Сумеречная зона

Отношение к чернобыльской трагедии менялось пропорционально количеству прошедших после нее лет. В первые годы после аварии обывателей, напуганных "страшилками" про двухголовых монстров-мутантов, якобы населявших зону, никаким пряником нельзя было заманить на зараженные радионуклидами территории. А сегодня для многих экскурсия по этим местам не менее заманчива, чем по дебрям Амазонки. Соседи-украинцы не первый год зарабатывают деньги на экстремальном туризме, показывая иностранцам и соотечественникам десятки закопанных в землю сел, рыжий лес, безлюдный городок Припять и, наконец, саму атомную станцию.

Полесский государственный радиационно-экологический заповедник, где сосредоточено около трети радиоактивного цезия, более 70 процентов стронция и около 97 - изотопов плутония, выпавших на территорию Беларуси, для туристов по-прежнему закрыт. "Зарабатывать, рискуя здоровьем людей, - кощунство, - сказал нам, давая "добро" на поездку по заповеднику, его директор Петр Палитаев. - Одно дело пускать сюда журналистов, чья профессиональная деятельность априори сопряжена с риском, и совсем другое - простых людей, которые просто недооценивают возможные последствия. Ответственность не возьмет на себя никто".

По ту сторону шлагбаума

Жить в заповеднике нельзя. А в отдельные места даже ступать небезопасно, о чем предупреждают таблички вдоль дорог: "Вход воспрещен! Радиационная опасность". Загрязнение цезием на отдельных участках зоны достигает 1.350 кюри на квадратный километр, в то время как и 1 кюри считается превышением нормы. Поэтому и спустя 18 лет после трагедии въезды в заповедник перекрыты шлагбаумами контрольно-пропускных пунктов. У одного из них, около отселенной деревни Бабчин, тормозит наш автомобиль. Не будь у сопровождающего нас заместителя председателя Хойникского райисполкома Вячеслава Щетинина специального пропуска, пришлось бы поворачивать обратно. Только дважды в год - на Радуницу и в День Победы - ее ворота открыты. Для бывших жителей 96 отселенных деревень на территории заповедника это единственная возможность побывать на могилах родных и близких. До аварии здесь проживало 22 тысячи человек. "На Радуницу на КПП автомобили с раннего утра выстраиваются в очередь, - рассказывает милиционер по охране зоны Олег Казаков. - Едут из стран ближнего и дальнего зарубежья - с детьми, внуками. Посидят у своего дома, сходят на кладбище, встретятся с земляками. Многие потом весь год живут этим днем, а мы к нему готовиться начинаем за несколько месяцев".

Радуница - жаркий день не только для милиции, но и для персонала заповедника. В прямом смысле. Не один раз поминальный день в зоне заканчивался пожарами. Пропустив рюмку-другую, бывшие хозяева, руководствуясь принципом "так не доставайся же ты никому", поджигали свои дома. В итоге пламя, перекинувшись на сухую траву, уничтожало не только целые деревни, но и десятки гектаров леса. "В заповеднике есть места, где можно фильмы про войну снимать, вместо домов одни печные трубы остались", - вздыхает Олег Казаков. Поэтому в поминальный день ко всем отселенным деревням и кладбищам заповедника стягивается техника, достается из запасников горючее. На всех 19 вышках ведется круглосуточное наблюдение. Однако Радуницей пожароопасный сезон не заканчивается. Он длится почти пять месяцев в году - с марта до середины мая и с октября до половины декабря. В сухую погоду зона полыхает десятки, а то и сотни раз в год. То граничащие с заповедником хозяйства выжигают траву, то браконьеры шкодят, то рабочие кострами балуются. А пожарно-химическая служба не всесильна. В этом году выделено меньше средств на горючее, на покупку новой техники денег нет вообще. И отследить ситуацию на 216 тысячах гектаров заповедника сложно. Расплачиваться потом приходится не только миллиардами рублей ущерба, но и человеческим здоровьем. Огонь переносит радиоактивные частицы на многие километры, и уровень загрязнения в зоне увеличивается в десятки - сотни раз.

Опустевший рай

Отселенные деревни - головная боль заповедника. Это не только один из факторов пожарного риска, но и прибежище бомжей, мародеров, браконьеров. В заповеднике разрушающиеся строения не хоронят. Не только потому, что это дорого. Здесь все процессы должны идти естественным путем. Без вмешательства человека. Хотя сегодня смотреть на все это, признаюсь, очень жутко и больно. Попадая в Борщовку, когда-то, похоже, большую и богатую деревню, ощущение такое, что время остановилось. В местной школе с пустыми глазницами вместо окон еще целы парты, на полу в беспорядке разбросаны ученические тетради вперемешку с учебниками, географическими картами и классными журналами, среди которых неправдоподобно свежим выглядит номер "Наста›нiцкай газеты", датированный апрелем 1986 года, с выделенным жирным шрифтом призывом идти ленинским курсом. Сколько еще сохранит здесь время эти уцелевшие атрибуты обыденной человеческой жизни? Как и трогательно-наивные надписи, сделанные детской рукой на школьной доске в одном из классов: "Прощай, родная деревня. Мы тебя очень любим и скоро в тебя вернемся. Май 90-го". Где вы теперь, птенцы этого разоренного гнезда? Ставшие взрослыми, создавшие семьи, вы вряд ли когда-нибудь забудете апрельскую трагедию своей малой родины...

