Невыдуманные истории о жизни, одиночестве и наших обязательствах…
Глеб сегодня не очень спешил домой. На работе в очередной раз получил от начальника сто первое предупреждение, которое выслушал, «не вынимая фиги из кармана». Начальнику бы проблемы Глеба, когда от тебя ушла жена, а вместе с ней – квартира, гараж, машина и дача в придачу. Слава Богу, сын как будто остался, в том смысле, что всегда рад свиданию с отцом. Хотя не без наставлений мамы, наверное, всякий раз предлагает начинать разговор с обозначения конкретной суммы денег, которую принес с собой отец. Что с ним поделаешь – дитя малое, и Глеб нисколько не обижался за это. А вот на жену…
Собственно, и спешить Глебу было некуда. Дома, в привычном его понимании, у него не осталось. Теперь после работы его ждала чужая съемная квартира с пожилым хозяином, который к тому же перенес недавно инсульт. Иваныч, как правило, встречал вечером квартиранта у двери с горящей свечой и наваливался на интересного ему собеседника: дескать, какие новости в стране и в мире? Почему именно со свечой? Да потому, что свет в квартире в очередной раз отключили за неуплату жилкомуслуг, а вместе со светом – и горячую воду…
Было бы куда спешить! Тем более что сегодня Глебу с утра, можно сказать, сильно не везло, отчего настроение было никудышное. Надо же ему влипнуть в одну историю, которая организовалась с легкой подачи друга. Тот приехал с периферии, позвонил на мобильный и попросил сопровождать его в один небольшой поселок под Минском, где когда-то, лет двадцать назад, прошел короткий период жизни. Давно, судя по всему, товарищ Глеба хотел там побывать, вспомнить тропинки молодости, прикоснуться к стенам, в которых он становился на ноги. Глеб, воспользовавшись свободным режимом рабочего дня, не отказал и даже с удовольствием составил компанию. Более того, товарищ из глубинки был на своей автомашине. Словом, поездка обещала быть недолгой и полной приятных воспоминаний, что Глеб, человек творческий и слегка сентиментальный, предпочитал серым кабинетным будням.
Светило еще ласковое августовское солнышко, машина выехала за пределы МКАД, друзья болтали о былом. Словом, дорога промелькнула незаметно, они въехали в поселок, который стоял на берегу небольшого озера. Уже показалось вдали старое, с косметическим глянцем здание училища, прикрываемое слегка поднявшимися до третьего этажа елями. Вот-вот нахлынет ностальгия… Вдруг с берега близкого озерца в открытое окно автомобиля ворвался нечеловеческий вопль. Кричала женщина, и, судя по всему, это был не зов о помощи, а концентрированный сгусток отчаяния и непоправимого горя. Друзья поспешили к берегу. Там на мокрой траве лежал мальчик. Бездыханный. Только что поднятый водолазами со дна поселкового водоема. И над его тельцем причитала, заламывая руки, обезумевшая мать. Вокруг стояла молчаливая и сочувствующая толпа односельчан…
Вдруг мать замолчала, еще и еще раз всматриваясь в посиневшее тело, и из груди ее вырвался… вздох облегчения. Она перевернула труп на спину, всмотрелась в лицо, и глаза ее стали внезапно сухими: «Это же не мой сын, у моего все другое! Слава Богу, не мой!..»
Как прошла встреча друга со своим прошлым, Глеб не особо помнил. Уже по дороге в Минск в автомобиле поймал себя на мысли, что никак не выходят у него из головы крики ставшей вдруг счастливой женщины: «слава Богу» и «не мой». Какое кощунственное и противоестественное словосочетание! И какое понятное на тот момент…
Пора было все-таки идти домой – рабочий день закончился еще час назад. Где-то же ночевать надо. Глеб в раздумьях добрался на троллейбусе до своего жилища, позвонил в дверь… Никто привычно не шаркнул старыми тапками в прихожей. Тишина. И такое бывало, что старик засыпал до прихода своего квартиранта, тем более Глеб мог открыть замок своими ключами. Он так и сделал, нашел у вешалки заранее припасенную свечку, зажег ее, разделся.
Странно, но его не покидало ощущение, будто в квартире сегодня никого не было. Такого вроде быть не должно, ведь хозяин никогда, по сути, вечером не отлучался из дому, учитывая свое нездоровье. И квартирант ему стал лучше сына родного: и продуктов принесет, и уберет, и о жизни за стеклом расскажет. Были, правда, и у него две дочери, взрослые, со своими семьями. Впрочем, почему были? Есть, вот только носу в отцовскую квартиру они, почитай, уже года два не кажут. Хотя одна из них, кажется, предусмотрительно не выписывалась из этой двухкомнатной квартирки. Собственно, и свет с водой старику отключили только потому, что дочка уже давно не платила своей доли коммунальных услуг. Грешным делом, Иваныч в порыве частых откровений с Глебом даже пообещал ему завещать свою жилплощадь. Доняло старика, стало быть, в одинаковой степени и одиночество при живых-то детях, и слабое сердце…
«Иваныч!» — громко, очень громко позвал хозяина Глеб. И прошел в его комнату со свечой на вытянутой руке. Страх и оцепенение проникли в его душу: на полу в луже крови лежал Иваныч. Он лежал у шкафа с лекарствами и распахнутой дверью. Хозяин квартиры был мертв. Пламя свечи, отбрасывая черные тени на стены и мебель, затрепетало и погасло…
Когда по звонку Глеба приехали «скорая», милиция, прибежали соседи, убитый горем квартирант стал понемногу приходить в себя. Ему до слез и комка в горле было жаль Иваныча, который стал за эти полгода почти своим, и Глеб всегда желал ему сто лет жизни. Их, разновозрастных, что-то сближало все это время. Возможно, в чем-то похожее одиночество или что-то другое.
Глеб плакал все дни до похорон. И после, когда следствие пришло к выводу, что в смерти Иваныча никто не виноват – просто ему стало плохо, беспомощный мужчина искал лекарство, но, потеряв сознание, ударился головой об острый угол мебели. Никто не виноват?.. А дети, которые последние годы почему-то не считали отца своим?..
В тот драматичный вечер Глеб совсем не к месту еще раз вспомнил счастливое восклицание женщины, вдруг опознавшей в утопленнике не своего сына. «Слава Богу, не мой»…
