Сопереживание — главное, чем ценна литература

Разделяю тревогу, пронизывающую статью В.Портнова «Литературные патологоанатомы» («СБ» 25.05.2005 г.). Согласен с наблюдением автора: «Школа пытается научить ученика препарировать произведение, прослеживать тектонику и архитектонику, выявлять композицию и так далее. Такое впечатление, что главная цель — подготовить будущих литературных патологоанатомов, литературоведов, критиков, но только не образованных, чувствующих и понимающих читателей». Бесспорна и мысль о том, что «конструктивизм в подходе к изучению литературного произведения в школе не способствует любви к чтению, а скорее убивает даже робкие ее ростки». Действительно: вульгарные технологи, пришедшие на смену вульгарным социологам, вновь пытаются схематизировать преподавание литературы.

Задача литературы — заставлять работать совесть (приводить в «гамлетовское» состояние). «Препарирование» литературы в нравственном смысле индифферентно: в том, что «Евгений Онегин» написан ямбом, могут быть одинаково уверены и преступник, и его жертва. Следовательно, возникает вопрос об этике обучающего: нельзя воспевать Наташу Ростову, а жить по морали Элен Безуховой. Хороший литературный вкус — это прежде всего высокая порядочность в жизни. Взяточник или склочник, упивающийся красотой триолетов или хокку, страшнее необразованного носителя подобных же нравственных качеств.

Совесть — альфа и омега преподавания литературы. Важно понимание этого слова как совести, созвучия, совпадения с вестью. Ангел в переводе — вестник. Евангелие — благовестие. Вестей (Заповедей) в Евангелии десять. Главная из них — «возлюби...». Содержание любого литературного образа — тоже «возлюби». Сопереживание (эмпатия) — главное, чем ценна литература. Следовательно, и методика постижения искусства слова должна быть сопереживательной. Тем более что сопереживание — смысл духовного бытия человечества вообще.

Прежде чем всерьез изучать литературу в школе, надо вслушаться вместе с учениками в значение общеизвестных слов. Первое из них — образование. Однокоренные ему — образ и образы. Если этого не заметить, образование начнет пониматься только как широкая информированность. Второе слово — счастье. Это — пребывание «с частью». Дана тебе, человек, доля. В нее входят встречи и прощания, находки и потери, взлеты и падения, рождения и смерти — словом, все, что выпадает на «часть», на долю каждого. Достойно неси свою долю. Ведь ты — человек. Чело на век. У каждого век — свой, короткий или нет. И пройти его надо с челом, а не со злостной физиономией какой–нибудь.

Литература — это рассказ о тебе и только о тебе, читающий. Смотреть со стороны, как персонажи действуют в сюжете, — безнравственно. Ведь подглядывание предосудительно и в жизни. В книге все всерьез: люди погибают или преодолевают смерть, сказочно богатеют или бедствуют. Ученики не читают текстов, полагая, будто книги не про них, а про неких виртуальных особей. Но если воспринять путь Одиссея от Трои до Итаки как предсказание о моей собственной жизни, я буду читать Гомера очень внимательно.

Генеральная задача человечества — духовное и, как следствие, физическое выживание рода людей. Мы не знаем, для чего и как появились в размеренно жившей и без нас природе, чем и когда завершится наш путь. Выживание возможно только при гармонии между окружающей вселенной и космосом отдельной человеческой души. Нормой морали является закон всемирного тяготения, понятый как метафора межчеловеческого общения. Само появление искусства как отдельной формы познания мира объясняется тем, что сугубо рациональные формы познания выживания человеческому роду не гарантировали. Причиной создания художественного образа может быть только боль. Она же — повод для серьезного чтения литературы.

Содержание литературы не описанное событие, а воплощенное состояние. Как и человеческая жизнь: в ней состояние важнее события. Любые идеологические системы, политические устройства, религиозные, эстетические, экономические концепции, не совпадающие с космическим законом всемирного тяготения (состоянием гармонии с совестью), отвергаются человечеством. Литература же вечна, поскольку ее содержание не быт, а бытие. Художественное слово повествует о том в человеке, что предполагаемо, но логически непостижимо. Не надо ничего формировать: учитель и ученики на уроке — одинаковые пилигримы к тайнам художественно выраженной правды выживания. Освоить эту правду до конца невозможно в принципе.

Литература — образное воплощение нравственных ПРОБЛЕМ. Мы же изучаем изящную словесность по ТЕМАМ. Разница существенная. Тематически построены программы, учебники, пособия: боимся проблем. А куда нам девать Ф.Достоевского в русской литературе и Кузьму Чорного — в белорусской? Они ведь о двойственности человеческой натуры говорят, о феноменологии стыда! Автор статьи «Литературные патологоанатомы» свои ощущения от чтения передает так: «Я ухожу в какой–то другой, более нравственный, глубокий, не забытованный мир. Там, если угодно, моя душа трудится...»

Уходить, конечно, можно. Но что делать с миром реальным? Не ему ли стоит служить? Если литература будет восприниматься нами как живущий среди нас голос мессии, ученики начнут читать книги, причем подлинные, а не «глянцевые» бестселлеры. Дело учителя, как представляется, не формировать души школьников, а вместе с учениками формироваться, постигая глубины образов. Учитель предполагает, литература (высказывающийся космос) — располагает.

Юрий ПОТОЛКОВ, кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и истории русской литературы Брестского государственного университета им. А.С.Пушкина.