От Борщовки, где дозиметр трезвонит на все лады, до Чернобыля рукой подать - около 15 километров. Рядом - научно-исследовательская станция "Масаны", где следят за радиационной обстановкой. Высокая концентрация радионуклидов совсем не отпугивает животных и птиц. Наоборот, по пути сюда мы неоднократно видели лис, зайцев, тетеревов. "Где нет человека - там рай для зверья, - просвещает нас ведущий специалист заповедника, кандидат наук Владимир Пискунов. - Такого биологического разнообразия, как здесь, нет нигде в Европе. Среди обитателей заповедника - лоси, кабаны, косули, рыси. Образовались целые птичьи острова, где одновременно можно увидеть орлана-белохвоста, белую цаплю, черного аиста и даже пеликана. После того как в зоне началось вторичное заболачивание осушенных торфяников и вода стала затапливать низины, рыбы здесь хоть пруд пруди. Она "светится", но для птиц нет проблем с кормами. Некоторые даже зимуют здесь".

И все же особая гордость здешней фауны - зубры. Восемь лет назад 16 особей завезли в заповедник из Беловежской пущи. Сегодня их уже 37. Зимой за зубрами присматривают работники заповедника - 66-летний Владимир и его 45-летняя спутница жизни Светлана. Они единственные из работников заповедника, проживающие на его территории. Остальных утром автобус доставляет на работу из Хойников, а вечером увозит обратно. И Владимир, и Светлана - бывшие бомжи с непростой судьбой. Вдоволь намыкавшись по свету, лет 10 назад они забрели в зону да так в ней и остались. "Жили сначала по пустующим деревням, где и постель, и еду можно было найти. Без прописки, без документов. Пока прежний директор не приютил нас. Дал жилье, работу. А перед приездом Президента нам и штамп о прописке в паспорте поставили. Так что сейчас мы - полноправные члены общества", - улыбается Владимир.

В их нехитром хозяйстве две собаки, несколько кур и волчица Уа. Хищницу держат, чтоб было что гостям показать. "А свиней смысла нет растить, - говорит Светлана. - Все равно волки съедят. Их сейчас столько в заповеднике развелось! Зимой они прямо к дому подходят, 5 наших собак разорвали".

Радиации Светлана и Владимир не боятся. Одно время здесь и ягоды, и грибы собирали, и рыбу в местных озерах ловили, хотя уровень загрязнения этого добра в сотни, а то и в тысячи раз превышает допустимый. Но после того как организм Владимира накопил радионуклидов многократно больше годовой нормы, от даров природы отказались. "Продуктов и так хватает, - говорит Владимир, - пайки в столовой получаем. Теперь забота - как баню новую вместо сгоревшей построить. Беспокоят иногда непрошеные гости: то браконьеры с ружьем, то "землекопатели" в поисках алюминия не туда свернут. А так живем спокойно впервые за всю жизнь".

Эксперимент по расчету

Попасть на работу в радиационно-экологический заповедник считается большой удачей. Вакансий здесь практически не бывает. Труд на загрязненной территории компенсируется постоянным медицинским наблюдением, высокой зарплатой, бесплатным питанием и спецодеждой. Работают здесь вахтовым методом не только приезжающие из Минска ученые, но и простые трудяги. Если человек накопил радионуклидов больше положенного, его отстраняют от работы. "Не ешь грибы и ягоды, принимай душ, переодевайся в спецодежду - и все будет нормально, - сказал нам дозиметрист Константин Щукин. - Я восьмой год работаю и пока, слава Богу, без последствий".

"Заповедник - это своего рода испытательный полигон для растений, животных, людей, - говорит его директор Петр Палитаев. - Сегодня никто не знает, что будет на этой территории даже спустя 100 лет. Интерес к ней у иностранцев огромный. Они не прочь бесплатно познакомиться с результатами наших исследований в области радиоэкологии, которые, не побоюсь этого слова, уникальны. А нам нужны спонсоры, чтоб поддержать науку, привлечь высококлассных специалистов. 4 миллиардов рублей, выделяемых заповеднику на год, недостаточно. Сейчас вот по крохам собираем деньги, чтобы к 60-летию освобождения Беларуси отремонтировать памятники в зоне. Состояние некоторых катастрофично, а по совместной программе Гомельского облисполкома и Комчернобыля мы пока не получили ни рубля".

Мы покидали заповедник на закате. За окном авто мелькали стройные сосняки, болота, затопленные водой луга. Будут ли когда-нибудь эти роскошные пейзажи, достойные кисти художника, радовать людей? "Через три века содержание цезия уменьшится здесь в тысячу раз, - ответил заместитель директора заповедника по научно-исследовательской работе Юрий Бондарь. - Но чтобы концентрация плутония снизилась хотя бы вдвое, необходимо 24 тысячи лет". Все остальные комментарии для нас уже, как говорится, были излишни.