Люди и время глазами Леонида Екеля

Судьба во весь рост

Один из классиков русской литературы советовал пишущим: не стоит до конца понимать то, о чем рассказываешь. Так, мол, проще быть непредвзятым. На первый взгляд здесь явное противоречие. Выходит, чем глубже постигаешь своего героя, тем меньше шансов на объективность отражения его личности. Но, с другой стороны, а можно ли до конца одному человеку понимать другого? Если столько безответного остается в самом себе...

Зыгмусь Каптур.

Слушаю неспешную, с легкой хрипотцой речь Зыгмуся Францевича Каптура и почти зримо ощущаю, как из дымки времени кадр за кадром медленно выплывают подробности его жизни. И даже такие, что их никак не назовешь событием. Оказывается, и они оставляют в памяти след, не смываемый временем. И встает во весь рост судьба моего героя.

Отца Зыгмуся, органиста костела в деревне Юрковичи (Логойский район), арестовали в 1937 году (реабилитирован в 1995). Когда забирали Франца Викентьевича, унесли с собой все семейные фотографии, письма. Как будто стерли его из памяти семьи навсегда. Случайно у кого-то из родичей сохранилась фотография Франца Каптура. По ней, хотя и смутно, Зыгмусь мог представить, как выглядел отец.

А между тем род Каптуров по мужской линии известен на Логойщине с 1678 года. В записях Виленского кафедрального костела Каптур значится как владелец двух волок земли.

Под непритворной добротой Ядвиги Александровны, мамы Зыгмуся, оставшейся с пятью детьми, жила большая и упорная воля. И такое же большое терпение, перемолоть которое было не под силу никаким жерновам жизни. Чтобы огород не обрезали по самые углы хаты, Ядвига Александровна пошла работать в колхоз, носивший гордое название «Свобода». Но что могло хозяйство выдать своим труженикам за работу от восхода солнца и до заката? Какие-то жалкие крохи да обещание светлого будущего. А жить надо было сегодня, а не в прекрасном далёке. Хлеб на столе в семье Каптур был очень редким гостем. И когда родичи, жившие в Минске, предложили многодетной матери кого-то из детей забрать на время в свою семью — все легче будет прокормить остальных, — она с болью в сердце согласилась. «Кого возьмете?» — почти шепотом спросила она у родичей. «А давай вот этого шустрика», — и указали на Зыгмуся. Вот так сельский пацаненок, который за свою маленькую, как клюв желторотого цыпленка, жизнь дальше околицы нигде не бывал, попал не просто в город, а в саму столицу.

Жили Дроздовичи (родичи, приютившие Зыгмуся) возле Комаровского болота. Того самого, что было некогда непроходимым. И где после осушения на его краю была создана одна из первых в России Минская болотная станция. Семью бывших хуторян по праву можно назвать трудягами. Ее глава, крепкий еще старик, занимался извозом. Двое взрослых сыновей и две дочери имели специальности и стабильные зарплаты. В день получки какие-то копейки от них перепадали и мальцу. Он бережно складывал мелочь в копилку. «Что купишь на свой капитал?» — спросил Дроздович-старший. «Хлеба», — не задумываясь ответил малыш.

А хлеб свой у родичей Зыгмусь отрабатывал как мог. То пас козу возле Комаровского леса, то приглядывал за внучатами деда Дроздовича.

...Солнечным июньским днем дед послал малыша в продмаг за покупками. Людей в помещение магазина набилось столько, что даже ему, шустрику, проникнуть туда не удалось. Лица встревожены, и лишь одно слово «война» повторялось на все лады. Домой он вернулся ни с чем и объяснил деду, что все говорят про войну. «Какая еще война! — возмутился тот. — Нельзя дедушку обманывать». И больно крутанул ухо мальчишки.

А через считаные часы под вой немецких самолетов малыш бежал с бабушкой к Комаровскому лесу. На откосе канала лежала молодая женщина. И страшно белело ее неподвижное лицо на торфяной черноте. «Убили!» — обожгло сознание мальчишки. Обожгло, чтобы навсегда остаться в памяти о начале той страшной, кровавой войны...

