Стратим-лебедь: траектория полета

Что думают люди науки и искусства о Максиме Богдановиче? На своих детских фотографиях он обряжен в девчоночьи платьица - мать, красавица и умница Мария Мякота, мечтала о дочери.
Что думают люди науки и искусства о Максиме Богдановиче?

На своих детских фотографиях он обряжен в девчоночьи платьица - мать, красавица и умница Мария Мякота, мечтала о дочери...

С гимназической фотографии глядит красивый, слегка грустный юноша... Классический образ лирического поэта. Но когда я во время блужданий по Интернету случайно попала на сайт белорусских анархистов, то узнала, что их "провозвестником" избран именно человек с этого снимка - Максим Богданович. Да, как говорится, был бы герой, а примкнувшие к нему всегда найдутся...

Единственная взаимная любовь поэта сегодня - предмет нездорового ажиотажа. Оставшиеся интимные дневниковые записи, хранящиеся в музее Богдановича в Минске, стали яблоком раздора ученых, журналистов, писателей: печатать - не печатать?

Всего два раза удалось ему погостить на родной земле, вживую услышать тот язык, который учил по книгам отцовской библиотеки, язык, которому подарил крылья своей поэзии... Отец, Адам Егорович, известный фольклорист, друг Максима Горького, не понимал странного увлечения сына "мужицким диалектом". Мало что сам академик Шахматов приглашает Максима в Санкт-Петербургский университет заниматься лингвистикой! Пожалуй, надежнее профинансировать из небогатого семейного бюджета математический талант старшего сына Льва...

Отец даже не приедет к умирающему в Ялте Максиму, хотя будет неподалеку...

А еще через несколько лет, когда молодая белорусская республика займется "культурным строительством", Адам Егорович по приглашению правительства повезет архив своего сына, как VIP, "особо важная персона", и будет торжественно встречаем и чествуем...

Архив погибнет во время войны.

Что такое статья из школьного учебника? Десяток обкатанных фраз, позволяющих сдать экзамен... Максим Богданович - это личность такого масштаба, такого невероятного обаяния и трагизма, что о нем еще долго будут говорить и спорить и делать открытия...

Главное, чтобы все это - споры, разговоры, открытия - происходило.

"Ад усiх цяпер патомкi есць, ды няма адных - Страцiмавых..." - заканчивается стихотворение Богдановича о Стратим-лебеде, пожертвовавшем собой, чтобы спасти всех остальных птиц. "...Ды няма адных - максiмавых..." - с горечью шептал, переиначивая, смертельно больной автор...

Через три года исполнится 90 лет со дня смерти поэта. Почти век... Срок вполне достаточный для проверки временем. Как воспринимается сегодня личность нашего Максима? Что думают о нем люди науки и искусства?

?Можно ли говорить о феномене Максима Богдановича? В чем уникальность этого поэта?

Игорь Бобков, поэт, философ: "Богданович - это Сальери, которому пришлось играть роль Моцарта. И семья, и образование, и склад души, и культура серебряных сумерек Империи - все это готовило его к "народническому" служению, к ремеслу.

Но то место, в которое он попадает, потребовало от него совсем иного.

Моцартом его сделала беларуская мова.

Богданович учил белорусский язык, грамотно расставляя (и поправляя) слова, а слова прорастали в мове и жили своей жизнью, уже независимо от него. Потому что мова - это дом Бытия. Богданович выбрал мову и встретил вещи, которые превышали его возможности. Он подошел к пределу, за которым "кончается искусство" и начинается "почва и судьба".

Арнольд Макмилин, славист, профессор Лондонского университета:

"Eго фeномeн в том, что он ввел бeлорусскую литературу в eвропeйскую, освоив античные и классичeские формы стихосложения".

Раиса Боровикова, поэтесса, главный редактор журнала "Маладосць"

: "Феномен Богдановича - "счастливая судьба после смерти". Он успел за свою короткую жизнь сделать столько, сколько не смог никто другой, первым доказал, что на белорусском языке может быть тончайшая, философская лирика, и к тому же глубоко национальная".

