Вот и сейчас, традиционно отправляясь в Москву на торжества, посвященные Международному дню театра, Ростислав Иванович радостно добавляет:
— Увижусь со своими... С Олежкой-то вряд ли, у того съемки. А вот с сыном, внучкой, внуком, невесткой любимой...
А на Рождество весь актерско-режиссерский “клан” собирается вместе во что бы то ни стало — несмотря на все дела, съемки, поездки, гастроли. Этим людям всегда есть о чем поговорить, что вспомнить, и они всегда уверены, что при случае непременно найдется плечо, на которое можно будет опереться.
Ян Янковский
Мало кто знает, что корни у Янковских — белорусские. О чем, кстати, говорит сама фамилия, образованная от имени Ян, Янка.
— Как же! Отец был Ян Янковский, в России ставший Иваном. Ополяченный белорус. У нас под Витебском имение когда-то было, — рассказывает Ростислав Иванович.
Иван, или, если угодно, Ян Янковский, гвардейский офицер, штабс-капитан лейб-гвардии Семеновского полка, в Первую мировую был награжден офицерским Георгиевским крестом — наградой, невероятно почитаемой в России. С гордостью рассказывая об этом, Ростислав Иванович упоминает, что служил отец и в Красной Армии, вместе с Тухачевским...
— Это как же? — такая деталь как-то не связывается у меня с нарисовавшимся образом, словно сошедшим со страниц “Белой гвардии”.
— А вот как. Во время Брусиловского прорыва он был тяжело ранен, получил пулю в почку. А пока лечился в Юсуповском госпитале в Питере — случилась революция. Он рассказывал, как вышел из госпиталя: солдаты на улицах, шум, гам, песни революционные... Все по-новому. И вдруг из одной машины с солдатами его окликают: “Ваше благородие! Иван Палыч!” Он узнал прапорщика Бондаренко, с которым служил в гвардии, более того — этот самый прапорщик и вытащил его, раненого, с поля боя. “Пойдемте с нами! Что ж вы, бросите своих солдат?” И отец действительно пошел со своими солдатами... Потом служил с Тухачевским, который тоже начинал карьеру в Семеновском полку, так что сослуживцами они были еще в царской гвардии.
Однако несмотря на службу в Красной Армии, в советское время Иван Янковский дважды сидел. А семья “врага народа” сменила вместе с ним много городов и весей.
— Я ведь впервые увидел отца где-то в 35-м году, мне уж пять лет было, — вспоминает Ростислав Иванович. — Он вернулся из лагеря, из Воркуты, с лесоповала. До сих пор помню, какое это было счастье. Мы тогда жили в Одессе. Гуляли с бабушкой, пришли домой — а тут сидит какой-то мужчина, обнимает мою маму... Я сначала испугался, а потом узнал его — фотографии-то видел! Кинулся к нему: “Папа! Папа!” Отец писал матери из лагеря, просил отказаться от него, от фамилии, чтобы не нести и ей, и сыну клеймо “врага народа”. Но мама этого не сделала. В 37-м отца посадили опять, но ему повезло, освободили в тот короткий период послабления, когда Ежова сменил Берия.
После этого семья переехала в деревню под Рыбинск. Город, тоже знаменитый огромной “зоной”.
— Господи, какие люди там сидели! Какие актеры, музыканты... Какие концерты они давали! А в зале присутствовали в основном чекисты да работники ГУЛАГа... — вспоминает сейчас Ростислав Иванович. — После того, как голодно мы жили в Одессе, мне казалось, что я попал в рай. Я впервые увидел, как на столе стояло блюдо с яйцами, молоко. Спрашивал бабушку: “Это можно брать?” — а она радостно отвечала: “Кушай на здоровье, деточка!”
К нам приходили друзья отца, “вольнопоселенцы”. Все бывшие казаки, офицеры лейб-гвардии. Потрясающе интересные люди. Помню эти удивительные вечера: беседовали, вспоминали Первую мировую, революцию. Играли в карты, домино, часто пели, отец читал вслух... Иногда я думаю, как хорошо, что тогда не было ни телевидения, ни видео, — столько человеческого общения было!
А бабушка Ростислава Ивановича по материнской линии любила вспоминать, как Володя Ульянов — тот самый, что потом стал Лениным — катал ее по Волге в лодке. Она жила тогда в Симбирске, ее дом был неподалеку от дома Ульяновых. Будущий вождь пролетариата хаживал в гости к ее брату.
— Он мне еще куколку хотел починить, — говорила бабушка, — но только выколол ей глазки...
