Владимир Цеслер — бесспорное имя в искусстве. Хотя его концептуальное творчество отнюдь не так бесспорно, как имя. Для одних Цеслер — гений, для других — циник, для третьих — расчетливый бунтарь, с безжалостным любопытством исследующий клише массового сознания... Тем не менее знакомством с ним гордятся даже те, кто не разделяет его иронии в отношении всего и вся, потому что Цеслер — уже сам по себе искусство, создающее поводы говорить о себе там, где едва ли кто от него ожидал. Устроить ночной вернисаж чуть ли не на железнодорожных путях, выставить в Минском метро кильку и копченую скумбрию — креативность Владимира Цеслера безгранична, эмоциональна, но при этом всегда рациональна. Цеслер по–прежнему одинаково силен в промышленном и словесном дизайне, его старыми и новыми цитатами в виде плакатов и выдержек из интервью переполнен интернет, однако такого виража в его творчестве многие все же не ожидали...
«Так что — цеслеровский соц–арт закончился?» — разочарованно спросил один из гостей выставки «Векторное пространство», открывшейся на днях в минской галерее «Ў». Абстрактные черно–белые постеры размером в несколько квадратных метров кому–то могут показаться всего лишь мастерским иллюзионом, аттракционом, вызывающим неожиданное головокружение и мельтешение цветных пятен перед глазами. «Мы даже думали поставить перед каждой из работ медитационную подушку: тут может не только голова закружиться, но и мысли неожиданные прийти», — замечает арт–директор галереи Анна Чистосердова. А критики рекомендуют вглядеться в «Векторное пространство» Владимира Цеслера повнимательнее и увидеть там позывные новостных программ или равные интервалы опор автострады, задающие ритм нашей жизни. И настоятельно советуют прийти сюда по возможности в такое время, когда никого, кроме вас, — ну и этих головокружительных полотен, разумеется, — в галерее не будет. Говорят, тогда можно услышать даже звуки, которые издают эти произведения...
— Так что — цеслеровский соц–арт закончился? — переадресовываю Владимиру Цеслеру чужой вопрос.
— Цеслеровский соц–арт никогда не закончится, — возражает художник, выпуская в морозный воздух многозначительное кольцо сигаретного дыма.
— Кстати, публика жалуется, что от вашего «Векторного пространства» болят глаза...
— Так и должно быть. Если глаза не болят — тогда зачем это все? Искусство призвано спасать мир от красоты!
— Ваш афоризм?
— Не мой, но мне очень нравится. К сожалению, не помню, кто это сказал...
— Для создания одного из своих творений вы целиком позаимствовали текст романа Виктора Пелевина «Generation П» — интересно, автор в курсе?
— Думаю, ему все равно. Впрочем, у меня есть друг, который дружит с сыном Пелевина, — полагаю, ему показали, что я сделал. Но текст здесь использован не для того, чтобы его читать. Гораздо важнее для меня было количество типографских знаков — собственно, это мог быть и фрагмент Библии, и «Муму»... Хотя, наверное, можно было и познакомиться с Пелевиным, пользуясь случаем. Но потом я подумал: а что я скажу ему при встрече? Да и зачем лезть человеку в душу...
— Где будут храниться эти работы?
— У меня в мастерской, я уверен. Еще, возможно, летом будет выставка в Польше... Музеи, правда, тоже интересовались, но для того чтобы музей купил работу, нужен хороший спонсор. А с этим пока сложно.
— В последние дни прошлого года в Москве открылся мемориальный музей Тургенева, одним из экспонатов которого стала копия вашей бронзовой «Муму» с рыбьим хвостом, оригинал которой установлен на берегу Ла–Манша...
— Ну да, причем я узнал об этом от совершенно случайных людей. Дело в том, что эту «Муму» я делал лет 10 назад для промоушена фильма Юрия Грымова на кинофестивале во французском Онфлере. Видимо, заплатив нам тогда какой–то гонорар, Грымов решил, что купил эту работу и вправе делать с ней что угодно... Кстати, мое авторство там указано?
