Выстави демократы безусловно харизматичного кандидата – победа им была бы практически гарантирована, настолько непопулярен сегодня Буш. Но такового не нашлось. Несмотря на всю политкорректность, давно охватившую Штаты, есть огромные сомнения в том, что американцы готовы привести в Белый дом афроамериканца. И это резко повышает шансы ястреба-республиканца Джона Маккейна.
Неясно, кто будет президентом. Однако прогнозы о внешнеполитическом курсе будущего президента США можно делать на основе объективных тенденций. Хозяин Белого дома в любом случае оказывается в «коридоре возможностей», который отнюдь не так широк, как кажется самим американцам и многим жителям других стран, все еще завороженным американской мощью. За время президентства Буша-младшего проявились два ограничителя американских амбиций.
Первый – это противоречие основной цели американской внешней политики (установление демократической системы американского типа по всему миру) и средств ее достижения (средства допускаются любые, включая прямую военную агрессию).
Второй – противоречие между глобальными амбициями и военными возможностями. Военные расходы США, равные военным расходам всех остальных стран мира, вместе взятых, становятся непосильными даже для мощнейшей экономики США. В противопартизанской войне, которую США сейчас ведут в Ираке и Афганистане, техническое превосходство вторично, такая война – война людей. При этом наемный принцип комплектования не позволяет вести длительную войну с большими жертвами со своей стороны («за деньги можно убивать, за деньги нельзя умирать»), а возвращение к призывной системе невозможно по политическим причинам. К этому добавляется фактическое отсутствие союзников. Кроме Великобритании и, пожалуй, Австралии, по-настоящему воевать за интересы США не готов никто. Этот ограничитель в отличие от первого осознан в США довольно четко, хотя, видимо, еще недостаточно.
Кроме ограничителей есть еще конкретные вопросы по поводу того, как будут развиваться события в ключевой на сегодняшний день части света – в Азии.
Насколько устойчива нынешняя тенденция к снижению насилия в Ираке которого американцы добились путем увеличения своей группировки и повторения российской стратегии в Чечне – разделения противостоящих сил на «националистов» и «исламистов» и привлечения первых на свою сторону?
Каково будет поведение Ирана, то есть будет ли он развивать ракетно-ядерную программу?
Как будет развиваться ситуация в Афганистане, где в отличие от Ирака происходит очевидное ухудшение обстановки, а европейские члены НАТО (кроме все той же Британии) ясно дали понять Вашингтону, что всерьез воевать не будут?
По поводу палестино-израильского конфликта вопросов нет, он неразрешим. Зато к ближневосточным вопросам добавляются дальневосточные.
Как будет идти диалог между США и КНДР, в котором стороны не доверяют друг другу ни на один процент, при этом стремятся доказать самим себе, что капитулировал противник, а не они сами?
Каким способом Китай в этом году решит вопрос Тайваня и что будут делать в этой ситуации США?
Наиболее принципиальным является именно последний вопрос. Смена власти на Тайване и в США в сочетании с ожидаемым организационным и спортивным триумфом КНР на Олимпийских играх в Пекине создают для Китая идеальную ситуацию, чтобы сразу после окончания Игр, в момент, когда президентская кампания в США подойдет к кульминации и Америке станет ни до кого и ни до чего, поставить перед Тайбэем ребром вопрос об объединении. В случае реализации мирного варианта воссоединения по принципу «одна страна – две системы» (а он после победы Гоминьдана как на парламентских, так и на президентских выборах становится в высшей степени вероятным) Китай мгновенно переходит в совершенно новое качество по всем параметрам сразу – экономическому, геополитическому, научно-техническому, военному. И перед Вашингтоном всерьез встает вопрос: что делать? Отнестись к Китаю как к новому воплощению СССР и начать с ним холодную войну или дружить и делить сферы влияния?
США могут продолжить нынешнюю политику, делая вид, что никаких ограничителей нет. Это возможно в том случае, если последние иракские тенденции сохранятся и будут интерпретированы как стратегический успех. Тогда может возродиться совсем, казалось бы, умершая идея ударов по Ирану и Сирии. Максимальным проявлением подобной политики могут стать даже полномасштабные операции против этих стран с оккупацией территории и сменой режима. Правда, это приведет США к гарантированной катастрофе. Более умеренным, поэтому и более вероятным вариантом могут стать массированные авиационно-ракетные удары с целью разрушения военного, промышленного и отчасти политического потенциала Тегерана и Дамаска. Этот сценарий весьма вероятен при Маккейне.
США могут от нынешнего демократического мессианства с сильными элементами большевизма перейти к «реальной политике» с большим упором на политические и экономические, а не силовые методы. Некоторое замирение в Ираке в этом случае так же интерпретируется как успех, который, однако, становится предлогом не для дальнейших войн, а для сокращения (возможно – до нуля) американской группировки в Ираке. Этот сценарий более вероятен при демократах. Обама активно педалирует тему вывода войск из Ирака. Впрочем, из Вьетнама тоже несколько президентов «выводили» войска в ходе избирательной кампании, но, придя в Белый дом, воевали еще активнее, чем предшественники.
Что будет делать Америка, если в Пакистане начнется хаос или власть возьмут исламские радикалы – сказать крайне сложно. Это будет ситуация, когда не воевать нельзя, а воевать невозможно.
В отношении Китая также возможно проведение «реальной политики» – относительно сбалансированного курса с критикой Пекина по конкретным экономическим и политическим вопросам, но без конфронтации и с попыткой «вовлечения» КНР в международные структуры, подконтрольные США. Подобная политика фактически проводится и сейчас, поэтому и демократы, и республиканцы могут ее продолжить просто «по инерции». Возможны, однако, и радикальные варианты – либо жесткая конфронтация в стиле «холодной войны», либо прямой дележ мира. Как это ни парадоксально, но при Маккейне вполне возможен любой из этих вариантов, хотя они и противоположны друг другу. Впрочем, если в этом году Пекин действительно будет решать тайваньскую проблему, уже нынешней администрации США в последние месяцы ее существования придется определяться.
Россия в американской картине мира занимает место на порядок меньшее, чем Америка – в российской. Ничего, даже отдаленно напоминающего российскую болезненную зацикленность на Америке, в США по отношению к России нет. Россия находится на периферии американских интересов, мелкие проблемы, которые создают друг другу Вашингтон и Москва, дела не меняют.
В любом случае в Америке прекрасно известно и про коррумпированность российской «элиты», держащей деньги в американской валюте в западных банках, и про коллапс российских стратегических ядерных сил, единственного фактора, позволяющего пока считать Россию великой державой. Там, видимо, хорошо понимают, что при сохранении нынешних тенденций (а совершенно непонятно, что может эти тенденции изменить не позже 2020 г.) вооруженные силы не смогут обеспечивать ядерное сдерживание и защиту даже собственной территории. В этом случае Россия будет рассматриваться как гигантское, почти пустое пространство, наполненное огромным количеством природных ресурсов, борьба за которые, безусловно, обострится до крайности (в первую очередь – между теми же США и Китаем). Скорее всего, ни демократы, ни республиканцы просто не будут пока мешать естественному ходу вещей.
Александр ХРАМЧИХИН,
заведующий аналитическим отделом
Института политического и военного анализа