— Когда она рассказывала это нашим приятелям, пионерам, — смеется Янковский, — мы едва под стол не лезли от страха. Про Ленина — и вдруг такое!
Ростислав Иванович говорит, что импульс стать актером дали ему не столько увиденные в детстве постановки, сколько вот эти вечера. Отец, который обожал театр и сам прекрасно декламировал. Мать, что в юности занималась балетом. А разве можно умолчать о заслугах бабушки, которая, чтобы подарить внукам праздник во времена голодные, страшные, переодевалась Дедом Морозом в Новый год — ведь отец-то был в лагерях...
Спустя много лет Ростислав Иванович играл Нагульного — “товарища, который всех этих белогвардейцев терпеть не мог”, смеется Янковский, показывая на фотографию, что случайно оказалась на столе в гримерке. Отлично сыграл. Такова она, загадочная актерская душа.
Профессиональное “заболевание”
— Театр — это не профессия, это заболевание, — говорит Ростислав Иванович.
— А кто “заболел” первым?
— Конечно, я — самый старший. Помню Казахстан, Джезказган, где мы жили в войну. Рудники, медеплавильный комбинат, на котором отец работал начальником отдела технического снабжения. Можете представить, как там было с театрами... Стоял барак, оборудованный под кинотеатр. И мы, мальчишки, мечтали о кино. Я даже устроился, помню, на каникулы учеником киномеханика с одной целью — смотреть ВСЕ фильмы! О, это было что-то необычайное — “Два бойца”, “Истребители”... А когда немцев погнали от Москвы, то “Разгром немцев под Москвой” просто на улицах показывали — натягивали простыни вместо экрана. Собирались толпы народа. Мы, мальчишки, кидали камнями в этих экранных фрицев.
Здесь же, в Джезказгане, я впервые увидел театр... казахский!.. Представьте: полный зал русских шахтеров, и на сцене —по-казахски — спектакль “Девушка Жебек”. Я смотрел из-за кулис: герои в красивых богатых халатах, меховых малахаях, копья, луки, гортанная речь... А со сцены кто-то из актеров нет-нет да и выйдет за кулисы, ребенка посадить на горшок или напоить кумысом... Эта двойная театральная реальность была для меня загадкой, полной очарования. Еще помню, как после спектакля “Без вины виноватые” в самодеятельном театре комбината просто боготворил актера, который сыграл Шмагу. Я ходил за ним по пятам, он казался мне величиной, настоящим артистом! “Ну что ты, мальчик, все время за мной ходишь?” — ворчал он, а я спрашивал благоговейно: “Это вы — Шмага?” Он смеялся: “Я не Шмага! Сколько тебе говорить, я бухгалтер, работаю вместе с твоим отцом...” Наверное, в это время я и “заразился” театром.
— А ваша самая-самая первая роль?
— В школе мы возродили самодеятельный театр, организовали его старшеклассники, но ушли на фронт. Здесь я и сыграл свою первую роль — молодого цыгана в “Цыганах” Пушкина. Сейчас не могу вспоминать без улыбки. Земфирой была десятиклассница, пышнотелая, крупная. Я щепкой был по сравнению с ней. Для любовной сцены нам наваливали гору подушек. Алеко играл мальчик-армянин, но почему-то лишенный всякого темперамента, бубнил себе под нос: “Зэмфира нэвэрна, Зэмфира нэвэрна” и махал деревянным ножом. Потом он нас с Земфирой убивал. Помню, она упала на меня всем своим роскошным телом, втиснула в подушки и чуть не задушила. Я, покойник, стал дергать ногами, мне не хватало воздуха. Но тем не менее успех был потрясающий!
Брат за брата
А вот для Олега Янковского театр начинался... с Минска. Когда Ростислав Иванович стал работать в Русском театре, то привез сюда и младшего брата.
— Я забрал Олега в Минск из Саратова. Приехал, увидел, как трудно семье живется. Отец умер, мама должна была обеспечивать Олега с Колей и бабушку. Работала, но дома не всегда было что поесть. А я уже обосновался в Минске, в Русском театре, был самостоятельным, даже семейным человеком. Вот и взял Олега к себе. А ведь жили мы тогда прямо вот здесь. — Ростислав Иванович кивает на стены родной гримерки в Русском, где мы и ведем разговор, и усмехается моему недоумению. — А как вы думали! Это сейчас квартиры дают... А тогда Минск строился после войны. Все, конечно, верили, что со временем он будет красивый, мощный, “широкоплечий”. Но до этого еще надо было дожить. А тогда, в 50-х, и такое жилье было счастьем. Только через три года мы переселились из гримерки в квартиру. Так что Олег здесь жил с нами, в этом театре, и здесь же первый раз вышел на сцену в спектакле “Барабанщица”. Я-то еще думал, признаться: куда ты лезешь, мальчишка! А увидел его на сцене, поразился: смотри ты, какая органика! Он был убежден, что станет актером. Говорил: “Вот увидите — буду! Что, один Слава, что ли, актер?!” И правда, стал артистом — и большим. Артистом и театра, и кино. Я горжусь им.
