Суд и праздник — понятия между собой не очень близкие. Мы обращаемся в это строгое учреждение по причинам, как правило, нерадостным. Но именно поэтому тот, кому предстоит решать наши проблемы, иногда и судьбы, должен быть не только человеком профессиональным и опытным, но также спокойным и рассудительным. Благополучным, наконец. Судьи, как ни банально звучит, — обычные люди, подверженные настроениям и эмоциям. Что их радует и что печалит, как они получают высокое право выносить приговор — об этом корреспондент «СБ» беседует с заместителем председателя суда Минского района, судьей 1–го квалификационного класса Ириной БУЯКЕВИЧ.
— Ирина Васильевна, как вы относитесь к дню 8 Марта?
— Прекрасно отношусь! Я вообще люблю праздники. Этот день люблю потому, что мне дарят цветы. Потому, что это именно женский праздник. Даже те представители сильного пола, кто забывает радовать женщин постоянно, сегодня обязаны это сделать.
— Вы помните свое первое дело?
— Конечно! И даже через 17 лет помню фамилию молодого парня, которого осудила за грабеж, вблизи поселка Привольный. Помню свое волнение... У меня руки дрожали! Помню, как отец за него переживал.
— И чем дело закончилось?
— Он получил отсрочку, так как преступление совершил впервые. Дальнейшей судьбы не знаю, с тех пор его фамилию не встречала.
— Вы всегда вершите судьбы в одиночку?
— Нет. Определенная категория дел — о преступлениях несовершеннолетних, связанных с наказаниями свыше 10 лет лишения свободы... — рассматривается только с участием двух народных заседателей.
— Как они выбираются?
— Детали процедуры мне неизвестны, этим занимаются сельисполкомы. Но знаю, что критерии отбора достаточно серьезные.
— Какие дела для вас самые сложные?
— Именно касающиеся несовершеннолетних, которых необходимо брать под стражу. В резолютивной части приговора так и постановлено: «взять под стражу в зале суда». Это случается крайне редко, потому что к несовершеннолетним в нашей стране особое отношение. Действует серьезная государственная программа, направленная на то, чтобы по возможности изоляции от общества, семьи избежать. Понимаешь, что она неизбежна, что иная мера ответственности уже невозможна — допущен рецидив или совершено преступление, например, в период отсрочки... Но выносить такое решение очень тяжело.
— Кто и как получает право выносить приговоры? Можно ли на примере вашей профессиональной биографии показать, как в нашей стране становятся судьями?
— Есть возрастной ценз: 25 лет. Чтобы стать судьей, профессионального образования недостаточно: необходим стаж работы. Окончив с отличием юридический факультет БГУ, я два года работала юристом в Минском райисполкоме и еще столько же — в облисполкоме. Хотела стать судьей именно Минского района, жизнь которого уже знала.
Но еще предстояли экзамены перед комиссией опытных юристов, полугодовая стажировка в суде, мою кандидатуру рассматривала квалификационная коллегия судей... Только она решает, обладаешь ли ты достаточными знаниями, опытом, моральными качествами. Критериев очень много. С того момента, когда юрист изъявляет желание стать судьей, до издания Указа Президента о назначении его на должность в среднем проходит год–полтора. Процедура прописана в Кодексе о судоустройстве и статусе судей. Убеждена, что, помимо знаний, стажа и опыта, наша работа требует еще и особого внутреннего состояния.
— Как на вашей повседневной работе сказывается реформирование судебной системы?
— Я по–прежнему специализируюсь на уголовных и административных делах. Принципиально изменились условия. Мы работаем в новом здании, которое суд занимает уже три года. Ведь в чем смысл реформирования? Чтобы работать лучше, повысить качество, доступность и оперативность правосудия. Могу сказать, что в суде Минского района наглядно воплощены, в лучшем виде сконцентрированы происходящие перемены. Самый главный, пожалуй, их итог — существенное снижение нагрузки на судей, которая прежде была запредельной.