Эдуард Акулин, поэт: "Па-першае, ен "ваявау", так бы мовiць, на чужой тэрыторыi - жыу у далечынi ад Бацькаушчыны. Па-другое, ен адначасна быу: i пчалой, i сотамi, i медам у вуллi беларускай паэзii пачатку ХХ стагоддзя. Стварау беларускую лiтаратурную мову, паказвау усяму свету яе прыдатнасць да вершаскладання, i сам iшоу па тым шляху, уздзеушы на голау не прывiдныя лауры будучага класiка, а цярновы вянок "дэкадэнта" i паэта незразумелай нiкiм "чыстай красы". Багдановiч, па вызначэннi Стральцова, "побач з Купалам i Коласам, - тое трэцяе вымярэнне, без якога немагчыма была перспектыва. З Багдановiчам нам стала далека вiдаць ва усе канцы свету..."

Геннадий Пашков, писатель, главный редактор издательства "Белорусская энциклопедия": "Максим Богданович прежде всего феномен белорусской души в ее поэтическом проявлении".

Сергей Гумилевский, скульптор: "Уникально, что, живя в России, он сохранил духовную связь с Родиной. Создать такие образы-символы мог только человек, любящий свой край, свою культуру, свой язык..."

Леонид Дранько-Майсюк, поэт: "Это наш Гете, который не дожил до старости. Путь Богдановича к белорусскому языку - формула национального спасения для белорусов, которые хотят вернуться к родному... Для поэта было действенно правило: чтобы все знать о будущем, надо все знать о прошлом и о своем времени. В августе 1909 года Лев Толстой записал в дневнике о пшеничном зерне, найденном учеными в египетских гробницах, которое дало всходы. А примерно через год Богданович создает свой замечательный сонет "Памiж пяскоу Егiпецкай зямлi...", содержание которого почти дословно перекликается с дневниковой записью Толстого. Конечно же, поэт не знал о существовании именно этой записи яснополянского мудреца. Тексты совпали просто потому, что писателей впечатлило одно и то же научное открытие. Поражает, что Богданович комфортно себя чувствовал на эстетической высоте Толстого, интуитивно на ней оказавшись, и из толстовского сюжета о древнеегипетской пшенице вывел свою, белорусскую, философию..."

Петро Васюченка, писатель, литературовед: "Адарваны змалку ад Радзiмы, Максiм гадавауся у рускамоуным асяроддзi, але здолеу думаць i пiсаць па-беларуску i у свае дваццаць гадоу стацца жывым класiкам. Некаторыя тутэйшыя iнтэлiгенты, пражыушы 20 - 30 гадоу на гэтай зямлi, нават i гаварыць па-беларуску не навучылiся. Дык дзе тлумачэнне феномену? Божы дар i моцная генетычная памяць, як мне думаецца".

Вячеслав Рагойша, литературовед, переводчик, профессор Белорусского государственного университета: "Почти в каждой национальной литературе мы встретим своих классиков, проживших около четверти века и даже меньше (те же Михаил Лермонтов, венгр Шандор Петефи, наш Сергей Полуян, которому прочили славу "белорусского Белинского" и которому Богданович посвятил свой единственный прижизненный сборник "Вянок"). И почти все белорусские писатели ХIХ - начала ХХ ст. приходили (или возвращались) в белорусскую литературу из польской или русской. Янка Купала начинал свой творческий путь на польском, а Якуб Колас - на русском языках. Даже во второй половине ХХ ст. продолжался этот процесс, продолжается и поныне... Феномен же Богдановича в том, что он создал для белорусской нации, говоря словами Ивана Франко, "паспорт на интеллигентность".

Ганна Кислицына, критик: "Трэба быць сапрауды генiяльным паэтам, каб табе даравалi радок: "Цвяток радзiмы васiлька". Багдановiчу даравалi".

?"Максим Богданович видел два пути развития белорусской литературы: "повторительный курс", то есть освоение ценностей европейской литературы, и "фольклорный". Остается ли это актуальным сегодня? Действительно ли белорусская литература обречена "догонять" другие?"

