь спектакль, то ли стремился к какому–то стилистическому аскетизму — Стоппард его знает. И это умный, начитанный, энергичный Владимир Щербань, упрекающий свое поколение в инерции и на всех углах тоскующий по Равенхиллу!

Стоппард — отличный драматург. Испортить его сложно. И Щербань не испортил. Но главная площадка страны, с которой мы по–прежнему связываем наши надежды, могла, ей–богу, предложить более витиеватую версию английской пьесы. От самой постановки веет какой–то странной безжизненностью. Словно бы Щербань ставил этот спектакль в смирительной рубашке и мог режиссировать только мимикой.

Тем не менее в спектакле получилось несколько удачных работ. Александр Подобед в роли изобретателя Райли полифоничен и естествен. Очаровательно раскрепощена на сцене Светлана Аникей в роли напропалую флиртующей девушки Флоранс. Олег Гарбуз в женской роли барменши Кармен на пару с Ольгой Нефедовой — тоже зрелище. Вообще–то, если уж так хотелось пошалить, на эту роль можно было бы назначить двоих мужчин, чтобы зрителя, пришедшего на спектакль с Нефедовой, не постигло разочарование.

Пожалуй, самый оригинальный образ в этой пьесе у Стоппарда — жена изобретателя Райли: тонкая, всепонимающая Персефона в исполнении Натальи Кочетковой. Даже сам Райли не так интересен. Видали мы перевидали всяких симпатичных безумцев начиная с шукшинских чудиков. Но вот женщина, которая поддерживает мужа в его единственно верном призвании — призвании полного неудачника, — это забавно и чертовски трогательно.

Именно героиня Кочетковой проводит главную тему спектакля — тему глубокого внутреннего достоинства и неподвластности любым ударам судьбы, которая, как ни странно, в большей степени свойственна простым, подчас заурядно земным и совсем негероическим персонажам.

Жаль, что, несмотря на весь специфический английский гуманизм, в спектакле не получилось работающего в унисон коллектива. Свободный человек входит легкой джазовой походкой, но выходит тяжелой поступью каменного гостя, не получив у зрителя ни поддержки, ни сочувствия.