В Московском академическом театре им. Маяковского на малой сцене под занавес сезона дали премьеру — драму «Любовь людей» по пьесе 25–летнего белорусского автора Дмитрия Богославского. После того как «Маяковку» возглавил литовец Миндаугас Карбаускис, театр повернулся к молодым авторам и режиссерам. Для нас это событие радостное: премьеры белорусского автора на академической сцене в Москве давно не случалось. Причем Богославский — не просто очередной «инженер душ человеческих», он еще и актер Белорусского государственного молодежного театра.
— Дима, в какой момент решили взяться за перо? Не устраивал тот драматургический материал, с которым приходилось иметь дело?
— Я и сейчас как–то не очень ощущаю себя писателем или драматургом. Писать начал осознанно, после того как Молодежный театр ушел на реконструкцию. Стало мало работы, мало места для самореализации. Недовольства драматургией, думаю, не было. Просто иногда мы не можем правильно прочитать ту или иную пьесу. Не можем подобрать к ней ключи. Не до конца разбираемся, почему автор написал именно этот текст, именно в это время?
Сейчас очень распространенная беда: режиссер не считается с автором. Может свободно резать пьесу на куски, сам что–то дописывать, вымарать, если ему что–то мешает. Но ведь если что–то мешает — значит, пьеса «не твоя», возьми другую.
— С чего началось ваше сотрудничество с театром им. Маяковского?
— С того, что мне позвонил Миндаугас и предложил отдать «право первой ночи» в Москве на эту пьесу именно его театру. Как худрук материал он предложил режиссеру Никите Кобелеву. И, конечно же, я согласился. Ездил на «застольный период» — мы вместе разбирали пьесу. Потом почти до выпуска получал по интернету множество вопросов и от режиссера, и от артистов.
— Удалось избежать художественной неправды, когда москвичи играют сельских жителей? Или хотелось крикнуть на премьере: «Не верю!»?
— Проблемы нашей и российской глубинки во многом схожи. И режиссер очень точно попал с распределением артистов, а они — в персонажей. Все сделали, как говорится, без купюр, оставили даже ненормативную лексику, что тоже очень сильный шаг для театра с такой историей. Все три часа, пока длится спектакль, «Не верю!» ни разу закричать не захотелось. Конечно, видел зрителей, которые не воспринимали или отказывались воспринимать спектакль, куда без этого? Но было и так: передо мной сидела иностранка с переводчицей, и в самых драматических местах переводчица просто забывала переводить, что происходит на сцене.
— В пьесе довольно жесткая фабула. Сразу рождается цепь ассоциаций от «южной готики» в стиле Фолкнера до урбанистических гиньолей Балабанова...
— Вопрос о жесткости фабулы — это только вопрос предлагаемых обстоятельств. Кто–то говорит, что в пьесе нет любви, а я говорю, что есть. Да, она вот такая — запутавшаяся в сетях озлобленности, лени, пьянства, одиночества. Мы очень часто отворачиваемся, глаза закрываем, а потом говорим, что этого или того у нас нет. А оно есть! И пьянство, и насилие в семьях, и бешеное одиночество, от которого современный человек куда только не прячется.
— В чем, на ваш взгляд, главная проблема современной белорусской драматургии?
— Нет драматургии — нет проблем! И это правда (смеется). Мне кажется, нам не хватает общения, диалога и друг с другом, и с театром. Нас несколько молодых драматургов в декабре объединилось в «Студию альтернативной драмы». Провели уже три акции. 13 вечеров читали современную белорусскую драматургию. И зритель был, и ходил изо дня в день.
В России ни один фестиваль или конкурс не проходит без мастер–классов — нормальная практика, абсолютно необходимая нам сегодня. Надо создавать лаборатории при фестивале национальной драматургии в Бобруйске, организовывать ежегодные конкурсы драматургии, чтобы возникала конкуренция. Пока все слишком успокоенные.
Пора прекращать идти на поводу у зрителя. В Минске нет ни одной площадки с жесткой репертуарной политикой. Нет художника, ведущего коллектив туда, куда ему нужно, как, например, Петр Фоменко или Сергей Женовач. Наверное, только главный режиссер кукольного театра Алексей Лелявский последовательно строит «свой» театр.
— Как переносит все тяготы коллектив Молодежного театра? Нет своей площадки — идет ремонт, кресло художественного руководителя пустует...
— Ждем нового здания, все хотят снова окунуться в нормальную работу. Артисту нужно постоянно держать себя в тонусе, что весьма сложно, если выходишь на сцену один–два раза в месяц.
— Продолжится ли ваше сотрудничество с «Маяковкой»? Появятся ли ваши пьесы на других московских площадках?
— Не знаю, я ведь только дебютировал, а вы уже такие вопросы задаете... Жизнь покажет. Осенью должен выйти спектакль в Абакане, но важно, чтобы что–то сдвинулось с мертвой точки у нас в театре. Это самое главное.