— В репортажах по случаю открытия музея подчеркивалось, что в экспозицию музея вошла копия знаменитой скульптуры Владимира Цеслера...
— Между прочим, французы даже соорудили для нее отдельный сквер, вырыли там пруд, придумали специальное освещение, поставили камень... Причем сначала эту часть Ла–Манша забрали у моря, насыпали земли...
— Кстати, на днях в могилевском музее Бялыницкого–Бирули открылась выставка плакатов «Лучшее от Цеслера и Войченко» из коллекции Национального художественного музея...
— Надо же, а я об этом ничего не знаю! Обычное дело...
— Ну а про свою недавнюю выставку в Одессе вы знаете?
— Ну, про нее знаю. Украинские ребята мне обо всем сообщают. К слову, накануне эта выставка была в Киеве, и, когда туда прилетал Дэвид Линч, на прощание ему подарили мою майку. Рассказывали, Линч прямо в аэропорту снял свою рубаху, переоделся и улетел в моей майке домой в США.
— А я уж решила, что вы обзавелись агентом: что ни неделя — новая выставка Цеслера...
— Нет, не обзавелся... Да и где мне его взять?
— Не так давно я наткнулась в интернете на работы призеров одного международного конкурса плакатов и среди работ–победителей обнаружила вашу метафору с гитарными струнами, протянутыми через канализационный люк. Только автором там был указан отнюдь не Владимир Цеслер. Собираетесь что–то предпринимать?
— Конечно, плагиат там полный... Мой московский приятель и коллега Андрей Логвинов первым поднял эту тему, и вчера я получил из Франции письмо от человека, который был в жюри этого конкурса, с оправданиями, что, мол, он был не в курсе, чья это работа на самом деле. Логвинов пытался возражать: все–таки эта работа когда–то выставлялась на Варшавском бьеннале, и человек, которого приглашают в жюри международных конкурсов, просто обязан был ее видеть. Но что я могу сделать? Написал в ответ, что извинения принимаю и пусть передаст автору, чтобы больше так не делал.
— А могли бы в суд подать, денег заработать...
— Какой суд, каких денег? Да я никогда в жизни внимания не обращал на такие вещи. Ну продаются в Киеве мои майки, хотя я никому не давал разрешения на это, и что? Точно так же они и в Китае продаются, и в Канаде... Что я могу с этим сделать? Ничего. Вон в Питере есть магазин, который торгует контрафактом, даже не пытаясь этого скрывать. Так и называется — «Пират». А недавно российские музыканты подсчитали, что ежегодно теряют из–за пиратов 4 миллиарда долларов, но изменить ситуацию уже никто не в силах.
— Скажите, а существует ли для вас понятие морали?
— Конечно же, существует. Если бы понятие морали меня не волновало, я вообще не занимался бы искусством. Но не я ведь придумал нецензурную лексику, которая стала частью нашей жизни... Опять же, почему вы не спросите прямо про мои открытки к Новому году, где я на разные лады обыгрываю год Тигра? Все почему–то обращают внимание только на одну, с немецким танком. И возмущаются: мол, какая гадость! А вот мне интересно, почему вы выбрали именно эту открытку, а не другую? Что происходит в вашем мозгу?
— А когда–то, говорят, вы с покойным Сергеем Войченко создавали костюмы для космонавтов...
— Увы, была всего лишь попытка сделать дизайн шлюзовой камеры для космической станции. Но разработанный нами проект оказался тогда никому не нужен... К слову, я и теперь не понимаю, для кого создаются ткани камвольного комбината? Кто придумывает эти рисунки, почему не пригласят адекватного художника?
— А вы часто вспоминаете Сергея? Все–таки четверть века вы работали вместе...
— Постоянно! Постоянно в мыслях ругаемся. Но иногда я с ним соглашаюсь...
