Но Николай-чудотворец был не просто неповторимым. Он был близким, понятным, родненьким. “Николай-угодничек” — так говорила мама. Слово “угодник” не будило в моем детском уме никаких светских значений. Ничего порицательного, достойного презрения или иронии я в нем тогда не слышал. А все потому, что первым это слово “примерил” святитель Николай, седой старец с древней иконы. Чистый. Добрый. Надежный.
Николай-угодник такой старец, что поискать! Смотрит смело, прямо. Сразу видно — сильный человек и мудрый. Сколько доброты в этом образе! Но доброта вовсе не вялая, слезливая, томная. Смотрел святитель таким решительным, бодрым взглядом, что сразу видно — сильный человек, мужественный, такой в обиду не даст. И именно это сочетание меня удивляло в нем больше всего: как этот добрый человек может быть одновременно сильным и мужественным? Потом мне объяснили, что самое главное на иконе — глаза. Можно было и не рассказывать. Так он смотрит с иконы — поневоле выпрямишься, выправишься.
Пишут его образы в Сербии, Болгарии, поминают в Германии, Франции и далекой Америке. А ведь он умер за тысячу лет до ее открытия. Меня завораживает мысль, что мы молимся человеку, который не только ни слова не знал по-русски, но даже и не подозревал, что через несколько столетий далеко на севере появится неожиданное государство, которое станет христианским при самом своем рождении и именно его, провинциального греческого епископа, полюбит как родного отца и единоплеменника.
Что-то в облике этого человека было такое, что русские люди поверили ему сразу и безоглядно. Но отчего-то мне кажется, что сердца наших предков покорило не столько житие святого, сколько его иконный лик. Мудрый старец с открытым лицом — правдолюбец, защитник правды, ревностный ее свидетель.
Широко открытые добрые глаза — отражение сердца, в котором никому не тесно, отеческая доброта — веселая, надежная, крепкая. И с добротой — спокойная сила и бесстрашная решительность, готовность бороться за правду, стоять за правду даже до крови. В образе Николая-угодника — доброта и правдолюбие неразличимы, слитны, едины, как и должно быть в жизни каждого ученика Христа.
Когда я стал священником, на икону святителя я стал смотреть уже другими глазами. В старинных росписях и среди житийных клейм на иконах святителя вы обязательно найдете изображение, где Николай-чудотворец спасает от казни невинно осужденных. Гениальный Репин даже написал на этот сюжет одну из своих знаменитых картин. Он долго работал над этим полотном, искал нужные жесты, но, в конце концов, повторил тот священный жест, который сохранили древние иконы: спасая узников, святитель хватается за меч. Но не так, как берется за меч воин. Великий правдолюбец голыми руками хватается за само лезвие меча, останавливая уже замахнувшегося им истязателя. У меня замирает сердце, когда я просто себе это представляю. Бороться за правду — это вот так, как святой Николай — хвататься голыми руками за острие меча, своей кожей, своей кровью стать между мечом и жертвой. Он готов был потерять руки, только защитить бы невинных.
Вот какую доброту проповедовал святой Николай, святой правдолюбец. Если когда-то станут писать икону подлинного пастырства, не надо искать новые образы, премудрые и заумные. Этот образ уже найден. У наших предков он всегда был перед глазами. Они с ним сверяли свою жизнь. Старец-правдолюбец, хватающийся за лезвие меча своими руками, старец, презиравший боль и опасность, когда речь шла о правде, — это чудотворец Николай, угодивший Богу своей бесстрашной добротой и благословенным правдолюбием.
Архимандрит Савва Мажуко