— Можно ли показать это в цифрах?
— В 2010–м году суд рассмотрел с вынесением приговора 1.092 уголовных дела. В 2013–м их было уже 562 — вдвое меньше.
— Чем объяснить такое впечатляющее сокращение?
— Судя по делам, которые к нам поступают, делаю вывод, что криминогенная ситуация принципиально изменилась в лучшую сторону. Замечу, что к лишению свободы мы всегда относились очень осторожно, понимая, сколь это серьезная карательная мера. Но сейчас заметно уменьшилось число лиц, привлекаемых к уголовной ответственности. Почему? Во–первых, эффективно работает институт примирения. Но если прежде большинство дел прекращались — в связи с примирением с потерпевшим — на стадии судебного разбирательства, то сейчас такие примеры единичны. Как правило, это происходит уже на стадии предварительного расследования. Это значит, что институт примирения работает уже на досудебной стадии, его широко использует Следственный комитет. Во–вторых, за некоторые виды преступных деяний виновные привлекаются к административной ответственности. Все это и есть гуманизация правосудия.
— Бывает ли, что вас терзают сомнения по поводу вынесенного приговора?
— Только тогда, когда анализирую дело, сопоставляю доказательства, обдумываю решение. Это сложный процесс. Он, бывает, продолжается и после работы: дома, вечером, даже ночами. Но когда решение принято, сомнений уже нет.
— Работа должна приносить человеку удовлетворение — иначе он не может исполнять ее хорошо... Но когда и почему довольны вы, судья?
— Когда сознаю, что сделала свою работу качественно. Когда в процессе обжалования приговора мои коллеги, более квалифицированные и мудрые судьи, перепроверив работу, подтверждают мою правоту и приговор вступает в законную силу... Это приносит удовлетворение.
— А что портит настроение?
— Хамство.
— В ваш адрес?
— Нет, в работе я с грубостью не сталкивалась. Для меня нет рядовых дел. Каждое по–прежнему уникально, как первое, каждое невольно пропускаешь через себя, переживая его вместе с другими участниками судебного процесса. Люди, вероятно, чувствуют это во время судебного разбирательства. Имею в виду хамство, которое можно встретить в коридоре суда и даже в некоторых СМИ. Думаю, это от недостатка информированности, и это пройдет. Проблеме гласности в судопроизводстве было посвящено специальное постановление пленума Верховного Суда: наша работа становится более открытой. Если дело не рассматривается в закрытом режиме, то в судебном разбирательстве может участвовать каждый желающий. Разумеется, в качестве наблюдателя. Пусть слушает, анализирует, делает выводы. Пусть, наконец, корректно высказывает свое мнение.
— Дома, в семье, при решении житейских вопросов, ваше слово тоже последнее и окончательное?
— Нет, конечно. Решение принимаем вместе. Мой муж тоже юрист: между нами принято обсуждать как правовые, так и жизненные ситуации. Семья — место, где меня всегда поймут и поддержат. Это дает силы для работы, которая, поверьте, нелегка. Дома мне комфортно и хорошо. Думаю, что для полной самоотдачи человеку очень важно быть благополучным в семейной жизни.
— Вы желаете детям повторения вашей профессиональной биографии.
— Буду откровенна: я горжусь своей профессией. Я полезна обществу, за свою работу мне не стыдно. Дочка еще учится в гимназии, о ее будущем говорить пока рано. А сын, окончив гимназию с золотой медалью, уже на 3–м курсе юридического факультета БГУ. Учится хорошо. Если в будущем решит стать судьей, его выбор поддержу и буду только рада.
— Пусть в вашем доме и домах ваших коллег всегда будут согласие и благополучие, царит хорошее настроение. Уверен, что те граждане, судьбы которых вам, судьям, предстоит решать, искренне в этом заинтересованы. С праздником!
Советская Белоруссия №44 (24427). Пятница, 7 марта 2014 года.