Несмотря на все опасности и треволнения, Ядвига Александровна доберется до Минска, чтобы забрать сына и вернуться с ним в Юрковичи. Но через полтора года он опять окажется в семье Дроздовичей. И поймет, что жить под оккупантами в городе намного страшнее, чем в деревне. Здесь немцы были повсюду и круглосуточно.

В его маленьком сердце жила ненависть к чужеземцам. Зыгмусь знал, что в Минске действуют подпольщики. Рискуя своими жизнями, они ведут с фашистами борьбу. Он видел повешенных борцов с табличками на груди... Но чем и как он, восьмилетний мальчишка, мог навредить оккупантам?

...Патронов у пацанов было, как семечек. Но какой от них прок, если нет оружия? Как тут стрельнуть? И Зыгмусь с другом придумали. Патрон положили на край доски, а к нему насыпали дорожку из пороха. Направили «установку» на угол дома, где стоял часовой. Подожгли порох — и прятаться. Хлопок получился слабым — часовой, скорее всего, ничего и не услышал. И пуля полетела неизвестно куда. Но все-таки выстрел был! А пуля предназначалась врагу.

Возле оперного театра немцы строили объект. По рельсам под уклон катились тяжелогруженые вагонетки. «Надо пустить вагонетку под откос. Как партизаны — поезд», — решили друзья. В обед, когда на объекте никого не было, пацаны осуществили «операцию». Но порадоваться за ее успех им помешал немец, возникший перед мальцами, как будто из-под земли. Схватив обоих за шиворот, он потащил их на улицу. К счастью, им встретилась женщина (очевидно, переводчица). Узнав, что произошло, она велела ребятам бежать, как только заговорит с немцем. Слушая женщину, немец расслабился. Этого было достаточно, чтобы вырваться из его рук и припустить так, что только пятки засверкали.

Как же ликовало сердце Зыгмуся, когда 3 июля 1944 года ранним утром он проснулся от грохота близкого боя. «Наши!» — вспышкой озарило его сознание. По центральной магистрали 4-я гвардейская танковая бригада первой ворвалась в Минск...

Август близился к концу, и надо было определяться со школой. А бабушка — ни в какую. Мол, успеется еще. С учебой можно и повременить. «Да как же успеется! — горячился Зыгмусь. — Мне 10 лет. Я и так уже переросток для первоклассника…»

Улучив момент, он оставил на столе записку, что искать его не надо, и по дороге, еще не отвыкшей от войны, направился в родные Юрковичи.

...Один брат погиб на фронте. Другой пропал без вести. Пошел вместе с мужиками менять одежду на еду и не вернулся. В тот день, когда немцы на мотоциклах окружили деревню, Зыгмусь с братом были в лесу. Дети, почуяв опасность, сыпанули из деревни кто куда. Каратели открыли огонь... Когда братья переступили порог дома, мама глазам своим не поверила: «Живы! Оба!» Она уже не надеялась их увидеть.

«Но ведь и я мог быть среди тех пацанов, кого догнала немецкая пуля. Этого не случилось. Значит, для чего-то полезного и нужного дана мне жизнь. И я должен...» Осмысление жизни, конечно же, происходит не в семилетнем возрасте. Для этого надо созреть. Дети войны видели столько смертей и горя, что почти физически чувствовали тот волосок, на котором висела их собственная жизнь. Они взрослели рано... «Так что же я должен? — спрашивал себя Зыгмусь. И отвечал: — Прежде всего стать человеком. Чтобы не стыдно было жить. И что-то придумать, изобрести хорошее на пользу людям...»

Что жизнь «самое дорогое у человека» и как ее надо прожить — это понятно. Но откуда, из каких тайников души у сельского паренька возникла мечта «изобрести что-то хорошее», вряд ли можно объяснить. А гадать здесь ни к чему.