Леонид Дранько-Майсюк: "Свое всегда надо укреплять хорошо усвоенным чужим, не теряя при этом свое. Задача нашей литературы проста и необходима, как воздух: говорить о том же, о чем говорят другие литературы, но - по-белорусски..."

Геннадий Пашков: "Белорусская литература прошла за XX столетие такой огромный путь, что уже и не совсем корректно даже думать, что ей надо кого-то "догонять", кому-то подражать. Впрочем, и сам Богданович ставил цель не столько "догонять" кого-то, а поднимал вопрос об ускоренном развитии тогда еще юной белорусской литературы".

Петро Васюченка: "Багдановiч не прыспешвау хады нашай лiтаратуры. Ен казау пра шырокi лiтаратурны кантэкст, у якiм нашае пiсьменства павiнна было заззяць, бы дыямент у шыкоунай аправе. Думка пра запаволены рух i наступную паскоранасць беларускай лiтаратуры падаецца мне праблематычнай. Iстотная не хуткасць, а траекторыя руху, якая робiць беларускую культурную мадэль непауторнай".

Арнольд Макмилин: "Максим Богданович смотрел на все с позиции своeго врeмeни, он нe был пророком. Разве всегда можно определить, каким путем идет тот или иной писатель? Многие творят вне всяких рамок, категорий. Например, Бородулин, Рязанов, Быков, Сыс. Нeтрудно увидeть в творчестве современных белорусских писателей "повторительность". Но это нe значит, что эти писатели "догоняли" кого-нибудь или что-нибудь. Вообщe в литeратурe и музыкe (и, навeрное, в изобразительном искусствe такжe) очeнь мало истинно нового, и самыe гeниальныe писатeли и композиторы далeко нe самыe оригинальныe - например, Моцарт".

Ганна Кислицына: "Культуролагi ужо дауно давялi, што прагрэс у культуры, а значыць, i у мастацтве, i у лiтаратуры, немагчымы. "Адысея" не горшая за "Улiса", а фальклор XV стагоддзя не лепшы за фальклор XVI. Багдановiчавы iмiтацыi народнай паэзii не менш цiкавыя, чым яго верлiбры. Павагу выклiкаюць не столькi яго спробы "паутаральнага курсу", колькi здольнасць у адначассе "акрылiць" нацыянальную паэзiю, на справе давеушы, што i адзiн у полi воiн. Задачу, пастауленую iм перад цэлай лiтаратурай, па сутнасцi, ен жа i выканау. Пасля Багдановiча беларуская паэзiя асуджана даганяць... Багдановiча".

Раиса Боровикова: "Не нужно белорусской литературе догонять другие и завидовать, что в других литературах уже все сделано. Быков написал о войне так, как никто до него не писал. Наша литература может заявить всему миру о своей уникальности и неповторимости".

Эдуард Акулин: "Не трэба забываць, што свае творчыя прыарытэты Максiм Багдановiч фармавау амаль сто гадоу таму. Гэта быу пачатак новай беларускай лiтаратуры - наша лiтаратурнае "дзяцiнства". А у дзяцiнстве, як вядома, вучацца... Сення мы не толькi "дагналi" (хоць лiтаратура - гэта не крос), а у асобах некаторых творцау (той жа Багдановiч, Купала, Караткевiч, Быкау, Барадулiн) далi фору многiм нашым суседзям па еурапейскаму лiтаратурнаму дому. Шкада, што нас мала ведаюць у Еуропе i свеце. Але гэта, як мне здаецца, выдаткi нашай спрадвечнай сцiпласцi. Быць у ценю чужой славы - наша гiстарычная мiсiя. Таму i раздаем сваiх прарокау усiм, хто не папросiць".

Сергей Гумилевский: "Единственного пути нет. Не было его и у Богдановича. А как только кого-то начинаешь догонять, так или иначе будешь вторым".

?Мог бы Максим Богданович состояться как русскоязычный поэт?