Из Минска, повзрослев, Олег Янковский уехал учиться в Саратовское театральное училище. Женился на студентке Лидии Зориной, вскоре ставшей знаменитой актрисой. Тогда еще спрашивали: “Кто такой этот Олег Янковский?” — “А это муж Зориной!” После гастролей Саратовского театра в Ленинграде сразу два мэтра, московский Марк Захаров и ленинградский Игорь Владимиров, одновременно пригласили молодого актера к себе. Олег Янковский предпочел Москву. Ростислава Ивановича, кстати, питерцы переманивали из Минска целых три года! Остался актер из-за огромной своей любви к минской сцене и — к младшему сыну...
— У Володи тогда было плохо с легкими, семь раз за год болел пневмонией, — рассказывает Янковский-старший. — И жена сказала: нет, не поедем, в питерском климате он туберкулезником станет. А без Нины, без сына как бы я поехал? Семья могла бы и развалиться! Нет, на это я никогда бы не пошел.
Теперь питерцы смеются, что у худрука питерского “Ленкома” Владимирова была аллергия на фамилию Янковский — что одного, что второго звали, а они не поехали...
— Ростислав Иванович, любопытно, когда два брата — такие яркие актеры, как вы с Олегом Ивановичем, присутствует ли в отношениях некая творческая соревновательность? О чем вы думаете, когда смотрите, к примеру, фильм “Тот самый Мюнхгаузен”?
— Если соревновательность и есть, то я лично ее не ощущаю. Просто всегда радуюсь успехам Олега. Если у него хорошая театральная работа в Москве — обязательно еду, специально билет беру на самый последний поезд, чтобы спектакль посмотреть. Что-то считаю более удачным, что-то — менее. В кино он вообще мне во всех фильмах нравится, считаю, очень большой киноартист! А то, что он мой брат... это потом. Мы, актеры, умеем отстраняться. Будешь думать о том, что там, на экране или на сцене, твой брат, это помешает восприятию, становишься необъективным. Если этого отстранения не происходит — беда! Значит, это не увлекло, это плохо.
Опять же мало кто знает, что братьев Янковских — трое. Кроме младшего, Олега, родившегося в 44-м, есть еще средний, Коля, — 41-го. Николай Янковский тоже имел все шансы прославиться, уже поступал в театральное училище в Саратове, но мечту о театре ему пришлось оставить. Нужно было работать, кормить семью, отца к тому времени уже не было в живых, он остался с бабушкой, мамой и Олегом за старшего, кормильца, потом женился. Но даже не став, как братья, актером, Николай всегда работал именно в сфере культуры — был худруком народного театра на одном из предприятий Саратова, а теперь — заместитель директора кукольного театра, заслуженный работник культуры России.
Дважды папа, дважды дед
Сын Олега Янковского Филипп — режиссер, которому такие картины, как “В движении” и “Статский советник”, уже принесли широкую известность. Сыновья Ростислава Янковского тоже продолжают если и не театральную, то культурную династию: Игорь, старший, окончил Щукинское училище, работал в театре на Малой Бронной в Москве, но затем предпочел работу в рекламном бизнесе. Сейчас — президент Международного фестиваля рекламы. Младший, Владимир, крупнейший клипмейкер. Его наградами — “Золотой звездой” в Париже, “Платиновой аркой” во Франкфурте, наконец, “Бриллиантовой короной” в Лондоне — отец очень гордится. Но не теряет надежды, что когда-нибудь сыновья снимут хорошие фильмы.
Ростислав Иванович “дважды дедушка”. Старший внук, Денис, учится в Англии, хочет работать в маркетинге. Внучка, Анна-Мария, живет в Москве с родителями, пошла в первый класс, занимается музыкой.
Продолжат ли актерскую династию самые младшие Янковские — покажет время. А Ростислав Иванович слишком их любит, чтобы не предоставить им полную свободу выбора жизненной дороги. И пока мечтает об одном — стать “трижды дедушкой”.
