В числе всеми любимых законов Мерфи присутствует так называемая аксиома Коула: «Количество разума на Земле – величина постоянная, а население непрерывно растет». Постулат довольно унизительный для всех нас, но… неча на зеркало пенять, коли рожа крива.
Светлогорская милиция как раз сейчас раскручивает уникальное дело, которое полностью соответствует аксиоме Коула.
Прохиндеистый Федя
Жил да был в Беларуси гражданин Николайчук (поскольку приговор еще не вступил в законную силу, все имена, фамилии и некоторые обстоятельства дела изменены; любое сходство либо совпадение считается случайным). Родился он в 1966 году в небольшой деревеньке под Светлогорском и с младых ногтей встал на принципиальный путь нарушения всех существующих законов.
Когда Феде было шестнадцать лет, он вместе с двумя такими же разгильдяями-одноклассниками сбежал с уроков и, прикупив в местном магазине несколько бутылок «чернил», устроился трапезничать под копной сена. На беду мимо проходил опустившийся колхозный конюх. Заприметив выпивавших пацанов, гонимый жаждой конюх начал их стращать: или делитесь выпивкой, или все расскажу директору школы.
Поскольку парни уже изрядно заложили за воротник, подобные угрозы показались им оскорбительными. Все трое схватили дреколье и забили несчастного алкаша до смерти.
В колонии Николайчук вел себя вряд ли спокойно. Об этом свидетельствует тот факт, что по Уголовно-исполнительному кодексу несовершеннолетних полагалось отпускать на досрочное освобождение через пять лет. А раз Федю отправили на покаяние только через восемь годков, значит, режим он нарушал если не систематически, то, по крайней мере, любовно.
Однако возвращаться за решетку Николайчуку не хотелось. Поэтому с убийствами он завязал раз и навсегда и переключился на «тайные похищения чужого имущества» – сиречь, кражи. Вначале Николайчук воровал продукты питания из магазинов. Результат предсказуемый: два года общего режима.
Выйдя на свободу, Федя с государственными предприятиями решил не связываться. Теперь его манили квартиры и дома граждан. Особенно сельские. В этом была своя логика: не секрет, что в деревнях – особенно во время страды – дома пустуют. Таким образом, опасности для себя Николайчук не видел никакой.
Однажды ему катастрофически не повезло. Подергав дверь очередной хаты, Николайчук с радостью обнаружил, что та не заперта. Халява, сэр! Не получилось: на лежанке валялся мучимый похмельем хозяин. Завидев покусившегося на добро вора, мужик скрутил Федю, применил к его криминальной физиономии «физические методы воздействия третьей степени», как выражались на допросах в гестапо, и сдал в милицию.
Но теперь на воле Николайчук, будучи признанным рецидивистом, очутился только спустя пять лет. И решил остепениться – зарабатывать честным трудом. Съездил в Москву, где купил в подземном переходе диплом о высшем инженерном образовании. В документе было гордо обозначено, что закончил он нефтехимический институт.
С такими корочками он легко устроился заместителем директора нефтеторговой базы. Здесь меня больше всего поражает тупая наглость Николайчука: знал же, что база – государственное предприятие! И чего, спрашивается, поперся туда? На какой-нибудь частной фирме трудился бы он беззаботно, а тут пришла проверка из департамента труда, которая внимательно изучила все кадровые дела и мило удивилась: Николайчук не просто закончил институт – он с отличием закончил Грозненский институт! Вы можете поверить, что во времена повального бегства русских из Чечни дудаевские преподаватели ставили славянину круглые пятерки?!
Чтобы не поднимать шуму, Николайчука тихо уволили по соглашению сторон. Однако аксиома Коула накрепко поселилась в его голове, и оскорбленный Федя обратился в суд с иском о восстановлении на работе. Ну не идиот ли?
В суде, конечно же, было доказано, что диплом насквозь поддельный, и Николайчук отправился в места не столь отдаленные в четвертый раз.
Настоящий полковник
Еще четыре года за колючей проволокой рецидивисту не прибавили ни душевного спокойствия, ни желания жить честно. На играх с государством он залетал уже дважды; столько же раз получал заслуженное наказание и за шалости с человеческими судьбами. Взвесив все «за» и «против», он решил: добывать пропитание, обманывая людей, все же безопаснее.