После семилетки для Зыгмуся начнется самостоятельная жизнь. В 17 лет он станет токарем Минского ремонтно-механического завода. Станки-полуавтоматы, вывезенные из Германии, освоить было нетрудно. До обеда мастер показывал, что и как надо делать, а после обеда Зыгмусь уже сам вытачивал детали.

Отработав смену, садился за парту в вечерней школе. Когда мастер говорил молодому токарю: «Я не могу тебя заставить, но очень надо выйти на работу в воскресенье», тот никогда не искал уважительных причин для отказа. «Надо» было превыше всего. Почти всегда это «надо» шло вразрез с делами личными. Но они без колебаний откладывались на другой срок. Потому что «раньше думай о Родине, а потом о себе». Да, так нас воспитывали.

Служил Зыгмусь Каптур в Североморске. В стройбате. В 50-е годы в армии рядовой, имеющий среднее образование, — редкость. Зыгмусю наверняка светило теплое место в штабе. А он твердил одно: направьте на курсы водителей. Получив права, сел за руль ЗИСа. И познал «прелести» Заполярья в полной мере. Но это была настоящая служба, а не подделка под нее.

Поступление в БИМСХ (1957 г.) для него как бы было предначертано. И факультет механизации животноводства выбран не случайно. В пятидесятые-шестидесятые годы на коровниках, как правило, подойник, вилы да лопата — основная механизация. И чтобы избавить животноводов от каторжного труда, надо быть специалистом высокого класса...

С учебой у Зыгмуся все ладилось. Но уже где-то на третьем курсе он почувствовал жгучий интерес к различным исследованиям и экспериментам, которые проводились в лабораториях института. Это влечение было таким же сильным, как в детские годы желание узнать, что — там, за горизонтом... Любопытство студента на факультете заметили и стали постоянно привлекать его к участию в исследовательской работе.

По окончании БИМСХ судьба приведет Зыгмуся Каптура в Центральный научно-исследовательский институт механизации сельского хозяйства. Там он окончит аспирантуру и защитит кандидатскую диссертацию.

А потом он вернется в родной институт (1977 г.). Пройдет по конкурсу на должность доцента кафедры МЖФ БИМСХ и проработает там свыше 20 лет. Зыгмусь Францевич читал студентам лекции, вел их научные работы. И самозабвенно занимался наукой сам. Он увлекся процессами электролиза водных растворов и их влияния на живые организмы. Полученные результаты были многообещающими и внушали оптимизм. Уже первое изобретение Зыгмуся Каптура, отмеченное в авторском свидетельстве за 1985 г., показало, что можно повысить продуктивность живых организмов, не применяя для этого дополнительные корма.

Электролизный католит родился на стыке ряда наук. Физики и химии — электролиз водных растворов. Биологии, микробиологии, волновой физики и генетики — применение для живых организмов. (На все изобретения Зыгмуся Каптура есть патенты. Их у него более двадцати.) Исследования и производственные испытания электролизного католита в оптимальных дозах на живых организмах показали, что их продуктивность значительно увеличивается. При одинаковом содержании и кормлении бычков, телят, поросят, цыплят применение электролизного католита на 25 процентов дополнительно увеличивает прирост живой массы. При этом падеж молодняка животных и птицы снижается, а количество и качество полученных продуктов существенно повышается. Ну чем не сказочная живая вода!

Но сказка так и осталась сказкой. Многое из того, что когда-то было советским, превратилось в ненужное. Однако поставить на этом крест Зыгмусю Францевичу не позволяет совесть. И всюду, где только возможно, он напоминает об электролизном католите. 

И вот она — радость: не так давно Государственный комитет по науке и технологиям награждает его дипломом финалиста республиканского конкурса за лучший инновационный проект. 

И есть в проекте такие дорогие для Зыгмуся Францевича слова: «увеличение продуктивности», «устойчивый иммунитет сельхозживотных», «электролизные католиты». Но последуют ли за дипломом практические шаги? И это не риторический вопрос. Тут вся жизнь Зыгмуся Каптура. Тут его судьба во весь рост...

Фото автора.
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter