Как нарисовать часы?
Октябрь. Осенняя изморозь. Большое–большое небо бело–серого цвета, рыжая стерня, небольшое стадо коров, костерок, белесый, как молоко в воде, дым прижимается к колючей земле... Я сижу при костре и пеку картошку. Рядом ходят коровы. Посматривают на меня печальными влажными глазами. Своей корове я даю корки хлеба, и она осторожно берет их с ладони мокрым и мягким ртом. Соседским коровам я ничего не даю, но от костра не отгоняю. Время не движется, а может, это мне, одиннадцатилетнему, так кажется.
Поле на пригорке между лесами. Вот я и посматриваю на коричнево–зеленый лес. Отец отошел посмотреть, поискать грибов, а меня оставил за пастуха. Наконец он появляется.
Идет неторопливо в своем темном брезентовом плаще. Кепка в руках, а в ней — грибы.
А какие — не помню. Вот и вся картинка, вот и все кино...
Тогда мне сильно надоели дождь, коровы, недопеченная картошка и отец с его грибами... Теперь же тот серо–рыжий осенний пейзаж, пропахший дождем и дымом, люблю. Ведь и я, и отец, и птицы, и коровы — его часть, а сам пейзаж — часть меня.
* * *
Все учителя, какие были у меня и какие, возможно, будут, не смогут показать и тысячной части того, что показал отец.
Последние ягоды клюквы, присыпанные первым мягким снегом, и еще яркую зеленую траву на болоте показал отец.
Круги на спиленном старом дубе. Он водил по ним моим пальцем и заставлял считать. После двадцати я сбивался, а он меня поправлял...
Острые, как иглы, когти нетопыря. И его необыкновенно мягкие крылья.
Облака, что невероятно быстро летят и летят, а по полю бегут их тени и делают мир изменчивым и живым.
Мотылька цвета августовской ночи. До его крыльев нельзя дотрагиваться даже чуткими детскими пальцами, а можно только смотреть и удивляться загадочным голубым знакам. А я дотронулся...
Млечный путь и звезды...
Океаны, моря и реки, горы на большой клеенчатой карте...
А еще я узнал от него, что струйка воды толщиной в спичку, вытекая из кухонного крана, за сутки может налить сорок ведер. Кран надо закрывать. Отчего запомнилось это? По–видимому — это важно...
* * *
Часы... Механические, в блестящем стальном корпусе, надо ежедневно подкручивать колесико, заводить... Как для меня, то такие часы — тяжелые. А отцу они нравились — с руки не снимал, и работал, и спал с ними... Но часы испортились, стрелки перестали двигаться. В гэпэшной мастерской ремонтировать отказались, какой–то детальки не нашлось. Я приехал домой, и отец пожаловался на местного мастера. Попросил, чтобы я отремонтировал их в столице. Так и приехали отцовские часы в маленькой коробочке в Минск. Времени бегать по мастерским не было. Часы лежали в письменном столе. Я о них не вспоминал, а отец напоминал несколько раз. Чтобы не бегать по мастерским, мы с женой зашли в магазин и купили новые часы. Механические, противоударные, с большими цифрами, на красивом коричневом ремешке. Их и привезли отцу в подарок. Новые часы ему понравились. С теми часами его и похоронили. Только не на руку надели, а мама положила в карман пиджака...
Я не знаю, как можно нарисовать отцовские часы. Да так, чтобы и без подписи стало понятно, что эти исцарапанные, старенькие часы для меня очень важная вещь.
Я так и не отремонтировал их...
А разве можно на нарисованных часах понять — остановилось время или бегут их стрелки?
