“И Слово стало мясом”, говорит Милорад Павич в “Хазарском словаре”, обрело плоть. Сегодня это звучит тревожно: слова становятся важнее дел, а эмоции важнее фактов. Это может выглядеть мило в любви, но в политике — чревато. И вызывает вполне законные опасения, особенно у тех, кому в этом году предстоят выборы. Известная не только цветными пиджаками, но и отсутствием эмоций канцлер ФРГ Ангела Меркель, в четвертый раз выдвинувшая свою кандидатуру на этот пост, с феноменом постправды намерена бороться беспощадно: это вопрос политического выживания. Как утверждают немецкие СМИ, министерство внутренних дел ФРГ выступило с инициативой по созданию центра защиты от дезинформации в сети. И даже назвало группы людей, наиболее подверженных сфабрикованным новостям, которые МВД по-военному назвало дезинформацией: это русскоговорящие немцы (которые устраивали демонстрации по поводу истории с “девочкой Лизой”, которая оказалась фейком) и немецкие турки. Этническим немцам доверия больше, что само по себе немного попахивает расизмом. В расовом подходе германскую полицию обвинили буквально несколько дней назад, когда выяснилось, что для предотвращения повторения прошлогодней новогодней ночи в Кельне с ее многочисленными преступлениями на сексуальной почве полиция задержала “на дальних подступах” почти 950 человек, все — североафриканской “национальности”. Но все как будто согласились с тем, что для предотвращения возможных беспорядков, а уж тем более терактов все средства хороши. А вот против центра защиты от дезинформации категорически высказались Германская ассоциация журналистов и член Партии “зеленых” Фолькер Бек: “В демократии нет места министерству правды”.
Но на самом деле, как мне кажется, проблема шире, чем производство ложных новостей. Здесь вопрос еще и в расширяющейся конкуренции между традиционными СМИ и социальными сетями. В той же Германии люди получают больше новостей из Фейсбука и Твиттера, чем из газет. Для молодежи социальные сети — источник информации номер один.
Исследования показывают, что люди склонны потреблять в первую очередь информацию, которая соответствует их убеждениям. Спросите себя, насколько это соответствует вашей собственной действительности? Часто ли вы проверяете, как одно и то же событие освещают идеологически разные источники? Я, например, не знаю, что на самом деле происходит в Донбассе, в Ираке или Сирии. Потому что разные источники дают прямо противоположную информацию. И кому вы поверите, зависит только от вашего (да, идеологического) выбора. Я уверена лишь в том, что там идет война, гибнут старики и дети, это страшно и это нужно остановить.
Фактом остается и то, что большинство 12—13-летних подростков не отличают новости от рекламы (научатся ли, когда вырастут?) и только треть американцев продолжают верить традиционным СМИ. Эмоциональное слово стало важнее правды. И это новая, не слишком обнадеживающая реальность.
