Стой за колонной, Кальпурния!

Как вам заголовок статьи: «Скромное обаяние женского творчества»? Нет, автор вовсе не хотел сказать что–то обидное в адрес выставки известной художницы, о коей писал... Не уверена даже, что он читал Артура Шопенгауэра, утверждавшего, что «женщины существуют единственно для распространения человеческого рода, и этим исчерпывается их назначение». Но все же... Стереотипы сильны. Наша землячка Ганна Тюндевицкая, написавшая в середине XIX в. бестселлер «Гаспадыня лiтоўская», просит в предисловии прощения у читателей–мужчин, что осмеливается их поучать. «Доктор медицины и окулистики» Саломея Русецкая–Пильштынова, оставившая книгу–дневник «Авантуры майго жыцця», тоже постоянно делает реверансы перед читателем своего, XVIII, века за то, что «белагаловая» (так называли женщин в Великом княжестве Литовском) высказывает свои суждения... В литературе идеальная женщина — это некая Кальпурния, жена Плиния Младшего: «Как она волнуется, когда мне предстоит выступать! Как радуется, когда я возвращаюсь из суда! Все, что я пишу, она перечитывает по многу раз, знает наизусть. Если ей случается присутствовать на моих выступлениях, она стоит за колонной и жадно ловит каждое слово. Когда я слагаю стихи, подбирает к ним на кифаре мелодию, а между тем она никогда не училась музыке и ее единственной учительницей была любовь». Как пишет Ян Парандовский: «Зато Флобер несколько лет чувствовал себя счастливым с графоманкой Луизой Коле. Время от времени он давал ей советы, как писать, и получалось приблизительно то же самое, как если бы орел учил летать курицу». А вот Франтишка Уршуля Радзивилл писала своему мужу, несвижскому князю, письма в стихах: «Толькi ты з’ехаў, пiсалася лёгка,/ З часам цяжэйшым зрабiлася пёрка./ Сёння я ледзьве руку падымаю,/ Ды не пiсаць не магу, бо кахаю». Сочиняла княгиня и пьесы, которые ставились в созданном ею Несвижском театре. Главной героиней пьес была нежная, любящая девушка, которой изменял ветреный муж. Но Вирджиния Вулф не зря говорила: «Женщина, обладающая гениальностью Шекспира, в XVI веке была бы затравлена, лишила бы себя жизни или закончила бы ее вне общества, где–нибудь в глухой деревушке, как ведьма». Даже гениальная Хуана Инес де ла Крус, аристократка XVII в., в 14 лет получившая от вице–королевы Мексики титул придворной дамы за поэтический и научный талант, восклицала: «Сколь разума проклятье тяжело, сколь непосильно бремя дум...» И в 16 лет ушла в монастырь. Как и наша Евфросиния Полоцкая, ставшая, среди прочего, основательницей школ для девочек. Что ж, биограф Хуаны Инес де ла Крус писал, что таких женщин нельзя мерить общей меркой, ибо «хотя сердца их полны безмерной любовью, в мире не отыщется человека, достойного этой любви».

Осип Мандельштам как–то обмолвился, что «женская поэзия является бессознательной пародией». Тургенев высказался приблизительно в том же духе: «В женских талантах... есть что–то неправильное, нелитературное, бегущее прямо от сердца, необдуманное, наконец». Впрочем, иногда находились умные мужчины вроде Шеридана, рассуждавшего так: «Женщины управляют нами, постараемся же довести их до совершенства; чем более будут они знать, тем совершеннее будем и мы. От развития женского ума зависит и мужская мудрость». Так думает и герой повести Якуба Коласа «На прасторах жыцця» студент рабфака Степка, поучая свою любимую Аленку. Правда, в то время как Аленка пишет лирику вроде «Я вяночкам мiлых мар дзявочых/ Мiлы вобраз спавiла,/ З iм я гутарыла ночы,/ З iм шчаслiва я была», Степке нравятся стихи вроде «Гэй, прайшоў Кастрычнiк плугам». Короче, «няхай яна пiша, але вясёлыя, жывыя, поўныя энергii вершы...».

Это снисходительное «няхай яна пiша» и создает то, о чем говорит современная итальянская поэтесса Мария Луиза Спациани: «Жизнь женщины труднее жизни мужчины, а поэтессы — труднее, чем поэта. И вот подтверждение: треть самых известных поэтесс в этом мире кончают жизнь самоубийством...» Но нам лучше вспоминать нашу Тетку, Алоизу Пашкевич, которая обращалась к белорусским женщинам с призывом сбросить вековые путы... «Цяпер, братцы, мы з гранiту, душы нашы з дынамiту». Оно, конечно, не так радикально, но женская литература давно перестала быть резервацией. Ну а что о нас говорят всякое — куда денешься. По выражению французского писателя С.Буффлера, «о женщинах всегда найдется что сказать, пока хоть одна из них останется на земном шаре».