Судьба, сроднившаяся с жизнью

Словом можно убить человека. Если кто-то из писателей выбирает вас в прототипы для своего нового романа, не торопитесь радоваться и гордиться собой. Ваша жизнь и судьба после того, как вы станете жертвой некоего литературного произведения, в дальнейшем могут развиваться по сценарию, который вместо вас, играя умом, сочинил прозаик. Фантазии литератора нередко оказывают роковое влияние на судьбу прототипа. Точно так же сценарии драматургов, бывает, влияют на жизнь тех актеров, кои надолго вживаются в сценическую роль и ткань текста, порой лишая себя объективной реальности. Иные граждане отказываются писать портреты у "нехороших" художников, полагая, что картина эта впоследствии может неладно воздействовать на привычную жизнь и даже поторопить смерть человека, запечатленного на портрете.

Что это еще за мистическое влияние искусства на реальную жизнь? Об этом мы беседуем с белорусским прозаиком Виктором Козько. Автор известной повести "Судный день", Виктор Афанасьевич пережил удивительные взаимоотношения со своим другом по детдому Василием Дятловым. Это его он видел перед собой, когда писал повесть "Судный день", рассказывая о жизни и смерти Кольки Летечки. Виктор Козько в своем произведении своего прототипа в живых не оставляет. Книга повествует о военных времен детдомовце Летечке, который был прокручен через фашистский концлагерь и ужасно искалечен там. В те годы немцы брали у советских детей кровь и мало кто из них дотягивал до совершеннолетия. Лишь спустя 18 лет после тех страшных событий наш прозаик писал "Судный день". Тогда он находился далеко от родины, в Кузбассе. А из Белоруссии, из детдома ему писали, как один за другим умирают бывшие малолетние концлагерники. Похоронил Виктор Козько и Кольку Летечку - Василия Дятлова.

Вышла книжка. А через некоторое время Василий Дятлов возьми да и объявись в жизни писателя. В почтовом ящике Виктор Афанасьевич нашел записку: "Был, не дождался. Живу в Беларучах Логойского района. Приезжай. Вася Дятлов". Так они встретились, писатель с прототипом своего героя и до недавней поры тесно, почти по-родственному контактировали. Позже Василий Дятлов трагически ушел из жизни.

До дня своей смерти всегда, когда бывал в Минске, Дятлов забегал к писателю Козько на чашку чая. Приезжал к нему на дни рождения и в иные праздники. Виктор Афанасьевич у себя в столице прописал одну из дочерей прототипа, когда она поступила в минский институт. У Василия было трое детей и большое хозяйство в Беларучах, а еще... один выигрыш в моментальной лотерее. Однажды в Минске он опоздал на последний автобус логойского направления и от расстройства на оставшиеся копейки купил себе лотерейку. Развернул и показал киоскерше выигрыш - автомобиль "Жигули". Та охнула, присела и попросила у Дятлова не стакан воды, а коробку конфет. Такие тогда были нравы. Счастливый Василий помчался к своему другу Виктору Козько: мол, что ж теперь с этим делать? Решили взять машину.

- Удача нечасто балует детдомовцев, - говорит Виктор Афанасьевич, - и это был, пожалуй, единственный легкий выигрыш в его жизни. Ведь Василя Дятлова изматывала страшная судьба. Каждый год он переживал по три операции. У него были большие проблемы со слухом, зрением, с желудком - со всем. Мучился он крепко, хотя за жизнь цеплялся еще сильнее, из последних сил.

- Как думаете, повлияла-таки ваша повесть на его жизнь?

- Влияние, безусловно, существует. Литература и жизнь движутся параллельно и все же в конце концов сливаются в одно целое. Вначале самую жизнь мистика вбирает в себя, а спустя некоторое время начинается ее диктат. Может, и книга подтолкнула Василя к роковому исходу. Я не знаю. В тот день, когда он умирал, там, у себя в Беларучах, я вдруг почувствовал страшное недомогание и едва-едва нашел в себе силы дойти до больницы. Пришел, значит, а свободных койко-мест в палатах не было и положили меня прямо в коридорчике. Прилег и вижу сон, что по речушке на лодке переправляюсь на некий остров. Где-то на середине реки эта моя лодчонка начинает набирать воду, и когда я к острову причалил, лодка уже была полна воды. Но не тонула. Вышел я на берег и увидел Василя. Я к нему - а он не признает, не узнает меня, словно мы абсолютно чужие. Походил я вокруг него, покрутился - и назад, в лодчонку. Уплыл. А Василь так и остался на том острове.

Встал я с больничной койки, от сна этого отряхнулся и домой побрел. Решил не лежать в больничном коридоре. А через пару дней Василя Дятлова похоронили.

- Страшное дело - литература, как считаете?

- Убежден, что литература вообще виновата во многих из бед, какие на Земле происходят. Изощренность фантазии писателей порождает чудищ, которые после того, как на бумаге утвердились, начинают оживать в реальной действительности. Один мой приятель считает, и я готов с ним согласиться, что искусство и его создатели - это чистый эксперимент высшего разума. Опосредованно, через творцов, он передает на Землю придуманное художниками зло и самое страшное уже происходит вокруг нас сегодня. Мы жаждали информации, и когда ее прорвало на наши головы, мы оказались неготовыми к ее восприятию ни уровнем жизни, ни своим сознанием, ни как-нибудь еще. Мне кажется, эта лавина информации вообще грозит похоронить человечество.

- Вы испытываете чувство вины за созданные вами произведения?

- Конечно. Это чувство должно быть свойственно каждому нормальному человеку, а белорусам - в особенности. Мало какой народ столетиями проходил через такие страдания, как белорусы. И все то, о чем мы сегодня говорим с вами, уже давно крутится в моей голове. Несколько раз я пытался писать книгу о роке, о некоем предначертании - увы. Пока что-то меня останавливает.