В нашу роту назначили нового командира. Комбат подполковник Пятницкий представил его - капитан Попов. Перед нами стоял офицер в морской форме среднего роста, крепкого сложения. О себе он сказал по-военному кратко: "Суворовское училище, военное училище, служба на флоте, прибыл в часть для дальнейшего прохождения службы".
Когда на следующий день капитан Попов появился в сухопутной форме, мы были разочарованы. Уж очень он был хорош в морской форме!
Нашей музыкально-концертной роте везло на командиров. Чего стоил командир взвода лейтенант Гургенидзе! В торжественных случаях и, конечно, на парадах Гургенидзе ходил у знамени части с шашкой. В эти минуты на него страшно было смотреть. Высокий, стройный, с орлиным профилем, он шел у знамени, четко впечатывая каждый шаг. Лицо его бледнело, выражение становилось, как отпечаток на медали, движения точны и торжественны. Так мог ходить только Гургенидзе!
Шел второй год моей службы в армии. Мы по-прежнему занимались боевой подготовкой, репетировали, давали концерты. Командир роты Попов быстро завоевал наши любовь и доверие. Он ради показухи не гонял нас и, если надо, мог пробежать вместе с нами кросс или сделать на перекладине "склепку". Он понимал, что "привилегия" для нашей роты выливалась в дополнительную нагрузку. Капитан Попов сопровождал нас в поездках с концертами, заботился, чтобы мы были накормлены, потому что часто мы возвращались с концерта после отбоя, за полночь. А подъем все равно в 6 утра!
Поездки с концертами на предприятия, в колхозы имели для меня и отрицательный момент. На какое-то время ты попадал в другую атмосферу, встречался с другими людьми, живущими нормальной жизнью. Ты видел девушек, парней, которые свободно гуляют, не зная, что такое: "Рота, подъем!" В такие минуты хотелось что-то изменить, ускорить бег времени, чтобы приблизить заветное - дембель.
Такой случай мне вскоре представился.
Наш худющий Валера Бобков один мог "замолотить" бачок овощного рагу. Бобков служил писарем в штабе полка, и от него мы узнали, что идет набор ребят на Кубу. Был в разгаре Карибский кризис. Долго не раздумывая, я направился в штаб полка. Начальник штаба дал мне заполнить анкету, и через некоторое время меня вызвали.
- Поедешь. Будешь там зав. библиотекой, - лаконично проинформировал меня начальник штаба.
Утром меня вызвал командир роты капитан Попов.
- Ты что, заболел? - спросил он.
- Никак нет, товарищ капитан, - ответил я.
- А это что? - спросил капитан Попов, держа в руках мою анкету. - Тебе что, жить надоело или ты хочешь вернуться домой калекой?! Если вернешься! - строго сказал Попов. - Романтик!.. - с усмешкой добавил он и разорвал мою анкету: - Иди и не дури больше.
Я шел по полигону. Стояла глубокая осень. Мы были на тактической подготовке. Я догонял ребят, как вдруг прямо под ногами увидел цветок. Я глазам своим не поверил. Это был цветок - сон-трава! Я наклонился, чтобы убедиться, что мне не мерещится. Передо мной рос одинокий цветок - сон-трава!
В детстве перед Пасхой мы ходили в ближний лесок, чтобы набрать этих чудесных весенних цветков. Они появлялись одни из первых, сразу после снега, и мы собирали букетики, чтобы украсить праздничный стол.
"Я ни разу на Кубе не был,/ Но в мои врываются сны,/ Ее синее, синее небо,/ Буйство красок ее весны", - вертелось у меня в голове стихотворение Ваншенкина.
Зима. Мороз за минус 20. Дует холодный ветер, свищет в промерзлых кустах.
- Костров не разводить! В бэтээрах не сидеть! Занять оборону на рубеже отдельно стоящего дерева! - поставил задачу командир роты.
Одно спасение - долбить ломом промерзлую, как кость, землю. Это согревает, но ненадолго. Сашка Шалманов, наш барабанщик, поверх бушлата и валенок натянул на себя химзащиту и, обхватив автомат, бродит, как призрак, по полигону.
"Надо долбить, иначе..." - думаю я, снимаю с себя бушлат, сворачиваю его в плотный комок и начинаю упорно долбить ломом мерзлую землю. Первое время от холодного лома руки немеют, потом постепенно тепло откуда-то из живота начинает медленно растекаться по телу. Надо долбить не останавливаясь, пока не почувствуешь тепло во всем теле. Теперь быстренько развернуть бушлат, надеть - и в сугроб. Минут 10 - 15 можно даже вздремнуть.
Я вспоминаю рассказы отца о войне. Где-то под Кенигсбергом они по пояс в холодной воде, в обмотках, несколько суток выбивали немцев из укрытий.
- Ну хоть бы насморк! Выдавали ведро чуть теплой воды. Это была наша баня! - рассказывал отец.
На тех зимних учениях никто из нас не обморозился и не заболел.
- Это вам, чтоб служба медом не казалась! - шутил командир взвода старший лейтенант Воробьев.
На втором году службы я стал сержантом. Ребята подтрунивали, мол, прибавка к жалованью на целый червонец! На курево все равно не хватало. Постоянно друг у друга стреляли сигареты.
- В Гаване бы кубинские сигары курил! - смеялись ребята.
Теперь я думаю: "Как бы все обернулось, если бы командир роты капитан Попов не порвал тогда мою анкету? Были бы у меня и сон, и трава. А может быть, все было бы наоборот. Знал ли, что делал, тогда товарищ капитан?.."