Арнольд Макмилин

: "Максим Богданович, как и Купала, и многиe другиe белорусские писатeли (нe всe - вспоминаю, напримeр, Радика Лапушина), писал гораздо лучшe на бeлорусском языке, чeм на русском".

Эдуард Акулин: "Запраста. Iншае пытанне - якiм? Папауняць бясконцы шэраг тысяч i тысяч расiйскiх лiтаратурных статыстау Максiм не хацеу. Мне здаецца, ен нiколi б не стау для рускiх - iхнiм Лермантавым (хоць яго у Расii так i называюць "беларускi Лермантау"). Гены пальцам не затопчаш..."

Сергей Гумилевский:

"Ответ на этот вопрос - все творческое наследие поэта. Даже в стихах на русском языке прослеживается белорусская тематика, богдановичевский "летуценны" стиль".

Геннадий Пашков: "Думаю, как русскоязычный поэт Максим Богданович вполне мог состояться. Несмотря на то что Михаил Лермонтов в его возрасте уже был гением, Максим Богданович мог вырасти в яркого литератора и прежде всего поэта интеллектуального направления".

Раиса Боровикова: "Это исключено. Богданович - глубоко национальный поэт. У него, я думаю, и в мыслях не появлялось стать русскоязычным писателем. Тем более у него была такая возможность, если вспомнить ярославский период".

Игорь Бобков: "Мог бы, безусловно. Как альбомный поэт "ярославской школы". Без претензий, без своего места. Без судьбы".

Петро Васюченка: "Ен жа спрабавау пiсаць па-руску, але у яго не вельмi атрымалася. Параунайце адзiн i той жа верш, напiсаны Багдановiчам па-беларуску i па-руску, скажам, "Возера", i вам усе будзе зразумела".

Вячеслав Рагойша: "Мог. Но классиком не стал бы".

Ганна Кислицына: "У адрозненне ад прозы, паэзiя гаворыць не нацыянальнай мовай, а iнтэрнацыянальнай - мовай вечнасцi. Аднак пераклады Багдановiча уласных вершау на рускую мову не уражваюць".

Леонид Дранько-Майсюк: "Конечно же, не мог, потому что для белорусов такая возможность существовала только во времена Симеона Полоцкого - то есть тогда, когда поэзия еще не являлась для нас основой национального самосознания".

?Нужно ли публиковать "Дневники" Максима Богдановича? Насколько допустимо выносить на суд публики интимные подробности жизни классиков?

Арнольд Макмилин: "Конeчно. Всeгда лучшe знать, чeм нe знать. Жизнь важных историчeских пeрсонажeй нe должна основываться на мифах".

Леонид Дранько-Майсюк: "Скрывая от публики те или иные подробности из жизни знаменитых писателей, тем самым не снижаем ли мы интерес к их творчеству?!"

Эдуард Акулин: "Чатыры аркушы паперы, складзеныя у чатыры столкi, з вялiкай нацяжкай можна назваць "Дзеннiкамi". Па-сутнасцi - гэта экспрэсiуныя накiды iнтымных адносiн памiж Багдановiчам i замужняй жанчынай - Клавай Салтыковай, якiя, я глыбока перакананы, нi у якiм разе не падлягаюць публiчнай чытацкай экзекуцыi. Цi згадзiлiся б сенняшнiя ярыя прыхiльнiкi публiкавання "Дзеннiкау" Багдановiча пусцiць да сябе у ложак бесцырымоннага папарацы для вядзення рэпартажу з "месца падзей"? Шаноуныя калегi, навошта "рабiць вобыск у сэрцы" паэта, за што вы хочаце Страцiма абваляць прылюдна у брудзе? Вам што, не даюць спаць ягоныя лiтаратурныя лауры? Забылiся, што гэтыя лауры узраслi на цярновым кусце? Хто б з нас сення памяняуся з Максiмам лесам?.. Давайце вучыцца не у расiйцау з iхняй "распранутай" пушкiнiянай, якiя i дзявочую цноту у выглядзе запэцканых прасцiн любiлi выставiць напаказ... Павучымся гiстарычнай далiкатнасцi у еурапейцау. Французы да гэтага часу у закрытых сховiшчах бiблiятэк утрымлiваюць эратычныя раманы Гiема Апалiнэра, якiя у свой час ен пiсау у пошуках дадатковага заробку... Ахвотнiкам жа "лiтклубнiчкi" я раю перачытаць багдановiчаускiя вершы з нiзкi "Эрас", у якой Максiм свае iнтымныя перажываннi пералiу у гранiчна шчырыя метафарычныя паэтычныя радкi".

Геннадий Пашков: "А почему бы и нет? Считаю - нужно! Ведь поэт волею Божьей не принадлежит себе. Поэт - всенародное достояние. Но он и не непорочный ангел. Он такой же смертный, как и все. Ничто человеческое ему не чуждо - и любовь, и гнев. И страсть... Зачем же о чем-то умалчивать, что-то прятать? Ведь поэт всю жизнь исповедывается. А исповедь с утайкой неестественна".

Игорь Бобков: "Не нужно. Абсолютно дурацкая идея".

Ганна Кислицына: "Вызначаць сення, што важна, а што не важна для гiсторыi - гэта па меншай меры нясцiпла. Нагадаю, рукапiсы не толькi гараць, яны i мокнуць, i парахнеюць: лес Багдановiчавых архiвау - лiшняе таму падцвярджэнне. Праблема не у тым, што "Дзеннiкi" М.Багдановiча не надрукаваныя, - змест iх з большага вядомы, а у тым, што няма навуковых публiкацый - у навуковым выданнi, з навуковым каментаром. Праблема у нашым стауленнi да гiсторыi, якую усе яшчэ спрабуюць перарабляць па сваiм разуменнi - дазваляючы цi не дазваляючы публiкацыi "непрыемных" дакументау. Супрацоунiкi музея Максiма Багдановiча матывуюць сваю адмову друкаваць дакумент тым, што ен не мае мастацкай вартасцi. Аднак у любым даследваннi творчасцi паэта бiяграфiя будуецца вакол жаночых iменау! У Багдановiча называецца, па меньшай меры, тры музы яго творчасцi - Ганна Какуева, Ганна Гапановiч i Кiцiцына. Ды яшчэ i Клава, гераiня ужо слыннага "Дзеннiка". Дык чаму ж мы, з такой замiлаванасцю разглядаючы музейную лыжачку, якой толькi в е р а г о д н а Багдановiч мог мяшаць гарбату, адмауляемся чытаць с а п р а у д н ы аутограф паэта? Публiкацыя дзеннiкау Пушкiна, Талстога, асабiстых лiстоу Бялiнскага выявiла гэтых людзей як не чужых не толькi высокiм пачуццям, але i нiзкiм iнстынктам. Цi сталi пасля гэтага iх постацi менш значнымi? Не! Адкуль жа гэты страх за Багдановiча?"

Вячеслав Рагойша: "В наше время, время широкого тиражирования разных "Эдичек", "Эммануэлей", доступности эротических (мягко говоря) Интернет- и телевизионных каналов, ставить вопрос о необходимости публикации "Дневников" Богдановича как-то странно. Удивительно, что они до сих пор не опубликованы, даже в последнем, Полном собрании сочинений писателя в 3 томах. После этого возникает вопрос: разве данное издание - полное собрание сочинений?"

Сергей Гумилевский: "Мы воспринимаем Богдановича как очень чистого, светлого поэта, хотелось бы, чтобы этот образ и остался в нашем сознании".

Петро Васюченка: "Рана або позна усе занатаванае пiсьменнiкам публiкуецца, i настае чарга асэнсоуваць апублiкаванае. Вось тады i дарэчы ставiць i вырашаць этычныя пытаннi. Культу Багдановiча публiкацыя не зашкодзiць".

