Сумасшедшая?

Дружили, как водится, с институтской скамьи четыре подружки — Галка, Маруся, Люда и Таня. Выучились на педагогов, всем четырем повезло найти работу в родном городе — Минске.
За эти годы успели замуж выйти, детей вырастить и внуков заиметь. Кто развелся, кто овдовел... Но все радости и беды по-прежнему делят на четверых. Что для одной из старушек-подружек оказалось просто спасением от такого кошмара, какой и захочешь — не придумаешь.
Мария Васильевна одна вырастила двоих сыновей, муж бросил ее, когда мальчики-погодки были совсем карапузами. Это психологи мудрые советы дают, что не надо матери посвящать детям всю себя без остатка. Что женщина, преуспевающая на работе, имеющая свою личную жизнь и отстаивающая свое право на счастье, пользуется гораздо большим авторитетом у собственных детей, чем мама, живущая только ими. А жизнь, увы, чаще всего далека от этих советов. И для доброй, тихой советской учительницы младших классов ее дорогие сыночки были единственной отрадой и надеждой. Мальчики выросли, в молодости, пришедшейся как раз на перестроечные времена, каждый сумел открыть свое дело по торговой части, пусть небольшое, но прибыльное. Один занялся торговлей мясом, другой — бытовой техникой. Со временем разжились, купили квартиры, обзавелись семьями. Мать не могла на них нарадоваться...
Было так до тех пор, пока не пошли в бизнесе у братьев заминки. Тут-то и начали происходить с Марией Васильевной разные загадочные события. То ни с того ни с сего пришла на дом участковый терапевт, долго разговаривала, спрашивала про самочувствие. Старушка чуть не прослезилась от умиления: такая забота о ее здоровье! Затем без вызова явилась невропатолог. А потом Мария Васильевна... пропала.
К счастью, старушки-подружки ежедневно перезванивались. После того как оказалось, что телефон Марии Васильевны молчит третий день, “девочки” собрались на совет: что делать? Искать надо человека! Перво-наперво позвонили сыновьям: не знают ли, где мама, не попала ли в больницу? Однако обычно вежливые братья на этот раз грубо заявили, что ничего не знают, и посоветовали старушкам не совать нос не в свое дело. Этот-то совет и насторожил озадаченных “девчонок”.
— Чует мое сердце — дело плохо! — сказала бывшая Галка, ныне Галина Петровна, всегда отличавшаяся бойким характером. — Надо спасать Марусю!
И три белорусские “мисс Марпл” решительно отправились “на дело”. Татьяна Ивановна — расспрашивать соседей, Людмила Францевна — в ЖЭС, а Галина Петровна взяла на себя самый сложный этап работы — поликлинику и участкового врача.
Соседи сразу доложили, что Марии Васильевны не видать и не слыхать уже несколько дней. Зато ЖЭС и участковый терапевт держались, как партизаны. Забегая вперед, поясню, что у них были на то веские материальные причины. Были скандалы, ссылки на “врачебную тайну” и на то, что “сведения могут быть даны только близким родственникам — а вы кто такие?!” Однако не так-то легко сдаются бабушки советской закалки, прошедшие к тому же суровую школу перестройки. Под натиском всех трех подруг Марии Васильевны, которые пригрозили довести дело хоть до министра здравоохранения, “врачебная тайна” раскрылась. Оказалось, несчастную старушку отправили в интернат для душевнобольных, причем, что любопытно, довольно далеко от Минска. А так удивившие ее визиты врачей к ней на дом и были необходимым в данном случае “обследованием”. Позаботились же о матери ее обожаемые сыновья.
О том, какую стратегию избрать для похода в интернат, мнения старушек-подружек разделились. “Если наскандалим, Марусе только хуже будет, кто знает, что они тогда с ней сделают!” — плакала Людмила Францевна. Но Галина Петровна была категорична: “Только скандал! И заявление: так и так, свидетельствуем, что она не сумасшедшая, никаких отклонений в ее поведении не замечали. Требуем назначить комиссию на переосвидетельствование! В двух экземплярах — и зарегистрировать в приемной у секретаря, и чтоб номер обязательно поставили, один экземпляр главврачу, а второй — нам на руки”. Всем этим тонкостям борьбы за правое дело Галину Петровну, к слову, научила тяжба с соседями по даче.
На следующий день, добравшись до интерната, “девчонки” так и сделали. Разговор с главврачом, которому щедрые братцы тоже обеспечили веские материальные причины никаких “повторных комиссий” не создавать, даже неробкая Галина Петровна называла потом самой тяжкой битвой в своей жизни. Тем не менее заявление было зарегистрированно и оставлено. Подруги потребовали свидания с “больной”, в чем им было отказано все по той же причине: свидания-де разрешаются только близким родственникам, а вы кто такие?
— Как это — только близким родственникам?! — расшумелась опять Галина Петровна. Весь вид старушек ясно говорил, что дойти они готовы хоть до президента. Административное “пугало” подействовало не хуже, чем в поликлинике. Свидание с Марией Васильевной подругам дали. Увидев свою Марусю, старушки ужаснулись — та шаталась, взгляд у нее был мутным, речь заторможенной.
— Уколы какие-то, уколы, целый день то таблетки, то уколы, — разрыдалась она.
Обнадежив ее — дескать, ни за что, пока живы, ее не бросят и это дело так не оставят, — старушки-подружки пошли к главврачу и напоследок потребовали не давать ей до “перекомиссии” никаких лекарств! “А то к министру здравоохранения пойдем!” После чего покинули поле боя.
Остается сказать, что через несколько дней была-таки назначена повторная комиссия. Вопросы, которые специалисты задавали Марии Васильевне, показались ей очень странными, и, волнуясь, отвечала она на них, взвешивая каждое слово.
— Спрашивают меня, например: “В каком году была война с немцами?” — уже после, дома, рассказывала она. — А я и думаю: которая? Разве мы мало с немцами воевали? Ответишь не то — все, пропадай моя головушка! Говорю: вы какую войну имеете в виду? Если Великую Отечественную, так она в 41-м началась, а если Первую мировую — так в 14-м...
Комиссия признала Марию Васильевну совершенно здоровым в умственном отношении человеком. Старушка, не чаявшая уже вырваться из “цепких лап” людей, которые вдруг начали чересчур заботиться о ее здоровье, вернулась в свою минскую квартиру. Из-за которой, оказалось, и были все ее мытарства. Квартира завещана сыновьям. Правда, у каждого из них есть собственные апартаменты, без угла оба предпринимателя не сидят и в коммуналках не ютятся. Но жилье в столице стоит дорого, а деньги лишними не бывают... Вот и решили сыновья: хватит, пожила мама, пора и другим пожить!
А дальше начинается самое интересное во всей этой почти детективной истории. То, что Мария Васильевна, освободившись из психушки, не стала подавать на сынков заявление в милицию да уголовное дело заводить — это ее подруги поняли. Родная кровь все-таки. Но вот то, что завещание свое старушка так и не изменила... Хотя сыновья с ней теперь не общаются, не ходят, не звонят. Стыдно? Вряд ли. Скорее  обиделись.
— А я на твоем бы месте после таких-то фортелей все в Фонд мира отписала! — ругает ее сейчас Галина Петровна.
Мария Васильевна только плачет, но в последнее время все чаще стала подружкам признаваться:
— А может, девочки, мы и правда зажились на свете? Может, мы им, молодым, мешаем? Продать мне, что ли, квартиру-то, разделить им деньги, а самой уйти куда-нибудь в дом престарелых?
— Ну, Маруся, ты и вправду, знать, сумасшедшая! — только восклицают от негодования старушки-подружки. И чтоб помочь ее духовной “реабилитации”, активно таскают ее в театры, в лес, в кино, звонят по нескольку раз в день. Даже иногда у нее ночуют.
— Опомнится она со временем! — говорят с оптимизмом. — Наше поколение крепкое! Без музыки не умрем!