И здесь ему на помощь пришли поселковые магазины. Именно поселковые. Суть заключается в том, что когда-то, во времена Советского Союза, во всех мало-мальски крупных населенных пунктах, в которых дислоцировались армейские части, существовали магазины, торговавшие мундирами и прочей воинской атрибутикой – от погон до орденских колодок, причем купить все это можно было совершенно свободно, без предъявления каких бы то ни было документов.
В последние годы подобная вольница в городах пресечена, но в поселках городского типа кое-где этот залежалый, никому не нужный товар еще остался. Освободившись из Ивацевичской колонии и направляясь на электричке домой, Николайчук вышел остограммиться в Городее Несвижского района. И там, прямо на железнодорожной станции, увидел именно такой магазин. План созрел мгновенно, и в родные пенаты Федя приехал настоящим заслуженным полковником. Надо отдать ему должное: по городским улицам в мундире он старался не ходить, отдавая себе отчет, что первый же вынырнувший из-за угла патруль прекрасно разберется, что «Остап Бендер ходит в милицейской фуражке образца 1927 года с гербом города Киева».
Полковничья форма нужна была Николайчуку для «окучивания» сельских жителей. Поэтому он отправился в ту деревеньку, где жила одинокая престарелая мать его сокамерника, с которым Федя познакомился на нарах. Престарелая-то престарелая, но до пенсии она работала главным бухгалтером колхоза-миллионера, содержала огромное подсобное хозяйство, урожаем из которого торговала на рынках, а потому деньги у нее, по словам сына, водились неимоверные.
Представившись заместителем начальника колонии по воспитательной части, Федя объявил: сын честно отбывает наказание, ударно трудится и участвует в художественной самодеятельности, дабы вернуться к нормальной жизни полноценным членом общества. Мать обрадовалась и пригласила полковника Николайчука за стол.
Под рюмочку Федя и начал тот разговор, ради которого затеял всю аферу. Он щедро лил елей на материнское сердце, восхищаясь умом и красотой женщины, а затем незаметно обронил фразу, что негоже, мол, в таком преклонном возрасте жить одной, без сына. Мать, конечно же, согласилась.
Тогда Федя и намекнул, что мог бы поспособствовать тому, чтобы осужденного освободили через полгодика. Но, сами понимаете, такие дела бесплатно не делаются, надо очень большим людям взятки давать, тысяч десять долларов.
Как вы думаете, долго ли мать размышляла? Она полезла в загашник и достала деньги. Правда, десяти тысяч не нашлось. В наличии было только девять, но Федя не побрезговал и этим.
Казалось бы, пора и откланяться. Однако Николайчук так обнаглел, что потребовал еще 140 000 рублей – заплатить за сотовый телефон: «Мне придется сделать очень много звонков для решения вашей проблемы. Естественно, что за это тоже должны платить вы».
Тут у матери защемило сердце, но Николайчук успокоил ее всего одним – гениальным по своей бессмысленности – предложением:
– Вы не волнуйтесь. Я, прежде чем поступить на службу, тоже сидел, поэтому законы зековского братства знаю.
Судя по тому, что старуха поверила и вручила мошеннику 140 тысяч, аксиома Коула – исключительно заразная болезнь.
Распрощавшись с хозяйкой, Николайчук исчез. И, возможно, ему удалось бы остаться безнаказанным, но, на свою беду, он пошел через стройку и увидел, как трое работяг потягивают водку, закусывая ее колбасой. Николайчук строго обратился к ним:
– Выпиваем на рабочем месте? Закон нарушаем? Сейчас составлю протокол и будете платить штраф. Но, чтобы не доводить все до руководства, можете заплатить лично мне.
– Нет у нас денег, – взмолились пролетарии.
– Так и быть, готов взять водкой и колбасой.
Струхнувшие строители отдали Феде весь провиант и еще радовались, что дешево отделались. В тоске оттого, что начальство прервало их застолье, они побрели по домам и в соседнем дворе увидели полковника. Он разложил на скамейке порезанную колбасу и радостно потягивал водку прямо из горлышка. Переглянувшись, рабочие пошли в милицию…
Не знал неведомый никому Коул, что за сто лет до него российский академик-филолог Грот сформулировал его аксиому гораздо доходчивее: «Справедливее всего на планете рас-пределен ум. Еще никто не пожаловался на его недостаток».
Глеб ГОНЧАРОВ, юрист, «ЗН»