Раиса Боровикова: "Что такое "интимные подробности"? Что выиграет всемирная литература, если изъять из нее книги Андре Моруа? А там же - одни "интимные подробности" о Бальзаке, о Жорж Санд, о Гойе... Нашей литературе как раз и не хватает мемуарности. Мы, белорусы, слишком "застегнуты на все пуговицы". А иногда какую-то пуговицу надо и расстегнуть..."

?Какова была бы судьба Максима Богдановича, если бы он не умер в 1917 году?

Эдуард Акулин: "Яго б расcтралялi у 37-м. Чамусьцi у сувязi з гэтым пытаннем мне яшчэ прыгадваюцца "ясенiнскi гальштук" i "купалаускiя харакiры"... Максiм Багдановiч не умеу хлусiць i нiколi не хлусiу у творчасцi. Я не уяуляю яго аутарам сацартаускiх лiтаратурных "дрындушак". А вось свайго Ленрата цi Лангфэла i беларускi эпас кшталту "Калевалы" бадай што займелi б. Шкада. Не лес".

Леонид Дранько-Майсюк: "Когда я читаю "Загадку Богдановича" Михася Стрельцова, слушаю прекрасные песни Лученка и Мулявина, созданные на стихи поэта, то мне кажется, что он не умер в 1917 году. Но когда же читаю самого Богдановича, то понимаю: после мая 1917-го жизнь уже была невозможна, и ни о какой судьбе (счастливой, несчастливой) говорить не приходится".

Петро Васюченка: "Багдановiч сам тварыу уласны лес. Ягоны лiрычны герой бесперастанку скардзiцца на сваю нямогласць, прадчувае хуткую смерць i гэтым самым наблiжае яе. Дарэчы, Максiм Багдановiч - з тых нешматлiкiх у сусветнай лiтаратуры паэтау, якiм удалося эстэтызаваць такiя непрыгожыя рэчы, як хвароба, старасць, смерць. Паэта забiлi не сухоты, а спосаб творчага жыцця - гарэнне. Калi б ен пражыу больш за 26 гадоу, гэта быу бы ужо не Багдановiч".

Арнольд Макмилин: "Он мог бы стать жeртвой сталинского террора или в лучшeм случаe разочароваться и творчески дeградировать, как это случилось, например, с Купалой".

Ганна Кислицына: "Здаецца, лесавызначальнай была усе-ткi не смерць у 1917 годзе, а хвароба, якая прадвызначыла усе мастацкае жыцце паэта, надаушы яму не толькi трагiзм, але i яскравасць".

Сергей Гумилевский: "Вряд ли Максим Богданович пошел бы на какие-то компромиссы, стал воспевать достижения нового строя. Его ждал бы очень сложный, тернистый путь".

Геннадий Пашков: "Яркие таланты всегда привлекают к себе внимание не только доброжелателей. Вспомним судьбы Есенина, Маяковского... Одно могу сказать: жил бы Максим Богданович подольше, белорусская литература выиграла бы однозначно!"

Раиса Боровикова: "Наверняка он прошел бы ГУЛАГ. Туда попадали самые талантливые".

Игорь Бобков: "У меня такое ощущение, что ранняя смерть Богдановича оборвала очень важную линию в белорусской литературе. Линию литературы интелектуальной, метафизической, линию игры с формой. В конце концов - линию Духа. Только Богданович был способен продолжить Мицкевича и в этом смысле связать новую белорусскую литературу с теми высотами, которые были достигнуты в польскоязычной белорусской поэзии XIX столетия. Но для этого надо было дожить хотя бы до сорока..."

Вячеслав Рагойша: "В последнее время наблюдается нездоровая тенденция (особенно среди молодых литераторов) противопоставить Богдановича Купале. Не говоря уже о том, что без Купалы не было бы и Богдановича (во всяком случае, такого, каким мы сегодня знаем автора "Вянка"). В искусстве, в отличие от науки и техники, ни один талант не может заменить другой. Янка Купала - это "наше все", как Александр Пушкин - у русских, Тарас Шевченко - у украинцев... Хотя... если бы Богданович прожил столько, сколько Янка Купала, то еще неизвестно, кто у нас стал бы Купалой..."
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter